Заповедь

По взгляду, которым его проводил Асланбек, Мурат понял, что его объяснения не рассеяли у старца подозрений. Но никто не видел его ни возле дома, откуда было совершено похищение, ни в момент, когда они с Таймуразом волокли бурку. Не могли его обвинить и в том, что он не был среди преследователей, — в темноте ночи на скаку все всадники на одно лицо. Он мог быть спокойным...

Но вдруг Мурату показалось, что он бредит, что он сходит с ума. Во дворе дома Дахцыко стояла... Мадина! Она. Без всякого сомнения она! Неужто Таймураз отпустил ее? Тогда почему детвора не спешит к старикам сообщить новость?! Вот и старухи окружили Дунетхан и выражают ей сочувствие. Если Таймураз укутал в бурку не Мадину, то кого же? Кого? Ведь говорят о дочери Дахцыко. Вот и Асланбек все допытывался, кто же мог украсть «дочь Дахцыко».

Голова Мурата сразу пошла кругом. Он едва не закричал. Если в бурке была дочь Дахцыко, но не Мадина, то остается один вариант: Зарема?! Он поймал себя на том, что лихорадочно выискивает во дворе среди толпившихся женщин Зарему. Ее нет! Вот и Таира здесь... А Зарема?.. Где же ты, Зарема?! Ее не было во дворе... Не было Заремы?! Нет, нет, это невозможно! Неужели он, Мурат, своими руками вытащил из дома и посадил на коня Таймураза свою любовь? Как Бог допустил такое! Но это случилось! Случилось! Боже, как же?! За что такое наказание?! Неужели Таймураз не присмотрелся к ней, когда закутывал в бурку? Куда глядели его глаза? В комнате было темно? Ну и что?! Он должен был видеть, кого крадет! Зарема, Зарема, что я натворил?! Ты же совсем еще девчонка, а я помог этому волку утащить тебя! Мурат представил себе, как она, закутанная в бурку, задыхалась от страха и негодования. А потом... Потом... Неужели он совершил и это?! Он должен был отпустить ее, когда увидел. Почему же ее нет до сих пор в ауле?

Замешательство Мурата не осталось незамеченным женщинами. А он спешил к своему дому, ничего не видя, он должен сейчас же, сию минуту поскакать к пещере, чтобы самому убедиться в страшной ошибке. Он должен опередить события, чтобы не случилось еще более ужасного. Он, он сам погубил свою судьбу! Таймураз не имеет права тронуть Зарему! Она должна принадлежать ему, Мурату, и больше никому. Вот уже третий месяц он не сводил с нее глаз. Все ждал, пока она подрастет, все его мечты были связаны с нею. Ты слышишь, Таймураз? Если ты украл ее, то украл не у Дахцыко, не у Дунетхан, а у своего друга, Мурата, твоего названого брата! Эй, Таймураз, не соверши того, что может погубить побратима! Я не смогу этого вынести! Она не должна так пострадать. Не надо, Таймураз, она совсем тебе не подходит. Она совсем не такая, какая нужна тебе. И ты не можешь быть ей по душе. Вы совсем разные. Слышишь, Таймураз? Не трогай ее! Я помогу тебе выкрасть Мадину. Похищу любую, на кого ты укажешь. Оставь мне Зарему! Оставь!

Он почти бежал, он видел, что толпа девушек и парней, окружившая гармонистку у дома Кайтазовых, как по команде обернулась в его сторону. Тайный голос предостерегал его, требовал, чтобы он остановился, принял участие в танце, чтобы он развеял подозрения. Но ему было все равно. Сейчас он не думал ни о себе, ни о Таймуразе. Он спешил, чтобы спасти свою любовь!

Когда он вывел из сарая коня и стал торопливо надевать на него седло, кто-то тронул его за локоть. Перед ним стоял Тотырбек Кетоев.

— Далеко собрался? — спросил он хмуро.

— Никого в попутчики не зову, — резко ответил ему Мурат, а руки его уже затягивали подпруги.

— Не все становятся попутчиками по зову, — многозначительно сказал Тотырбек и стал расслаблять подпруги.

— Я спешу в путь! — рассердился Мурат, отрывая его руки от седла.

Но Тотырбек не позволял ему оседлать коня. Бешенство стало захлестывать Мурата... Чего он лезет куда его не просят?

— Ты прибудешь к Таймуразу не один, — услышал он шепот Тотырбека. — Ты приведешь к нему смерть.

— Почему ты решил, что я еду к нему? — зло спросил Мурат.

— Не только я, все так решили, — сказал Тотырбек. — И следят за тобой. Кайтазовы не простят ни Таймуразу, ни тебе, — посметь в день свадьбы Ирбека совершить такое?! С тебя глаз не сводят.

— Какое мне дело до похищения? — пытался возмутиться Мурат.

Тотырбек взглядом окинул его с головы до ног, губы его насмешливо скривились:

— Осетины на похищение не идут без лучшего друга, — и тихо добавил: — Я, конечно, не видел, кто там вынырнул из леса, да еще два выстрела над самым моим ухом сделал, но не хочу, чтобы меня считали за слепого... — и решительно заявил: — Надо выждать время.

Мурат тоскливо посмотрел на него, закрыл лицо руками:

— Ждать нельзя!

— Ничего, с голоду не помрут, — заявил Кетоев. — Пусть потерпят.

— Я должен, понимаешь, должен ехать к ним! — совсем не по-мужски Мурат схватил за руку Тотырбека. Тот понял, что горец зря не станет так горячиться.

— Им грозит опасность?! — спросил Тотырбек.

Мурат молча покачал головой из стороны в сторону, подумал: грозит опасность мне, ох какая опасность!

Помолчав, Тотырбек предложил:

— Если что срочное, то позволь мне сообщить. Я постараюсь скрытно. Куда надо добираться?

Нет, не мог Мурат поручить ему такое. Как рассказать, что произошло? Да разве может мужчина поведать о таком происшествии? Это позор не только Таймураза, но и его, Мурата, позор. Крали одну девушку, а в бурке оказалась другая! Такое без смеха невозможно выслушать...

— Помоги мне выскользнуть из аула, — взмолился Мурат. — Помоги!

Кетоев был серьезен, особенно когда дело касалось не его самого.

— Посмотрим, — сказал он уклончиво и деловито добавил: — А сейчас мы с тобой направимся на танцы, и ты покажешь всему аулу, как следует исполнять хонга кафт! Понял?!

... Вырвались они далеко за полночь... Тотырбек оказался горазд на выдумки. Им так и не удалось бы скрыться от глаз добровольных помощников Дахцыко и Кайтазовых, если бы не план Кетоева.

— Мы не станем от них скрывать, что отправляемся в дорогу, — предложил он Мурату. — На виду у всех сядем на коней, но отправимся затемно. Они, конечно, последуют за нами, но будут сопровождать нас на расстоянии, прислушиваясь к стуку копыт. Ты спрыгнешь с коня и пойдешь в гору пешком, а я с твоим конем поведу их за собой подальше от аула...

Уже рассвело, когда Мурат добрался до пещеры. Еще издали он услышал тихий голос Заремы. Она... пела! Пела о любви, о молодости, о сильном джигите.

Мурат впервые слышал эту песню. Она пела тихо, чтобы голос ее далеко не разносился. Но она пела. На мгновенье он уверил себя, что ничего страшного не случилось. Раз поет — значит, все в порядке.

Мурат обрадованно полез к пещере. И наконец увидел ее. Она сушила волосы. Разбросав по плечам, она подставляла их солнцу и радовалась утру, полузакрыв веки от прыгающих солнечных лучей. Таймураз лежал рядом с ней на спине, закинув голову на висевшее на камне седло. Мурат с вновь возникшей тревогой стал всматриваться в них, стараясь по виду определить, произошло ли что-нибудь между ними. «Сидит в нижнем платье!» — закричал внутренний голос. «Но ведь у нее другого нет!» — запротестовал Мурат. «Но почему она не стесняется его?» — возмутился голос. «По молодости и невинности», — успокаивал себя Мурат. «Неспроста! — злорадствовал голос внутри его. — Посмотри, как и он свободно разлегся возле ее ног... » — «Но Таймураз всегда так развязен... » И тут вдруг Зарема встала на колени возле Таймураза, опустила волосы ему на лицо и стала водить ими из стороны в сторону. «Что она делает?!» — удивился Мурат и тут же понял: она щекотала Таймураза своими косами.

— Ага! Проснулся! — услышал он веселый голос Заремы.

Рука Таймураза обхватила голову Заремы и притянула к себе. Мурат отвернулся. Он больше не мог смотреть на них.

Верно говорят старики, что дружба всегда оборачивается к одному из друзей горем. Вот и у них так. Винить Таймураза? Но он же не знал ничего. Я ему никогда не рассказывал о своих чувствах к Зареме. Но как он смеет не знать? Почему я все о нем знаю? Почему он не чувствует, что делает больно своему побратиму? Почему он такой?!