Страница 27 из 83
Я вышла из кабинета, не потрудившись посмотреть, какой эффект произвели на него мои слова, да и произвели ли? Все срочное я доделала за полтора часа и теперь раздумывала, покачиваясь на стуле, ждать мне расчета, как последней подачки, или взять и уйти? А что, пусть подавится своими деньгами! Перетруждаться мне и вправду не пришлось, хотя и дурака на работе не валяла, а тряпки, что я вчера купила, так они у меня останутся, авось пригодятся когда-нибудь. Жить, правда, не на что, но я придумаю что-нибудь, машину продам, побыла белым человеком и хватит, на метро можно ездить. Я сразу повеселела, мигом собралась, выключила компьютер и, повесив сумочку на плечо, бодро пошла к двери. В дверях я столкнулась с шефом, он минут сорок назад куда-то уходил, а теперь вернулся.
Увидев меня, он нахмурился:
— Ты куда? Я тебя не отпускал еще, слишком торопишься. Обойдешься сегодня без обеда, у меня есть еще для тебя задание срочное, садись и делай, а не то не получишь никаких денег.
Я засмеялась:
— Вы что-то говорили о моей бабьей дурости, если раньше у меня ее не было, то теперь хочу ее заиметь, полезная, оказывается, вещь. Чао! — И я вышла, продолжая тихо смеяться.
Самое удивительное, что это был не нервный смех, а обыкновенный, мне почему-то стало легко на душе. Выйдя из здания, я не оглянулась, значит, и в самом деле отряхнула прах со своих ног.
Дома я первым делом залезла в ванну, сняла бинт с руки и вымылась как следует, намылившись не меньше трех раз. Потом приготовила себе поесть, да не какие-нибудь бутерброды, а рагу из мяса с баклажанами, помидорами, луком и чесноком. Все это время я напевала себе под нос какую-то дурацкую песню со словами: «Дочь капитана Джаней, вся извиваясь, как змей, с матросом Гарри без слов танцует танго цветов». Поставив горшочек с рагу в микроволновку, я задумалась о том, откуда ко мне приплыла эта пошлость, где я могла ее подцепить? Да мы ведь в пионерском лагере ее пели, очень она мне тогда нравилась, да и остальным девчонкам тоже, хотя вожатые нас ругали за нее. Я попробовала вспомнить, какие слова там дальше, и вдруг замерла… да я ведь вспомнила, что-то вспомнила! Конечно, воспоминание это было совсем бесполезное, но оно было. Раздавшийся телефонный звонок слегка вспугнул, но не затушил моей радости. Звонил Борис.
— Здравствуй. Хорошо, что ты уже дома, мне надо с тобой поговорить, я зайду? Я недалеко, буду минут через пятнадцать.
Я закончила разговор и подумала, что к приезду Бориса как раз поспеет мое рагу. Но тут же забыла и про рагу, и про Бориса. И так и этак я пробовала расшевелить свою память, понукала ее, но даже слова песни дальше не вспомнила, не говоря уже о чем-нибудь более серьезном, а жаль. Борис вошел в квартиру с такой хмурой физиономией, что я насторожилась: уж не напакостила ли щучка и здесь? Но неужели он ей поверил? Это после всего-то! Хотя, может быть, именно ей он и поверит, что я знаю о такого рода отношениях? Я накрывала на стол, искоса поглядывая на Бориса, но он, по-моему, не замечал моих хлопот, полностью погруженный в себя. Наконец он встрепенулся так резко, словно его кто в бок толкнул:
— Что у тебя произошло с Норой?
Ну так и есть, уже настучала!
— А в честь чего такой вопрос? — ответила я вопросом на вопрос, начиная заводиться.
— Не увиливай! Так что у тебя было с ней?
— Война у меня с ней была, черная, страшная, не на жизнь, а на смерть! Была, есть и будет! Теперь тебе все ясно или еще чего-нибудь добавить? — уже не говорила, а кричала я.
— Характер у Норы не из легких, но надо как-то цивилизованно решать вопросы, так же нельзя, она плачет.
— Ах, она плачет?! И почем слезы у этой крокодилицы?
— Это уже грубо, а грубость не аргумент.
— Нет у меня для вас аргументов, не припасла как-то! И вообще, надоели вы мне все, а ты больше всех! Все, хватит делать из меня дурочку, я вам не девочка для битья. Давай выметайся отсюда!
Борис не двинулся с места, в глазах у него появился опасный огонек, но мне было море по колено.
— Давай, катись к своей Норе, утешь ее, слезки подотри. А потом вместе будете новые яды изобретать!
Я подлетела к нему и стала колотить кулаками по его груди, но успела стукнуть не больше двух раз. Он схватил мои руки и держал так крепко, что, сколько я ни извивалась, вырваться не могла. Раздался звонок в дверь. Мы оба замерли на мгновение, потом Борис отпустил мои руки и прошел в ванную, тихо закрыв за собой дверь.
На пороге стоял Алексей Степанович, я сначала не хотела открывать, потом передумала и, открыв дверь, зло уставилась на него. Он преспокойно отстранил меня и прошел в кухню. Увидел накрытый на двоих стол, изогнул бровь.
— Я так и думал, что у тебя кто-то есть, времени ты зря не теряешь. И пахнет вкусно, по какому случаю праздничный обед?
Я молчала. У меня было такое ощущение, словно против меня ополчился весь мир, и я боялась разрыдаться, если попробую сказать хоть слово. Бывший шеф мое молчание истолковал по-своему!
— Ты напрасно строишь из себя невинную жертву, у тебя ничего не выйдет, один раз я тебе поверил, когда взял на работу, теперь хватит. Но я и не чудовище, каким ты меня воображаешь, я принес твой заработок за неделю и возмещение за тряпки. Выходного пособия тебе не положено, ты слишком мало проработала в фирме. На первое время денег тебе хватит, а потом что-нибудь придумаем, может, найду тебе заказчика, но не сейчас. Сейчас мне некогда. Хотя знаешь, и как эта мысль мне сразу в голову не пришла? Поедем завтра на дачу, поживешь там до осени, будешь заниматься с Валериком, это у тебя хорошо получается. Ну что, поехали?
— Никуда я с вами не поеду, и денег мне ваших не надо. Это не вы во мне обманулись, а я в вас. Несмотря на ваше барское хамство, мне казалось, что есть в вас настоящие человеческие качества, но я ошиблась. Нет в вас ничего хорошего, вы такой же, как Нора, недаром она вам кажется порядочной. А я предпочту называться кем угодно, только не быть с вами в одной компании. Не тратьте на меня свое драгоценное время, уходите и конвертик свой забирайте, вам он нужнее будет.
— Какая же у тебя тяга к театральности! Не терплю притворства. Подожду, когда с тебя слетит весь напускной апломб и ты станешь хоть чуть-чуть естественнее, тогда и поговорим. А деньгами не разбрасывайся. — Он собрался уходить, но остановился, глядя на меня с удивлением.
Я смеялась, сначала тихо, потом во все горло.
— Вы, вы… ох, не могу, да вы меня уморите! Не любите притворства, это вы-то? — И я опять расхохоталась.
Досада боролась в нем с любопытством, победило любопытство.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Да то, что вы одно сплошное притворство и есть. Хотите пример? Пожалуйста. Вчера вы обвинили меня, что я дома напиваюсь частенько до поросячьего визга, а ведь я каждый день на работу ходила и каждый день разговаривала с вами, почувствовали вы хоть раз, что от меня пахнет спиртным или перегаром? И на даче у вас я ни разу не выпила, и не говорите мне, что я хотела произвести хорошее впечатление, пьющего человека такие пустяки не останавливают. Но вы предпочли поверить дочери, так удобнее, да и дочь все-таки. Насчет Норы не знаю, может быть, вы и вправду не замечаете в ней фальши, в таком случае мне вас жаль. Вполне может быть, что все вы прекрасно видите, но она вам нужна зачем-то, вы и хвалите ее. Это ваше дело, не смотрите, не обожгитесь.
Он не возразил, быстро отвернулся и ушел, только тут я заметила, что конверт с деньгами остался на столе. Ну и черт с ним! В конце концов, эти деньги я заработала. Оставив конверт, я обошла Бориса, который вышел из ванной и что-то хотел сказать мне, и ушла в комнату. Есть я уже не хотела, на меня вдруг навалилась усталость, я легла на диван и закрыла глаза. Было такое ощущение, что я заболела: голова горела, во рту было горько, перед закрытыми глазами мельтешили цветные пятна. Это нервное, надо отдохнуть, успокоиться, и все пройдет. Но какой уж тут отдых, когда Борис зашел в комнату, присел возле меня на диван и стал тормошить меня, желая получить ответы на свои вопросы. Я попыталась отвернуться от него, а когда не получилось, то я села и попробовала спихнуть его с дивана, но он не спихивался. Почему я не заметила, как наша борьба вдруг переросла в поцелуи и объятия?! Я была в шелковом халате, пояс которого тут же развязался. Ощутив горячие поцелуи Бориса на своей шее и груди, я хотела оттолкнуть его и не смогла, руки были словно ватные. Когда мы пришли в себя, оба напоминали рыб, выброшенных штормом на берег, были мокрые и едва дышали. Борис продолжал прижимать меня к себе, моя голова лежала у него на левом плече. Я не хотела сейчас думать ни о том, что между нами произошло, ни о том, что это будет значить для меня, ясно было одно — мой ребенок меня нигде не ждет, до сегодняшнего дня я была девственницей. Борис приподнял голову и попробовал заглянуть мне в глаза, я сильнее вжалась в его грудь, тогда он повернул к себе мое лицо. Из его глаз исчез чувственный дурман, они были ясными и смотрели мягко и нежно.