Страница 41 из 106
— Плохо себя чувствуешь? — спросил, когда Катин вышел. — Или волнуешься?
— Вчера какие–то чудаки привязались, — неловко улыбнулся Родионов. — Один по голове съездил… Чепуха, пройдет.
— Чудаки, говоришь? — озабоченно нахмурился Талгатов. — Не нравятся мне эти чудаки.
— И я от них не в восторге, — уверил Родионов.
Катин вошел, хмыкая в задумчивости, и вдруг сказал:
— Кстати, есть еще кое–что любопытное: с этим «золотым» видели мужчину, по словесному портрету очень похожего на Тихомолова. И между прочим, не один раз видели! И еще: я, по распоряжению Бакрадзе, фотографию Илясова тихомоловским соседям предъявил… Так двое узнали, говорят, что захаживал в их дом этот симпатичный молодой человек.
— Ну что ж! — оживился Талгатов. — Это нас сдвинет с мертвой точки… Теперь, правда, и я считаю, что у Тихомолова есть основания лечь на дно, укрыться от нас. Что же предпримем, как вы считаете?
Родионов молчал. Он не то чтобы уже не верил в успешный исход задуманного предприятия, но ясно понимал, насколько все осложнилось, запуталось, стало проблематичным. И, все прикинув, решился:
— Надо двоих на квартиру Тихомолова послать… Еще раз допросить Илясова. И обязательно найти человека, скупавшего лотерейные билеты, — это может подвести нас к цели с другой стороны…
— Пожалуй, — согласился Талгатов. — Только к нему на квартиру давай уж сами заедем. А после займемся Илясовым. Поехали!
Как ни слаба была надежда, что Тихомолов окажется дома, его отсутствие в квартире подействовало на всех угнетающе.
Пока решали, кого там оставить, пока выбрались из лабиринта закоулков — уже начали сгущаться быстрые осенние сумерки.
Так же сумрачны были лица едущих в машине, притих даже неунывающий Гундарев. Талгатов сидел впереди, и Родионов видел его шею, иссеченную глубокими морщинами.
Свернув, машина неожиданно оказалась на знакомом перекрестке. Родионов удивился, вгляделся еще и тронул водителя за плечо:
— Сверни–ка направо…
Талгатов повертел головой, спросил, оборачиваясь:
— Это куда же?
— Я на минутку… Вот здесь остановите!
Вылезая, старался не встретиться глазами с товарищами, а после калитки побежал, торопясь.
Входная дверь, ведущая с террасы в квартиру, была распахнута, он вошел не стуча и сразу увидел спешащую навстречу Тину.
— Вы? А я и ждать перестала, чуть не заснула с книгой… Как себя чувствуете? Ой, не причесана я, Садитесь, я сейчас!
— Тина, — остановил он. — Я сразу уйду. Она погасла.
— Дела, да? — Обида и огорчение на ее лице сразу сменились тревогой. — Что с вами? Просто лица нет… Голова болит?
— Голова нормально. А дела плохие. Очень!
— Ну–у, — ласково улыбнулась она. — Это обойдется, не мучайте себя…
— Надеюсь, — ему вдруг очень не захотелось уходить. — Только зло берет: ведь ходит сейчас где–то этот гад, а из–за него столько людей маются!
— По долгу службы маются, — лукаво напомнила девушка.
— По долгу, — согласился он. — Ну, надо идти. Просто и не знаю, когда мы теперь встретимся. Я зайду. Как только…
— Своего воришку поймаете, — докончила она понимающе.
— Воришку? Он не воришка, Тихомолов–то, — задумчиво проговорил Родионов. — Он хуже.
— Как вы сказали: Тихомолов? Валерий Кузьмич?
Этот странный шепот развернул его от двери.
— Да, — Родионов удивленно смотрел на нее. — Вы его знаете?
У него было такое лицо, что Тина, сгорбившись, отошла к окну.
Оттуда, из–за кустов, длинно просигналила машина.
— Вот как врать–то нехорошо, — не то всхлипнула, не то усмехнулась она, не оборачиваясь. — Соврала всего один раз и так неудачно… Это все его подношения, — обвела она рукой коробки и флаконы на подоконнике. — Знаки внимания!
Родионов молчал, и она повернулась к нему. Теперь у обоих были одинаково холодные, бесстрастные лица.
— Что он способен… на всякое, в это я верю. Больше вроде ничем помочь не могу. Адрес разве… Ну что вы так смотрите? Была, была я у него в гостях! Пожалуйста, адрес…
— Я знаю, не надо.
— …Чехова, шесть, — договорила Тина. Родионов нагнулся к самому ее лицу:
— Как? Что вы сказали?
— Чехова, шесть, квартира, кажется, двадцать, — отстранилась она. — А, да, он хвастался еще, что жильем богат. Две квартиры у него… Не знали?
Выбегая, Родионов задел плечом шкафчик в проходной комнате, жалобно зазвенело в нем стеклянное.
На улице за заборчиком взревел и стих, удаляясь, мотор.
Опускаясь на стул у окна, Тина нажала клавишу магнитофона.
— «…Хватило б только пота, на все мои года,
Расплата за ошибки, ведь это тоже труд!
Хватило бы улыбки, когда под ребра бьют».
Замок охотно и мягко щелкнул, впуская хозяина.
Где–то перед приходом сюда Валерий Кузьмич Тихомолов успел обзавестись светлым костюмом и легкой шляпой в дырочку, но зато потерял усики.
Он зажег свет в передней, набросил шляпу на рог вешалки из головы косули и, пройдя в кухню, открыл холодильник. Минеральную воду пил из горлышка, с жадным постаныванием.
Все главное хранилось в кабинете.
Оставив дверь открытой, Тихомолов прошел к письменному столу, включил настольную лампу и, выдвинув средний ящик, выгреб бумаги. Затем приподнял тонкое верхнее дно, извлек и рассовал нужное по карманам. Можно было уходить.
— Ничего не забыл? — спросили насмешливо. Карым сидел в углу справа, за дверью, зубы его белели в знакомой усмешке.
Задохнувшись, Тихомолов отвел руку от кармана.
— Фф–у, ну и шутишь… Давно тут?
— Давненько. Оголодать успел.
— Так это я сейчас…
— Погоди. После. Разговор есть.
— Есть, точно… Выпьешь?
— Ну, разве портвешку самую малость. Перешли в комнату.
Зная слабость Карыма, Тихомолов поставил на крытый тяжелой скатертью большой стол бутылку марочного портвейна, лущеный миндаль.
Теперь сидели напротив.
Подняли высокие бокалы, переглянулись и молча выпили.
— Как ушел? — спросил Карым.
— Сами пустили. Хвост привязали и пустили с присказками. За мальчика держали!
— А ты, значит, был таков? Молодец. Ты вообще у нас большой молодец, Валерий Кузьмич.
Нет, вроде бы Карым говорил искренне, без подковырки… Хозяин квартиры отошел от мгновенно накатившего страха и налил снова.
— Ну что же, — спросил понимающе. — За дорогу?
— Дорога наша длинная.
Выпили.
— А с Валентиной как же? — еще глядя в хрусталь бокала, спросил Тихомолов.
— Еще не знаю… Да все равно она не про тебя теперь.
— Чего же это так сразу и не про меня? Где–то устроимся… Или для себя бережешь? — нехорошо улыбнулся Тихомолов.
— Дурак ты, — беззлобно отозвался Карым. — Обмануть ты умеешь, это так, а понять… У нее своя жизнь началась. И не надо бы ее портить, ох, не надо бы… И так без счастья живет, а девка — золотая, — он задумчиво повторил, глядя в стол: — Золотая. — И вскинул глаза. — А вот ты жил паскудой и паскудой кончишь. Придется тебе помереть!
Тихомолов увидел в его глазах страшное и побелел.
— Ты… Ты что?
— А ты как думал? — подался вперед Карым. — Ты как думал, гнида, Карыма обмануть и потом ногами ходить? Я вроде не пойму ничего… Не дрожи, шкура! Ты, значит, наши общие билеты у Фатека взял, сделал вид, что спрятал их у Райки, а ее уговорил показать, будто она их в палатке оставила, так? Хи–те–ер… Главное, чтоб я услыхал, будто они в палатке пропали, а какие билеты, это мы с тобой знаем. Дай–ка их сюда…
Карым не шелохнулся, но внимательно следил, из какого кармана Тихомолов их начнет доставать.
Тот достал конверт из внутреннего кармана пиджака, протянул через стол. Рука с конвертом дрожала.
— Брось сюда, из руки не возьму.
Холодные пальцы выронили конверт на скатерть, потом Тихомолов осторожно убрал руку.
— И Райку загубил… Зачем? Боялся, что про билеты мне скажет?
— Родионов… Мусор этот на нее вышел.
— Родионов, — повторил Карым. — Видно, судьба им с Валюхой… Ты ведь и не знаешь, что он с ней ходит.