Обнаженное солнце (сборник)

Данделло был беленьким котенком. Но однажды он у нас исчез. Теперь-то я узнала, что с ним приключилось!

После серии безуспешных опытов и многочисленных бессонных ночей Боб сообщил мне наконец, что аппарат работает отлично, и пригласил присутствовать при опыте.

Я поставила на поднос два бокала и бутылку шампанского, чтобы отпраздновать победу, так как знала, что Боб не позвал бы меня зря: раз он демонстрирует открытие, значит, оно действительно удалось.

— Чудесная идея! — улыбнулся он, беря у меня из рук поднос. — Выпьем реинтегрированного шампанского!

— Надеюсь, оно будет таким же вкусным, Боб?

— Конечно! Вот увидишь, Анн.

Он открыл дверцу переоборудованной телефонной кабины.

— Это передаточный аппарат, — пояснил он, ставя поднос на табуретку внутри кабины.

Захлопнув дверцу, он протянул мне темные очки и осторожно подвел к стеклу.

Затем он тоже надел защитные очки, нажал подряд несколько кнопок, и я услышала приглушенный гул электрического мотора.

— Ты готова? — Он погасил лампу и щелкнул выключателем, отчего в кабине вспыхнул фантастический голубоватый свет. — Тогда смотри в оба!

Он нажал какой-то рычаг, и лаборатория осветилась нестерпимым оранжевым сиянием. Внутри кабины я успела рассмотреть нечто вроде огненного шара, который с треском улетучился. Ощутив лицом внезапное тепло, я спустя мгновение различала только пляшущие черные круги с зеленым ободком, как это бывает, когда поглядишь на солнце.

— Можешь снимать очки. Конец!

Театральным жестом Боб открыл дверцу передаточной кабины, и, хотя я была готова, у меня захватило дух, когда я увидела, что табуретка, поднос, бокалы и бутылка шампанского начисто исчезли.

Боб торжественно повел меня в соседнюю комнату, где стояла точно такая же кабина, и, открыв дверцу, триумфальным жестом вынул оттуда поднос с шампанским, которое тут же поспешил открыть. Пробка весело полетела в потолок, и шампанское заискрилось в бокалах.

— Ты уверен, что это можно пить?

— Абсолютно, — ответил он, протягивая мне бокал. — А теперь мы проделаем с тобой еще один опыт. Хочешь?

Мы снова перешли в зал с передаточным аппаратом.

— О, Боб! Вспомни о Данделло!

— Данделло лишь подопытное животное, Анн. Но я уверен — неприятностей не будет.

Он открыл дверцу и пустил на металлический пол кабины маленькую морскую свинку. Снова раздалось гудение мотора и вспыхнула молния, но на этот раз я сама поспешила в другую комнату. Сквозь стекло приемной кабины я увидела морскую свинку, которая как ни в чем не бывало бегала из угла в угол.

— Боб! Все в порядке! Опыт удался.

— Наберись терпения, Анн. Это покажет будущее.

— Но свинка жива-здорова, Боб!

— Так-то так, но для того, чтобы узнать, не повреждены ли внутренние органы, нужно выждать время, Анн. Если через месяц все будет в порядке, мы сможем предпринять с тобой серию новых опытов.

Этот месяц показался мне целой вечностью. Каждый день я ходила посмотреть на реинтегрироваиную морскую свинку. Чувствовала она себя отлично.

По истечении месяца Боб поместил в передаточную кабину нашу собаку Пиколса. За три часа он десятки раз был разложен и восстановлен. Выскакивая из приемной кабины, пес с лаем несся к передаточному аппарату, чтобы повторить опыт.

Я ожидала, что Боб пригласит некоторых ученых и специалистов из Министерства авиации, чтобы доложить им, как всегда, результаты своих исследований. Но Боб не спешил с обнародованием изобретения. Я спросила почему.

— Видишь ли, дорогая, это открытие слишком важно для того, чтобы взять и просто сообщить о нем. Есть некоторые фазы операции, которых я сам до сих пор не понимаю. Предстоит работать и работать.

Мне не приходило в голову, что он может подвергнуть опыту самого себя. Только когда произошло несчастье, я узнала, что в передаточной кабине смонтирован второй командный пульт.

В тот день, когда Боб проделал этот опыт, он не пришел к обеду. На двери его лаборатории была приколота кнопками записка:

“Прошу не мешать. Работаю”.

Чуть позднее, перед самым обедом, ко мне прибежал Гарри и похвастался, что поймал муху с белой головой. Я, даже не взглянув на муху, велела немедленно отпустить ее.

Боб не вышел и к послеобеденному чаю. С ужином повторилось то же. Томимая смутным беспокойством, я постучала в дверь и позвала его.

Слышно было, как он ходил по комнате. Спустя немного времени Боб подсунул под дверь записку. Я развернула ее и прочла:

“Анн! У меня большая неприятность. Уложи Гарри и возвращайся через час”.

Напрасно я стучала в дверь и кричала — Боб не открыл мне. Услышав стук пишущей машинки, я, немного успокоенная, пошла домой.

Уложив Гарри, я вернулась назад и нашла новую записку, которая была подсунута под дверь. С ужасом прочла я:

“Анн!

Я рассчитываю на твою твердость — ты одна можешь мне помочь. Меня постигло огромное несчастье. Жизнь моя сейчас вне опасности, но это вопрос жизни и смерти. Я не могу говорить — поэтому кричать или задавать вопросы бесполезно. Делай то, что я тебе скажу. В знак согласия постучи три раза и принеси мне кружку молока с ромом. Я не ел со вчерашнего дня и ужасно проголодался. Рассчитываю на тебя. Боб”.

Трясущейся рукой постучала я три раза и побежала домой за молоком.

Вернувшись, обнаружила новую записку:

“Анн! Очень прошу тебя — в точности выполняй мои инструкции!

Когда ты постучишь, я открою дверь. Поставь кружку с молоком на стол и, не задавая мне вопросов, сразу же иди в другую комнату, где стоит приемная кабина. Осмотри все уголки. Постарайся любой ценой найти муху, которая должна быть там. Я искал ее, но напрасно. К несчастью, сам я сейчас с трудом различаю мелкие предметы.

Но сначала ты должна поклясться, что в точности выполнишь мои просьбы и, главное, не попытаешься меня увидеть. Спорить тут нечего: три удара в дверь, и я буду знать, что ты готова слепо подчиниться мне. Жизнь моя зависит от той помощи, которую ты мне сумеешь оказать”.

Сердце гулко колотилось у меня в груди. Стараясь справиться с волнением, я трижды постучала в дверь.

Боб — я слышала — подошел к двери и скинул с нее крючок.

Войдя в кабинет с кружкой молока, я почувствовала, что Боб притаился за открытой дверью. Борясь с желанием обернуться, я произнесла подчеркнуто спокойно:

— Можешь рассчитывать на меня, дорогой.

Поставив кружку с молоком на стол, рядом с единственной горевшей лампой, я пошла в другое помещение, которое было ярко освещено. Здесь все было перевернуто вверх дном: папки и разбитые пузырьки валялись среди опрокинутых стульев и табуреток. От большой эмалированной ванны, где догорали какие-то бумаги, исходил резкий, неприятный запах.

Я знала, что мухи не найду: интуиция подсказывала мне, что интересовавшая Боба муха — это та самая, которую поймал, а затем выпустил сын.

Я слышала, как Боб в соседней комнате подошел к своему письменному столу. Затем раздалось громкое хлюпанье, словно ему было неудобно пить.

— Боб, я не вижу никакой мухи. Может, ты дашь другие инструкции? Если ты не в состоянии говорить, постучи по крышке стола: один удар я пойму как “да” и два удара — как “нет”.

Я старалась говорить спокойно и, услыхав двукратный стук, призвала на помощь всю свою волю, чтобы не разрыдаться.

— Можно мне войти к тебе в комнату? Я не знаю, что произошло, но что бы ни случилось, я буду мужественной.

Наступила напряженная пауза. Боб стукнул раз по письменному столу.

В двери, соединяющей помещения, я застыла от неожиданности: Боб сидел за письменным столом, накинув на голову золотистую скатерть, сдернутую со столика, стоявшего в углу, где Боб имел обыкновение обедать, когда ему не хотелось прерывать эксперимент.

— Боб, мы поищем ее завтра утром. А тебе необходимо прилечь. Хочешь, я отведу тебя в гостиную и позабочусь, чтобы тебя никто не видел?

Из-под скатерти, спускавшейся ему до талии, показалась левая рука: Боб дважды ударил по столу.