Невеста дьявола

И все же ее недовольство быстро рассеялось. С первой минуты знакомства этот человек раздражал Онорию, оскорблял ее чувства. Он был резок, даже груб, но делал все, что положено, ловко и споро. А за это следует быть благодарной.

Перешагнув через клубок обнаженных корней, она пришла к выводу, что больше всего ее бесит эта властная манера разговаривать. С таким самомнением она еще никогда не сталкивалась. Незнакомец, очевидно, полагал, что у него есть неоспоримое право руководить и приказывать. И он явно привык, чтобы ему повиновались. Онории, конечно, трудно было с этим смириться: обычно окружающие слушались ее.

Неожиданно она поймала себя на том, что снова не может оторвать глаз от его спины, на которой играли вздувшиеся мускулы, и обрадовалась вспыхнувшему раздражению: так спокойнее. Да, этот человек невыносим во всех отношениях.

Он оглянулся. Онория не успела согнать с лица мрачную гримасу. Встретившись с ней взглядом, незнакомец удивленно вздернул брови.

— Уже близко, — сказал он.

Онория шумно выдохнула и с наслаждением отдалась обуревавшей ее ярости. Кто он такой, черт его возьми?

Разумеется, джентльмен. Лошадь, одежда, манеры — все говорило в пользу этого. А вообще-то кто его знает. Она доверяла своим ощущениям и не чувствовала ничего, что внушало бы беспокойство. Она была абсолютно уверена в своей безопасности. За шесть лет работы гувернанткой интуиция ее не подводила. Онория не сомневалась: незнакомец представится, как только они найдут какое-нибудь убежище. Хорошо воспитанной леди не подобает самой спрашивать имя. Он обязан первым назвать его.

Деревья постепенно стали редеть. Еще несколько шагов — и они очутились на большой поляне. Прямо перед ними на опушке стоял деревянный домик с аккуратной соломенной крышей. Онория заметила, что от него отходили две тропки — одна направо, другая налево. Незнакомец ускорил шаг.

— Тут сбоку есть что-то вроде конюшни. Привяжите там Сулеймана, — он искоса взглянул на Онорию, — да ненадежнее.

Ее яростный взгляд, как мячик, отскочил от его широкой спины. Сгорбившись от ветра, завывавшего все сильнее, она быстро направилась к конюшне. Листья кружились, словно пляшущие дервиши, и прилипали к ее юбке. Сзади трусило черное чудовище.

Конюшня представляла собой крошечную, чуть побольше конуры, пристройку. Онория внимательно осмотрела голые стены.

— Не думаю, что ты привык к такой обстановке, — заметила она, обращаясь к своему подопечному. — Но ничего не поделаешь. — И, обнаружив железное кольцо, прикрепленное к стене, с облегчением воскликнула: — Ага!

Продев повод через кольцо, Онория завязала тугой узел, взяла куртку и уже пошла к двери, но вдруг лошадь вытянула к ней свою огромную черную голову. В больших глазах ее появилось жалобное выражение.

Онория слегка потрепала Сулеймана по носу:

— Стой спокойно.

Подобрав юбки, она вышла на улицу. По небу прокатился сильнейший раскат грома, раздался треск молнии, завыл ветер.

Онория, вскрикнув от ужаса, влетела в домик, захлопнула дверь и несколько секунд стояла, закрыв глаза и прижав к груди мягкую куртку. Дождь яростно барабанил по крыше и дощатым стенам лачуги. От напора ветра дрожали стены и скрипели стропила. У Онории сердце выскакивало из груди, а перед глазами все еще вспыхивал смертоносный ослепительно белый свет.

Восстановив дыхание, она заставила себя открыть глаза. Незнакомец, державший раненого на руках, стоял возле жалкого подобия кровати с тюфяком, набитым соломой. В домике, состоявшем всего из одной комнаты, царил полумрак. Слабый свет едва просачивался сквозь щели в ставнях.

— Зажгите свечу, а потом застелите постель, — попросил он.

Онория подошла к столу, располагавшемуся в центре комнаты. На нем стоял скромный подсвечник, а рядом лежал трут. Отложив в сторону куртку, она высекла искру и зажгла свечу. Комнату залил мягкий свет. Довольная собой, Онория направилась к кровати. Мебель здесь была подобрана довольно странно: старое кресло с подголовником возле камина, напротив — другое, огромное резное кресло с выцветшими ковровыми подушками. Кресла, кровать и стол занимали большую часть пространства. Сундук и два грубо сколоченных кухонных шкафа располагались вдоль стен. Кровать стояла посередине комнаты, изголовьем к стене. Онория взяла аккуратно сложенные одеяла, лежавшие с краю на тюфяке,

— Кто здесь живет? — спросила она.

— Лесник. Сейчас август, значит, он где-то под Иаритом, в лесах. Здесь он только зимует.

Онория расстелила одеяло, и незнакомец уже хотел осторожно опустить на него раненого, но она воскликнула:

— Подождите! Будет лучше, если мы снимем с него сюртук. Незнакомец окинул ее загадочным взглядом и вновь посмотрел на раненого.

— Посмотрим, сумеете ли вы стянуть рукав, — произнес он.

Хорошо, что, накладывая самодельную повязку, она догадалась подвести ее под сюртук! Онория медленно тянула узкий рукав на себя, и он поддавался дюйм за дюймом.

— Бедный глупыш, представляю, сколько времени у него ушло на одевание, — фыркнул незнакомец.

Онория подняла глаза — на этот раз ошибки быть не могло. Его голос дрогнул на слове «глупыш». Ее охватило предчувствие беды.

— Тяните сильнее. Сейчас он не ощущает боли.

Онория повиновалась, и вскоре совместными усилиями им удалось освободить одну руку. Вздохнув с облегчением, незнакомец положил юношу на кровать и снял с него сюртук. Они долго смотрели на мертвенно-бледное лицо раненого, голова которого покоилась на вылинявшем одеяле.

Раздался треск молнии. Онория дернулась.

— Может, найти врача? — предложила она. Незнакомец повернул к ней голову, приподняв тяжелые веки. В его глазах было столько отчаяния, что Онория все поняла без слов.

— Он не выживет?

Незнакомец отвел от нее свой завораживающий взгляд и отрицательно покачал головой.

— Вы уверены? — переспросила она, хотя понимала, что он прав.

Его губы скривились.

— Мы со смертью старые знакомые. — От этих слов в комнате вдруг стало холодно. Онория обрадовалась, вновь услышав его голос. — Я был под Ватерлоо. Потом говорили, что мы одержали великую победу. Но те, кто прошел через это, знают, что такое ад. За один день я был свидетелем стольких смертей, сколько нормальному человеку не увидеть за всю жизнь. Да, я совершенно уверен… — прогремел гром, едва не заглушив конец фразы, — эту ночь он не переживет.

Воцарилось молчание. Печаль, словно повисшая в воздухе, не оставляла и тени сомнений, и Онория поверила ему.

— Вы видели рану… знаете, почему из нее все время идет кровь?

— Пуля задела сердце или какой-то важный сосуд. — Он указал на толстую повязку, уже пропитавшуюся кровью. — Вот поэтому мы не смогли остановить кровотечение. Он приближается к смерти с каждым ударом сердца.

Онория тяжело вздохнула, глядя на детски-невинное лицо раненого, потом перевела взгляд на незнакомца. Уж слишком у него бесстрастное лицо! Подозрительный стоицизм!

Вдруг он взял сюртук и нахмурился; его черные брови сошлись на переносице. Онория заметила, что его заинтересовала пуговица, которая должна была находиться как раз напротив раны.

— В чем дело? — спросила она.

— Пуля задела пуговицу. Видите? — Он поднес сюртук ближе к свету, чтобы Онория смогла разглядеть вмятину на ее ободке и подпалину на материи. Прикинув траекторию выстрела, незнакомец добавил: — Если бы не пуговица, пуля попала бы прямо в сердце.

— Жаль. — Онория скривила губы. Незнакомец обернулся, его зеленые глаза казались на удивление пустыми. Она беспомощно взмахнула рукой. — Я имею в виду… при таких обстоятельствах… что может быть хуже медленной смерти?

Ничего не ответив, он продолжал изучать пуговицу. Онория сжала губы, стараясь сдержать нетерпение, но ее попытка не удалась.

— Так что же?

— Это означает… — Немного помолчав, незнакомец все-таки закончил свою мысль: — Попасть прямо в сердце из длинноствольного пистолета трудно… стало быть, выстрел сделан не из дробовика и даже не из кавалерийского пистолета… и с приличного расстояния, иначе подпалина была бы больше. Да, тут видна рука настоящего мастера.