Страница 19 из 106
И Шмельков тут изрек:
— Все очень просто, милостивые государи… Куда, как все просто. Это — номера телефонов!
Начали определять адреса абонентов, обозначенных в списке Боярского. Это оказалось не простым занятием.
Телефонное хозяйство Петрограда было почти полностью разрушено.
Однако звонить «кредиторам Боярского» чекисты не собирались — нужно было только установить их местожительство, но и это оказалось задачей трудной до чрезвычайности.
То ли сразу после октябрьского переворота, то ли позже — во время пожара, вспыхнувшего на станции — адресные списки абонентов были в значительной степени уничтожены. А по справочнику «Весь Петроград» удалось установить всего лишь двенадцать адресов — из двадцати двух.
— Что — Федоров?
— Боярский предложил ему встречу в Москве. Позвонил по телефону. В будущий четверг, от пяти до шести вечера, на месте памятника Скобелеву. Подойдет человек, спросит время. Отвечать, прибавив ровно час. «Ваши часы то ли спешат, то ли отстают» — это пароль. Ответить надо: «Скорее всего, спешат…»
— Тебя не тревожит, что он уклонился от встречи здесь?
— Больше всего боюсь, что он (кто знает, насколько сильны его связи?) получил вдруг проверку на Федорова. Надеюсь, что причина — в суете, которая возникла вокруг Боярского после нападения Валета на его дом. Очень хочу надеяться.
— Поэтому?..
— Поэтому пусть Федоров едет на встречу. Пусть встречается с Боярским там. «Галицийцев» мы ему приготовили. Здесь мы арестовываем всех «гостей Боярского».
— Совпадения в списках «Гости Боярского» и «Кредиторы Боярского» есть?
— Нет.
— Значит, ты прав. Завтра — вернее, в ночь отъезда Боярского — проводи аресты «гостей». А после — принимайся–ка за «кредиторов»!
— Я хотел, правда, повременить с «кредиторами»… А вдруг между ними всеми есть связь, не известная нам? Впрочем, не возражаю, устал, не возражаю.
— Молодец, что не возражаешь. Поручи опытному — тому же Шмелькову — розыск оставшихся десяти адресов. Не может быть, чтобы их нельзя было найти.
— Есть!
16. ГОСТИ БОЯРСКОГО
Ночь. Метель из мокрого снега. Истертые ступени. Звонок с надписью: «Прошу повернуть!»
— Кто там?
— Из домкомбеда. Нам сказали, что у вас ночует посторонний.
— Помилуйте! Никого чужого!.. Бряцание засовов, цепочек, замков.
— …Только я, жена, дети…
— Руки! Вверх, говорю, руки!
— Руки?!
Ночь. Стук в дверь. Тишина за дверью.
— Давай, Ширяев, ломай!
Приклады о дверь. Треск.
— Не толпитесь в дверях. Я — первый.
Выстрел. Выстрел. Выстрел.
Звон разбитого стекла в дальней комнате.
Черный силуэт распластавшегося внизу, на белой мостовой, человека.
Ночь. Звонок.
В дверь, приоткрытую на цепочку, злобно задребезжав по кафелю, выкатывается лимонка.
— Бомба–а!!
Взрыв.
…И так вот тридцать раз за эту метельную ночь…
В эту ночь арестовано — двадцать пять. Пять «гостей Боярского» — убиты в перестрелке. Чекистов — убито шесть, восемь ранено.
17. КРЕДИТОРЫ БОЯРСКОГО
В эту ночь Шмаков сбился с ног.
Его со всех сторон дергали. Кто–то из арестованных рвался заявить протест. Одна за другой возвращались из города группы, докладывали потери. Было решено начать допросы сразу же, по горячим следам, — и на стол Шмакову уже ложились первые протоколы.
Кончилось тем, что он вдруг часу в пятом утра крикнул дежурному:
— Всем! Приказ! Полтора часа спать! Потом пойдем по мильоны! — закрыл дверь на ключ, шапку надел на телефон и рухнул боком на стол.
Проснулся он через час с ощущением стыда: вот он здесь спит, а враги рабоче–крестьянской власти в это время, поди, не дремлют?..
Вышел из кабинета — маленький, косолапый, с тугим заспанным лицом, — растолкал дежурного:
— Рабочие, которых просил вызвать, пришли?
Тот поморгал, вдумчиво глядя на начальника. Потом зевнул и равнодушно ответил:
— Та с вечера же спят в цейхгаузе…
Несколько групп выстроились в длинном коридоре. Шмаков держал речь:
— Сейчас каждая из групп получит адрес, по которому следует провести тщательнейший обыск и, если понадобится, то и арест владельца дома. Заранее говорю: кому какой важности квартира попадется — никто нг знает. Поэтому — непременное условие: тщательность! Тщательность и беспрекословное подчинение тем сотрудникам чека, которые стоят во главе групп. Тщательность. Вежливость. Достоинство. Хочу подчеркнуть, что во время обыска могут быть обнаружены значительные суммы золота и драгоценностей. Это–народное достояние, похищенное врагами. Ни одна крупинка, ни один камушек не должны пропасть!
В строю недовольно заворчали.
— Знаю! Знаю, что такие слова обижают вас! Знаю, что стыдно такие слова говорить вам, лучшим из лучших петроградского пролетариата! Но, товарищи, золото — страшная вещь! Поэтому говорю: расстрел — каждому, кто будет замечен! Теперь… Я вижу, что некоторые товарищи с винтовками. Заменить на револьверы! Обыски проводить, если возможно, без лишнего шума. Что еще сказать? Больше нечего сказать. Все!
Группа, которую возглавлял сам Шмаков, отправилась на Троицкую в дом Толстого, к бывшему присяжному поверенному Ивану Ивановичу Коростелеву.
Дом был громаден. Даже по внешнему виду нетрудно было определить: беднота тут никогда не живала. Солидные двери, огромные гулкие подъезды, лифт…
Вызвали понятых. Поднялись на третий этаж.
Шмаков волновался. Почти месяц ищут они эти ценности. Убит Тренев. Ранен Ваня Стрельцов. Володя Туляк ходит по краешку смерти из–за этих драгоценностей, — и вот…
И вот — он поднимает руку.
И вот — он крутит звонок.
И вот — за дверью шаги…
Мужчина лет пятидесяти удивленно глядел на чекистов и, судя по всему, ничего не понимал.
— Мы — из чека. Вот ордер на обыск. Позвольте зайти.
— О, господи! — сказал Коростелев. — Чека… А я жду доктора. Дочь только что побежала за врачом. У меня сын заболел. С ним что–то страшное…
И он пошел в глубь квартиры, ссутулив плечи. Шмаков и все остальные — за ним. Вдруг до Коростелева дошло:
— Вы сказали: «Обыск»? Но почему — обыск? И почему именно у меня?
— Мы знаем, что у вас на квартире спрятаны большие суммы золота и драгоценностей.
— Какая чепуха! — Коростелев сказал это очень искренне. — И вы что, будете искать у меня?
— Не сомневайтесь.
— Но никаких драгоценностей у меня нет! И не было, поверьте!
Шмаков ухмыльнулся:
— Это, гражданин, такое дело, что на веру, знаете ли…
— Ах, ну конечно же! — быстро сообразил Коростелев. — Но, пожалуйста, бога ради, потише! У него, мне кажется, испанка, температура ужасная…
Осторожно приоткрыл дверь, заглядывая в комнату. Шмаков тоже посмотрел.
Ночник. Смятые простыни. Парнишка лет тринадцати, с безумно сияющими глазами.
— Папа! Ты почему ушел? Пить дай!
Коростелев плачуще улыбнулся Шмакову:
— Извините…
Начали с гостиной.
Шмаков морщился, как от зубной боли. «Зря все это! Нет у Коростелева никаких драгоценностей!»
Прошло с полчаса.
Коростелев тихонько отворил дверь, вошел на цыпочках.
И вдруг с неуверенной радостью сказал:
— Вы знаете… Он, кажется, заснул! — Стал смотреть на обыск равнодушно и устало.
Шмаков подошел к нему спросить воды, но не успел. Тот перевел взгляд:
— И дочка куда–то пропала. Побежала в соседний дом, к доктору Шварцу. Это, знаете ли, очень хороший доктор, Шварц, — один из лучших в Петрограде. Но почему–то все нет и нет…
— А жена ваша где?
— О–о! — Коростелев будто бы даже обрадовался вопросу. — Жена, видите ли, сбежала. Бросила нас, как говорится, и сбежала с каким–то офицером!
Неушедшее изумление прозвучало в голосе бывшего присяжного.
— Оставила записку, двоих вот детей… Недавно я узнал: они там, на юге. Заезжал какой–то юноша. Дембецкий, Дамбецкий. Она просит передать, что у нее все хорошо и что она, видите ли, просит ее понять! — он тихонько рассмеялся, легко, без горечи. — Вот только выздоровел бы! — добавил вдруг невпопад.