Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 93



Папа едва дождался Кампанеллу. Выслал всех секретарей и слуг. Они остались вдвоем — наместник бога на земле и еретик, признанный Святой Службой нераскаявшимся. Кампанелла вошел в папские покои узником. После нескольких встреч с папой он покинул их свободным человеком.

В нестерпимо жаркий июльский день 1628 года, спустя двадцать девять лет после того как Кампанелла был схвачен в Калабрии, он окончательно вышел на свободу, став советником Урбана VIII по вопросам астрологии. Уж не сон ли это? Нет, не сон! Папа уверовал, что никто, кроме Кампанеллы, не может составить ему верного гороскопа, а главное, никто, кроме него, не знает, как повлиять на светила, чтобы их положение было благоприятным для Урбана VIII. Кампанелла совершил шаг, еще более опасный и смелый, чем тот, которым спас себя в Кастель Нуово от смертного приговора, когда изображал безумие. Он пошел на великий риск, стал приближенным папы и выиграл.

Итак, он свободен!

Великое счастье! Нужно столько лет быть узником, чтобы его оценить. Свободен… Лучше поздно, чем никогда. Горькие слова. Друзья его погибли или умерли. Мавриция он отринул от себя. Дионисий исчез в неведомой дали.

Жизнь прошла. Перечеркнута тюремными решетками, задушена тьмой подземелий, вытекла кровью из ран. Убитые годы ему ничем не оплатят.

Ошибок не исправишь. Поздно…

Ну нет! Он столько лет боролся за свободу, что не станет упрекать ее за опоздание. Свобода никогда не приходит слишком поздно. У него достанет сил встретить ее достойно. Он насладится ею. И не в спокойной бездеятельности. Отдых не его удел.

Он не может позволить себе быть слабым. Если слабость заметят, его растопчут. Уверенным он должен предстать теперь перед папой, ни на миг не позволяя заподозрить себя в слабости. Пусть властитель Ватикана видит перед собой мудреца, не только знакомого с тайнами светил, но способного влиять на них, пусть папа почувствует, что зависит от Кампанеллы.

Однако ему не нужна свобода, которая уйдет на то, чтобы быть советником папы. Существовать ради того, чтобы спасать свое существование, он не хочет.

Да, сил у него немного и времени впереди тоже немного. Но пока есть силы, пока есть время, он пойдет по пути, который избрал однажды. У него есть цель — истины, открытые им, сообщить миру!

Выиграл свободу. Надолго ли?

Эпилог



Кампанелла! Кампанелла! Ты слышишь меня, Кампанелла?! Он проснулся, почувствовал, как тяжко бьется сердце. Кто зовет его? Никто. Ему померещилось. Это колокол звучит за стенами. Колокол бронзовый взывает к нему — колоколу живому. Ты еще жив? Ты еще жив, Кампанелла? Отзовись, отзовись, отзовись…

Где он? Под ним не тощая подстилка. Он не на каменном полу. Стены не давят и не дышат сыростью. У него мягкое и теплое ложе. Значит, он не в тюрьме. Слава богу! До сих пор каждый раз, когда он просыпается, ему чудится, что он в Замке Святого Ангела, или в Кастель Нуово, или в Замке Святого Эльма, или в Кастель дель Ово. Во сне он чувствует, как болят руки. Проснувшись, понимает, они болят не потому, что их вчера выворачивали на дыбе, а ноги ноют не потому, что их веревками притягивали к острым перекладинам. Пытки в прошлом, а ноги и руки болят всегда и никогда болеть не перестанут. Они изувечены так, что не болеть не могут.

Но где он? Тяжелый туман обволакивает сознание. Такое мягкое, такое теплое ложе было у него когда-то в доме Марио дель Туфо. Когда это было?

За окном голоса. Незнакомые голоса и речь не итальянская. Где он? Кампанелла вдруг все вспоминает. Он во Франции. Уже давно. Целых пять лет. Бесконечных пять лет. Он бежал сюда, когда ему в Риме стал грозить новый арест. А шесть лет после освобождения жил там в вечной опасности. Среди приближенных папы у него было много врагов, они только и ждали возможности погубить его. Он знал: в день, когда вера папы в могущество Кампанеллы-астролога поколеблется, он погиб. Ему бы давно покинуть Рим. А он оставался. Раньше в тюрьмах он боролся за свободу. Теперь он боролся за отмену запрета своих книг. Нелегкая борьба! Когда-то его врагами были прокуроры, судьи и палачи. Теперь его злейшим врагом стал главный цензор Ватикана — магистр Святого дворца Никколо Риккарди. Когда Кампанелла первый раз увидел его, он подумал, что Риккарди привиделся ему в страшном сне. Риккарди был уродливым карликом. Все звали его за спиной падре Мостро — отец Чудовище. И он мстил миру за свое уродство — более злобного и лицемерного человека не сыщешь! Вот с кем Кампанелла вел долгую борьбу. Кое-чего ему удалось добиться: имя его исключили из Индекса запрещенных книг. Это не справедливость восторжествовала, а новый приступ страха сделал папу особенно милостивым к своему астрологу. Чуткие к веяниям собратья из доминиканского ордена удостоили брата Томмазо высокой чести: недавний еретик был провозглашен магистром богословия. Это не мешает отцу Чудовищу, который уже не мог запрещать сочинения Кампанеллы все сразу, запрещать их по отдельности.

Жизнь в Риме требует сил, хитрости, терпения. Здесь постоянно плетется паутина интриг, здесь живут слухами, здесь в единый узел связываются соображения высокой политики и мимолетное настроение папы. Кампанелла не придворный, не дипломат. Он опять совсем не бережется. Читает лекции новым ученикам. У него они есть опять. С некоторыми он беседует не только на философские темы. У Кампанеллы часто появляются живущие в Риме молодые калабрийцы. Узнав, что Галилей снова в опасности, Кампанелла — ему бы быть тише воды, ниже травы — опять вступается за Галилея. Враги Кампанеллы торжествуют — неосторожным этим шагом он сломает себе голову! В деле Галилея папа проявляет непреклонность: непрошеному защитнику несдобровать… Однако его святейшество счел за благо не придать значения заступничеству Кампанеллы.

Но тут стряслась беда. В Калабрии раскрыт новый заговор против испанского владычества. Новые заговорщики хотели продолжить дело, некогда начатое Кампанеллой, Дионисием и Маврицием. Только надеялись не на турок, а на французов и венецианцев. Начать они хотели с уничтожения вице-короля. Заговорщиков выдали. Главный из них, Томмазо Пиньятелли, был сразу схвачен. Он держался на допросах стойко, но испанцам удалось дознаться, что Пиньятелли в Риме принадлежал к числу учеников Кампанеллы. Они сделали вывод — старый мятежник причастен к плану нового заговора, и, по-видимому, не ошиблись.

Снова в переписке Мадрида и Рима появилось имя Кампанеллы. Испанская корона резко потребовала у Рима немедленной выдачи своего злейшего врага, несколько лет назад тайком вывезенного из Неаполя, а теперь виновного в новом злоумышлении против Испании. Друзья успели предупредить Кампанеллу.

Опять оказаться в цепях? Опять стать узником, которого под усиленной стражей везут в Неаполь? А там — Кастель Нуово, Кастель дель Ово, Замок Святого Эльма? Опять допросы? Опять одиночки? Опять палачи?

На это у него больше нет сил. Этого он больше не выдержит.

Французский посол, с которым Кампанелла вел беседы на философские и политические темы, давно предлагал Кампанелле приют, защиту и безопасность. Посвященный в планы нового калабрийского заговора, которому Франция благоприятствовала, посол теперь, когда заговор раскрыт, а участники схвачены, настоятельно повторил свое давнее предложение, Кампанелла принял его. Его отъезд из Рима походил на бегство.

И вот он уже пять лет во Франции. Речь за окном его просторной кельи в парижском монастыре на улице Сент-Оноре — речь французская. И большой город за стенами монастыря — Париж. Здесь ему никто и ничто не угрожает… Чем хуже отношения французского короля Людовика XIII с Испанией, тем благосклоннее он к Кампанелле. Кампанелле покровительствует кардинал Ришелье. У кардинала свои счеты с ватиканскими прелатами, и кардиналу приятно показать, что он не считается с ними. Конечно, не все так хорошо, как хотелось бы. Книги Кампанелла издает с трудом. Ему то дозволяют их печатать, то чинят помехи. Но к таким превратностям он привык. Он беден. Но он и прежде не был богат. У него в жизни есть цель — собрать и издать все, что он написал. А это целая библиотека! И пока он не издаст ее, он не может позволить себе ни праздности, ни смерти. Написанное раньше надо перечитать, улучшить, дополнить. При каждом удобном случае напоминает он о главном из трудов своих, о «Городе Солнца».