Страница 2 из 9
Ребенок пропал. Лариса вернулась к очереди, еще раз пропустила пассажиров вперед, оставшись практически последней. Но по галерее уже мчалась толпа вновь прибывших, и она отошла в сторону: все равно без Ани делать в этой очереди нечего.
Аня вышла из кабинки туалета, вымыла руки, разглядывая себя в большом зеркале. Светлые, остриженные прядями волосы, ярко-карие глаза – мать всегда говорила, что это главное ее украшение, редкое сочетание. Но в остальном собственное лицо Ане активно не нравилось: нос бесформенный, бульбочкой, щеки слишком толстые, губы… Нет, губы, пожалуй, ничего. Только без макияжа лицо какое-то голое, невыразительное.
Она собрала волосы в хвост, заколола «крабиком», сняла джинсовую куртку и перекинула ее через висящую на плече большую сумку – тут даже при кондиционере жарко… Еще раз полюбовалась на свои глаза – м-да, без туши ресниц почти не видно, хотя они и темные.
Она вышла из туалета и чуть не уткнулась в грудь высокого мужчины в темно-синем костюме. «Это в такую-то жару!» – подумала машинально.
– Простите, это вы – Анна Северцева? – Мужчина был подтянут и хорошо выбрит, и пахло от него дорогим парфюмом. В руке он держал сотовый какой-то новой модели, Аня таких еще не видела.
– Ну я, а что? – Аня независимо вздернула голову.
– Прошу извинить, дело в том, что вашей маме стало плохо в очереди, ее увезли на «скорой». – Мужчина сочувственно покачал головой. – Я провожу вас, она просила. Мы доставим вас в больницу, в которую повезли вашу мать. Пройдемте. – И он легко подхватил ее под правый локоть.
– Как? – оторопела Аня. – Что плохо-то? Почему? Я же только что отошла от нее, все было нормально…
Она вертела головой, пытаясь увидеть очередь и стоящую в ней мать, но они уже повернули за угол, откуда очереди к паспортному контролю не было видно совсем.
– Видимо, с сердцем что-то, – тем же сочувственным тоном проговорил мужчина. Слева Аня увидела еще двоих, так похожих на первого, что их всех можно было бы принять за близнецов. – Хорошо еще, что тут всегда дежурит машина скорой, ей уже оказали первую помощь, но нужна кардиограмма, вдруг это инфаркт, вы понимаете?
– А… багаж как же? – Аня никак не могла понять, почему все изменилось так быстро. – И у меня же еще визы нет, мы не успели!
– Не беспокойтесь, дайте ваш паспорт и ваучер, сейчас мы все это уладим. – Мужчина протянул руку, и Аня машинально, как заколдованная, вложила в нее свой загранпаспорт и цветастую бумажку – туристический ваучер. Он передал ее документы напарнику, и тот стремительно повернул куда-то за угол.
Аня и двое ее спутников быстрым шагом вышли из здания аэропорта, прошли по жаркой подъездной аллее и сели в черный БМВ – она даже глазом моргнуть не успела. Водитель в таком же темно-синем пиджаке («Что их тут, в униформу, что ли, наряжают?») рванул с места. Аня покосилась на спутника, севшего рядом, – он бесстрастно смотрел вперед. Облизала губы, пить очень хотелось, в полете давали бутерброд с соленой рыбой.
– Хотите пить? – обернулся к ней проницательный водитель. – Вот, возьмите. – И он протянул запотевшую бутылку с какой-то местной газировкой ядовито-оранжевого цвета.
Аня скрутила крышечку, жадно выпила сразу чуть не полбутылки. Посмотрела на сидящего слева – показалось или нет, что он как-то вытягивается в длину, меняется в габаритах… Она начала что-то говорить – собственный голос звучал как-то странно, замедленно. И мгновенно откинулась на мягкую спинку, закатив глаза…
Лариса металась по залу прилета уже целый час, то подбегая к туалетам, то возвращаясь к очереди. В голове мутилось, в ушах звенело. Ани нигде не было, и она никак не могла сообразить, что же теперь делать. Люди, волнами наплывавшие с прилетающих самолетов, шарахались от странной тетки с растрепанными волосами, которая безумно вглядывалась в новые лица, расталкивала окружающих.
Наконец она совсем обессилела. За ней с интересом и подозрительностью наблюдали турки, сидящие в кабинках паспортного контроля, но никто не подходил. Очереди снова рассосались. Лариса подошла к крайней кабинке.
– Понимаете, у меня дочь пропала… – попыталась она объяснить сидящему в ней плотному черноусому турку, который, она слышала, немного изъяснялся с туристами по-русски. – Вот мой паспорт, вот ваучер… Мы прилетели из Москвы, она пошла в туалет и пропала. Понимаете?
Турок выжидательно смотрел на ее руку, в которой торчала бумажка в пятьдесят долларов.
Лариса, спохватившись, сунула ее в окошко. Он взял деньги, посмотрел купюру на свет, дал сдачу и шлепнул в паспорт визу. Лариса не отходила.
– А как же дочь, она тут в зале прилета где-то, – бормотала она. – Она потеряется, если я уйду, понимаете?
Турок широко улыбнулся и помахал рукой: проходите, мол.
– Нет, вы не поняли, – начала Лариса по-английски. – Я прилетела вдвоем с дочерью. Она пошла в туалет и потерялась. Уже больше часа назад. Я не могу уйти, у нее нет денег на визу, понимаете?
Турок озадаченно прокричал что-то по-своему в соседнюю кабинку, оттуда вышел пограничник помоложе, с красивым, совсем европейским лицом. Он по-английски осведомился, чем может помочь. Лариса с безумной надеждой, что вот сейчас все разъяснится, быстро принялась повторять то, что уже пыталась рассказать черноусому. Молодой слушал внимательно, потом спросил:
– Сколько лет вашей дочери?
– А какое это имеет значение? – не поняла Лариса. – Восемнадцать.
– Ну, может быть, она не захотела ехать с вами в отель? – улыбнулся турок. – И поехала отдельно?
– Да что вы такое говорите! – Лариса готова была зарыдать в голос. – У нее нет денег на визу, она не могла выйти без меня.
– А паспорт ее у вас? – вежливо спросил молодой.
– Н-нет, у нее… – растерянно сказала Лариса.
– А туристический ваучер?
– Тоже у нее.
– Так поезжайте в отель, скорее всего, она уже там, вы просто не заметили, а деньги у молодых девушек всегда есть. – Турок приложил ладонь к форменной фуражке.
– Не-ет, – замотала головой Лариса. – Этого не может быть! Она пошла в туалет и оттуда не вернулась, понимаете? Там ее нет, я проверяла. Куда она могла выйти мимо паспортного контроля?
– Ну хорошо, пройдите на первый этаж, в отделение полиции, сделайте заявление, – безразлично посоветовал молодой пограничник. – И поезжайте все-таки в отель, там встретитесь с вашей дочерью.
В отделении полиции сидел пожилой черноусый турок – Ларисе показалось, точная копия того пограничника, с контроля.
Она опять попыталась рассказать ему, что случилось. Он внимательно и долго слушал, кивая. Но потом проговорил что-то по-турецки, позвонил куда-то по телефону, а ей указал на потертую кушетку в углу.
Через двадцать минут пришла немолодая замотанная женщина-переводчица. На плохом русском она стала переспрашивать Ларису – пришлось рассказать все еще раз. Ей казалось, она сходит с ума, сама уже не верила тому, что говорила. Казалось, надо выйти из этого тусклого прокуренного помещения, и там, на воздухе, к ней кинется Аня, веселая и довольная.
Но турок все бубнил свои вопросы, писал что-то на компьютере, переводчица уныло переводила, Лариса повторяла, что прилетела из Москвы, что вот он, ваучер, что дочь пошла в туалет и пропала. Ее спросили, где она покупала ваучер, какая фирма-туроператор, каким рейсом они летели, в котором часу сели в Москве и приземлились в Анталии… Потом долго выясняли приметы Ани – рост, вес, размер одежды и обуви, цвет волос и глаз, особые приметы, во что была одета и обута, не болела ли психическими заболеваниями… Спросил, есть ли у нее с собой фото дочери, и Лариса растерянно развела руками: фото нет, и в телефоне у нее нет встроенной камеры…
Вопросам не было конца, потом турок опять принялся звонить куда-то, говорил, коверкая ее фамилию, – у него получалось не Северцева, а какая-то Сыверсыва, и не Лариса, а Лырыс. Только имя Анна он произносил как надо, и от этого становилось еще страшней.