Обещание поцелуя

Стефани Лоуренс

Обещание поцелуя

19 декабря 1776 года

Монастырь Святой Марии, Париж

Полночь наступила и миновала. Хелена замерла в дверях лазарета, услышав звон маленького церковного колокола. Три часа. Ее младшая сестра Ариэль наконец-то глубоко заснула; лихорадка отступила, и она осталась в заботливых руках сестры Артемис. Успокоенная, Хелена теперь могла снова нырнуть в свою постель в дортуаре за монастырскими стенами.

Накинув на плечи шерстяную шаль, она вышла из тени монастырского крыла, где находился лазарет. Ее деревянные башмаки негромко постукивали по каменным плитам дорожки монастырского сада. Ночь была ясной, морозной. На ней была только ночная рубашка, шаль и халат, так она спала, когда ночная сестра вызвала ее к сестре. Здравый смысл подсказывал ей идти быстрее — шаль не была такой уж теплой, — но она шла медленно, чувствуя себя комфортно в залитом лунным светом саду и зная каждый камешек в том месте, где она провела последние девять лет.

Скоро, так скоро, как только Ариэль будет чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы уехать отсюда, она покинет это место навсегда. Три месяца назад она отпраздновала свое шестнадцатилетие, и перед ней простиралось волшебное будущее: ее введут в общество и выдадут замуж, договорившись с каким-нибудь богатым аристократом. Она была графиней Делиль, имела обширные владения и находилась в родстве с могущественными де Мордонами, поэтому на ее руку будут претендовать многие.

Ветви огромной липы бросали на дорожку глубокие тени. Пройдя сквозь них и снова оказавшись под серебряным светом луны, она остановилась и подняла лицо к бескрайнему небу. Какой покой. Приближался праздник Воскресения, и монастырь опустел — дочери богатых родителей разъехались, чтобы провести этот праздник дома. Из-за болезни Ариэль она осталась в монастыре, потому что не хотела уезжать без сестры. Ариэль вместе с другими вернется сюда в феврале, когда уроки возобновятся. А пока…

Покой опустился на кусты, залитые лунным светом, льющимся с безоблачного неба. Высоко над головой сверкали звезды, как бриллианты, разбросанные по черному бархату. Перед ней были монастырские стены — знакомый, такой привычный вид.

Она не знала, что ждет ее за монастырскими стенами. Хелена глубоко вдохнула холодный воздух, наслаждаясь последними днями своего девичества. Последними днями свободы.

В ночи зашуршала сухая листва. Она посмотрела налево, в сторону высокой стены, обвитой извечным плющом. Стена скрывалась в тени, темная и очень высокая. Прищурив глаза, она вглядывалась в темноту, ничего не опасаясь в столь поздний час, и именно поэтому так много благородных вельмож отправляли сюда своих дочерей.

Она услышала глухой звук, затем еще, и вдруг по краю высокой стены скользнуло тело и с громким стуком свалилось прямо к ее ногам.

Хелена остановилась. Ей даже в голову не пришло закричать. Зачем кричать? Мужчина, очень высокий, широкоплечий, был, несомненно, джентльменом. Даже в изменчивом лунном свете она разглядела его блестящий шелковый камзол, бриллиантовая заколка на кружевном воротнике испускала голубые лучи. Перстень с большим камнем сверкнул на пальце его руки, когда он ее поднял, чтобы поправить локоны, упавшие на его лицо с чеканным профилем.

Он лежал на земле, опершись на локоть, как будто он не упал, а просто лег отдохнуть. Обтянутые атласными бриджами бедра незнакомца были узкими, ноги длинными, с хорошо развитой мускулатурой. На ногах красовались черные лакированные туфли с золотыми пряжками. Их каблуки не были высокими, подтверждая ее догадку, что он не хотел прибавлять себе рост.

И хотя он свалился на каменную дорожку, но упал удачно. Она сомневалась, что он сильно ударился, разве что получил несколько синяков. Он не выглядел пострадавшим, скорее был раздражен и разочарован. Но и насторожен — тоже.

Он внимательно наблюдал за ней. Вероятно, ожидая, что она закричит.

Она не собиралась кричать. Она еще не закончила разглядывать его.

Себастьян чувствовал себя так, словно, попав в волшебную сказку, упал к ногам очаровательной принцессы. Он свалился по ее вине: смотрел вниз, выбирая место, куда поставить ногу, и вдруг увидел ее, выходящую из тени. Она подняла лицо к лунному свету, он загляделся, забыв обо всем, и оступился.

Во время падения его плащ распахнулся, и сейчас он первым делом ощупал его складки. Подвеска, которую он принес с собой, надежно лежала в кармане.

Кинжал семьи Фабиана де Мордона принадлежал теперь ему.

Еще одно дикое пари, еще одна сумасшедшая выходка добавят новые штрихи к его славе. Он опять одержал победу.

И вдруг неожиданная встреча.

Глубоко запрятанный инстинкт, долгое время дремавший в нем, пробудился наконец, и он обратил внимание на стоявшую перед ним девушку. Молоденькая девушка — у него не было сомнений, что она очень молоденькая — стояла, спокойно наблюдая за ним, изучая его с невозмутимостью, которая говорила о ее общественном положении гораздо больше, чем тонкое кружево на воротнике ночной сорочки. Она наверняка была одной из воспитанниц монастыря, к тому же знатного происхождения, задержавшейся здесь по какой-то неизвестной, ему причине.

Медленно, стараясь ее не испугать, он поднялся с земли.

— Mille pardons mademoiselle[1].

Он увидел темную, красиво изогнутую бровь и губы, полные, но не по моде широкие и слегка приоткрытые. Ее волосы необузданным каскадом падали на плечи, и тяжелые локоны отливали черным лаком в ярком свете луны.

— Я не хотел вас напугать.

Но она и не выглядела испуганной; она выглядела, как принцесса, абсолютно уверенная в себе и лишь слегка удивленная. Он выпрямился во весь рост. Она была маленькой и хрупкой; он возвышался над ней, словно башня, и ее голова едва достигала его шеи.

Она смотрела на него, откинув голову. Луна освещала ее лицо. В широко распахнутых глазах, не было и намека на страх. Длинные ресницы бросали глубокие тени на нежные щеки. Нос прямой, патрицианский, черты лица выдают знатное происхождение.

Ее поза выражала спокойное ожидание. Возможно, он должен представиться?

— Черт!

И тут шум голосов ворвался в ночь, нарушая первозданную тишину. В дальнем конце монастыря ярко вспыхнули огни.

Он скользнул в тень большого куста. Принцесса могла видеть его, но он был невидим для шумной толпы, бегущей по дорожке. Она могла его выдать, сказав охране, где он прячется… Он пришел в смятение.

Хелена с любопытством наблюдала за стайкой монахинь в развевающихся одеждах. С ними были два садовника с вилами наперевес.

Они увидели ее.

—Мадемуазель, вы видели его? — спросила сестра Агата, резко остановившись.

—Мужчину. — Мать-настоятельница совсем запыхалась, но старалась сохранять достоинство. — Граф де Вишесс предупредил нас, что какой-то сумасшедший намеревается встретиться с мадемуазель Маршан. А эта глупая бестолковая девчонка… — Даже в темноте было видно, что глаза матери-настоятельницы сверкают гневом. — Мужчина был здесь, я в этом уверена! Он, должно быть, спустился по стене. Он не проходил мимо вас? Вы не заметили его?

Широко раскрыв глаза, Хелена повернула голову направо, в сторону, противоположную спрятавшемуся в кустах незнакомцу. Она кивнула на главные ворота и взмахнула рукой.

— Ворота! Если мы поспешим, то догоним его!

Группа изменила направление и скрылась в саду, разбежавшись в разных направлениях, крича, стуча по бордюрам, окаймлявшим дорожку, совершенно обезумев в поисках какого-то мифического сумасшедшего, а не мужчины, который всего-навсего упал к ее ногам.

Наступила тишина, крики и вопли растаяли в ночи. Плотнее закутавшись в шаль и сложив на груди руки, она смотрела, как незнакомец выходит из тени.

— Большое спасибо, мадемуазель. Нет нужды объяснять, что я не сумасшедший.

1

Тысяча извинений, мадемуазель (фр.). — Прим. пер.