Страница 21 из 114
— Да. Радиофицированную и с хорошим мотором. Потому что, как я считало, налет будет в другом месте.
Семенцов некоторое время молчал.
— Я могу вам эту уступить, — наконец сказал он. — Доедем до «Судостроителя», и забирайте.
Ровнин вел машину по Южинску, размышляя о том, что же это такое — серьезный, основательно разработанный налет. Наверное, это значит, что они все учли. Все просчитали. Это значит, что они могли основательно поработать с секундомером. А может быть даже — обзавелись радиопеленгатором.
— Пятый! Пятый! — раздалось в приемнике. — Пятый, придержи оранжевый двадцать девять — сорок один. Двадцать девять — сорок один, понял? Придержи его, проехал на красный.
Переговоры ГАИ. Он давно уже понял: если представить, как все эти три указанные в письме завода соотносятся с Госбанком, учесть засады и блокировку, то можно без труда понять, что во время этих перевозок почти полгорода будут надежно прикрыты. Если группа пойдет на налет где-то здесь, все ее возможные отходы будут блокированы в течение трех — пяти минут. Полгорода. Но ведь остаются еще другие полгорода. Восток и северо-восток, район аэропорта и Московско-Приморское шоссе. Сейчас, в ближайшее время, в этой части будут перевозиться четыре крупные партии денег: из Госбанка на «Сельмаш» и «Большевичку», из трансагентства в Госбанк и из Госбанка в аэропорт. Особенно его интересовала именно эта перевозка в аэропорт, так как она не прикрыта радиоконтролем — пусть там и очень опытные инкассаторы. Так как лучшие силы УВД стянуты сейчас в другую часть города, то получается, что все эти четыре перевозки фактически не прикрыты. Конечно, надо учитывать, что на всех четырех машинах есть вооруженная охрана, а три из четырех маршрутов на всем пути следования контролируются по радио. Надо учитывать также тщательно разработанную систему мобильных ПМГ и то, что после первого же сигнала об ограблении все магистрали в городе будут перекрыты, а на загородных — предупреждены посты ГАИ и в случае необходимости высланы вертолеты. Так что формально все четыре перевозки, конечно, подстрахованы, и все-таки это обычное прикрытие. Обычное. Для серьезного, основательно разработанного налета явно недостаточное. Явно.
Разговоры в эфире. Перекличка постов, мелкие происшествия по городу, переговоры по СКАМ. Весь его расчет и все надежды сейчас только на них, на эти разговоры в эфире. Голубая мечта, что Семенцов еще до четырех возьмет банду с микрофоном («Вы окружены, сопротивление бесполезно!») у «Судостроителя». Это, скорее всего, голубая мечта. Если налет действительно организован серьезно, то он может произойти в любой точке города. А это значит, что он сам конечно же напасть на следы банды в первые минуты налета не сможет. Ровнин убрал громкость приемника; теперь голоса звучали приглушенно. Навстречу не спеша двигались дневные улицы, и он вдруг подумал, что за два с лишним месяца в Южинске он так и не успел по-настоящему их рассмотреть.
Вот по сторонам потянулись двухэтажные домики из побуревшего кирпича. Ровнин понял, что это последние дома города; на табличках написано: «Улица Ветеранов», а улица Ветеранов замыкает окраину и заканчивается лесопарком. Дорога, ведущая сквозь лесопарк, выходит на развилку. От развилки — прямой путь на аэропорт. Направо начинается Приморское шоссе; пройдя вдоль линии пляжей, у порта оно сворачивает в город. Налево идет Московское шоссе. Оно начинается уже за чертой города и ведет на север.
Мелькнул в зелени и остался сзади последний двухэтажный домик, и сразу же за ним начался лесопарк. Въехав под кроны деревьев, Ровнин прислушался к фону в приемнике. Голоса звучат почти непрерывно, иногда накладываясь и перебивая друг друга. Все, что он пока услышал, — это главным образом переговоры постов ГАИ и доклады о мелких происшествиях. И только один раз он услышал экстренное сообщение о наезде: на углу Большой Садовой и улицы Нестерова грузовая машина сбила велосипедиста. Позже постовой инспектор сообщил, что пострадавший доставлен в больницу. Следить за всеми сообщениями на диапазоне УВД было трудно; еще трудней было отделять сообщения друг от друга. Но Ровнин понимал, что если он и может на что-то рассчитывать, то только на эти монотонные и непрерывные переговоры.
Проехав первые километры по лесопарку, Ровнин совсем сбавил скорость. Асфальтированная дорога проходила под нависшей над ней листвой, в окна залетал чистый лесной ветер. Движение здесь было стеснено, и Ровнину дважды пришлось прижаться к бровке, чтобы сначала пропустить просигналившее такси, а потом — тяжелый, заполненный пассажирами рейсовый «Икарус».
Перед развилкой дорога круто пошла под уклон. Вынырнув из-под деревьев, Ровнин повернул машину на стрелку с надписью: «Аэропорт — 11 км». По дороге на аэропорт впереди все как будто распахнулось. Приморское и Московское шоссе, расходящиеся в обе стороны, остались сзади. Дорога на аэропорт была четырехрядной, она шла по открытому полю и просматривалась со всех сторон. Сейчас в приемнике были громко и отчетливо слышны переговоры автоинспекции. Как он вскоре понял, говорили с открывшегося впереди стационарного поста ГАИ. Доехав до стеклянной будки поста, Ровнин развернулся к городу; чуть притормозил около стоявшего у обочины старшины с жезлом. Тот никак не прореагировал: наверняка он знал эту машину. Снова доехав до развилки, Ровнин на этот раз повернул налево, на Приморское шоссе.
Ветер стал прохладнее — дорога выходит к морю. Ровнин хорошо представлял себе эту дорогу вдоль пляжей, он помнил всю прибрежную линию, до последней прогулочной станции и прокатной базы. Значит, мимо пляжей он на той же скорости доедет до порта и потом снова по тому же маршруту еще раз пересечет город. Да, если бы это была обычная преступная группа, все пляжи до самого порта можно было бы смело считать для налета мертвой зоной. Но они хорошо знакомы с психологией, и доказательство — налет на инкассаторов у торгового центра. Знакомы и отлично понимают, что такое страх. Они и рассчитывают главным образом на страх. На страх, на панический ужас, который, как столбняк, охватывает безоружных людей, на которых направлено оружие. Оружие гипнотизирует, он знает. Ведь при втором налете весь их расчет был главным образом на страх, и, увы, этот расчет сработал.
«Сработал», — подумал Ровнин, разглядывая из окна загорелые тела, брызги прибоя, слушая музыку транзисторов. Единственным, кто тогда попытался сломать этот расчет, был Лешка. Лешка знал, что нет больших трусов, чем те, кто рассчитывает на страх безоружного перед направленным на него стволом. Просто этот страх надо хоть кому-то преодолеть, и тогда тем, кто на него рассчитывает, конец, хана. Но на этот раз все получилось наоборот. Хана пришла Лешке, потому что Лешка чуть-чуть не успел. Чуть-чуть.
Наконец пляжи кончились, шум стих, полоса гравия постепенно сошла на нет. Мимо потянулся высокий забор порта. Ровнин повернул к городу и минут через десять снова выехал в центр. Второй раз миновав «Большевичку» и «Сельмаш», он повернул на знакомую уже улицу Ветеранов. И здесь, среди шума в эфире, услышал продравшийся сквозь переговоры голос: «Внимание, говорит четырнадцатый! Всем постам ГАИ и ПМГ. Говорит четырнадцатый. На развилке при въезде в аэропорт тяжелая авария. Столкнулись машина инкассаторов и фургон «Мебель». Повторяю. На развилке при въезде в аэропорт тяжелая авария. Столкнулись машина инкассаторов и фургон «Мебель».
Место аварии оказалось метрах в двадцати от развилки, как раз там, где кончались деревья. Затормозив, Ровнин прежде всего увидел съехавший в кювет большой грузовик-фургон с надписью на бортах: «Перевозка мебели». Кабина грузовика была пуста, дверца со стороны водителя открыта. У обочины стоял мотоцикл ГАИ с коляской, за ним виднелась машина инкассаторов: представлявший сейчас собой жалкое зрелище защитного цвета «рафик» с искореженным левым боком и выбитыми стеклами. Правая дверца кабины микроавтобуса была открыта. В кабине Ровнин увидел двух инкассаторов. Казалось, оба сидят совершенно спокойно, будто ничего не случилось. У распахнутой двери микроавтобуса стоял немолодой старшина милиции, тот самый, которого Ровнин видел на обочине, разворачиваясь у будки ГАИ. Подойдя к «рафику», Ровнин прежде всего осмотрел инкассаторов и понял: оба в тяжелом состоянии и вряд ли в ближайшее время придут в себя. Он повернулся к старшине. Из-под козырька на него глянули маленькие, окруженные сетью морщин глаза. По одному этому взгляду было видно, что старшина — хват.