Замок (переводчик Рудницкий)

— Да что тебе надо-то? — бестолково спросил возница, но ответа дожидаться не стал, только прикрикнул на лошаденку, и они двинулись дальше.

Когда они — К. узнал поворот дороги — подъезжали к трактиру, вокруг, к немалому его изумлению, воцарилась полная тьма. Неужели он так долго отсутствовал? Да нет, час, от силы два, по его прикидкам. Но вышел-то он утром! И есть ему еще ни разу не захотелось! Ведь только что был белый день, а тут сразу такая темень!

— Короткие дни, совсем короткие, — бормотал он, слезая с дровней и направляясь к трактиру.

Приятно было увидеть на крыльце трактирщика с высоко поднятым фонарем: сам вышел встретить и ему посветить. Мельком вспомнив о вознице, К. остановился: где-то в темноте слышался кашель, да, это он. Ну да ничего, не в последний раз видятся. Лишь поднявшись на крыльцо и поравнявшись с хозяином, который подобострастно с ним поздоровался, К. вдруг заметил еще двоих — они замерли по обе стороны двери. Забрав у хозяина фонарь, он посветил на незнакомцев: оказалось, те самые двое парней, которых он встретил в деревне и которых кликали Артуром и Иеремией. Сейчас оба дружно отдали ему честь. Припомнив славное, счастливое времечко своей военной службы, К. рассмеялся.

— Кто такие? — спросил он, переводя взгляд с одного на другого.

— Твои помощники, — прозвучало в ответ.

— Да, это помощники, — тихо подтвердил хозяин.

— То есть как? — изумился К. — Это вы-то — мои прежние помощники, те, за которыми я посылал, которых жду?

Они согласно кивнули.

— Хорошо, — сказал К. после некоторого раздумья. — Хорошо, что вы пришли. Кстати, — продолжил он еще немного погодя, — вы сильно запоздали, почему такая нерадивость?

— Путь был далекий, — ответил один из них.

— Путь далекий, — повторил К. — Но ведь это вас я встретил, когда вы из Замка шли?

— Да, — ответили оба без дальнейших пояснений.

— Где ваши приборы? — спросил К.

— У нас их нет, — отвечали помощники.

— Приборы, которые я вам доверил, где они? — не унимался К.

— У нас их нет, — повторили они.

— Ну что за народ! — сокрушенно заметил К. — А в землемерном деле вы хоть что-нибудь смыслите?

— Нет, — отвечали парни.

— Но если вы мои прежние помощники, значит, должны разбираться, — сказал К.

Они молчали.

— Ну ладно, пошли, — проронил К., проталкивая обоих перед собой в дверь.

2

Варнава

Потом, втроем за маленьким столиком, они молча сидели в трактире за пивом, К. посередке, справа и слева помощники. Еще один стол, как и в прошлый вечер, был занят крестьянами, других посетителей не было.

— Нелегко, однако, с вами, — сказал К., в который раз сравнивая лица помощников. — Как прикажете вас различать? У вас только имена разные, а в остальном вы похожи друг на друга, как… — тут он запнулся, потом почти против воли договорил: — Как змеи.

Они улыбнулись.

— Вообще-то нас легко различают, — сказали они, словно оправдываясь.

— Охотно верю, — согласился К. — Я сам тому свидетель, но я на вас своими глазами смотрю, а они вас не различают. Так что буду обращаться с вами как с одним человеком и кликать обоих Артуром, ведь так, кажется, кого-то из вас зовут, тебя, что ли? — спросил К., кивнув на одного из них.

— Нет, — отозвался тот. — Меня Иеремией зовут.

— Ну и ладно, какая разница, — бросил К. — Буду обоих Артурами звать. Как Артура куда-нибудь посылаю, значит, оба туда идете, работу какую-нибудь Артуру даю, значит, оба ее выполняете. Для меня, конечно, большое неудобство, что по отдельности на разных работах использовать вас не смогу, но есть и свои преимущества, потому как за все, что я вам поручу, вы несете ответственность сообща и нераздельно. А как вы между собой работу распределите, мне совершенно безразлично, только не вздумайте друг на дружку пенять, вы для меня один человек.

После некоторого раздумья они сказали:

— Однако это было бы нам весьма неприятно.

— Еще бы, — сказал К. — Разумеется, это и должно быть вам неприятно, но я так решил, и быть по сему.

К. давно приметил, что один из мужиков все время вертится возле их стола; сейчас, наконец решившись, он шмыгнул к одному из помощников, норовя что-то тому шепнуть.

— Нет уж, извините, — сказал К., прихлопнув по столу ладонью и вставая, — это мои помощники, и у нас сейчас совещание. Никто не имеет права нам мешать.

— Виноват, виноват, — испуганно залепетал мужик и попятился к своему столу.

— И зарубите себе на носу, — сказал К., снова садясь на место, — без моего разрешения бы ни с кем разговаривать не смеете. Если я здесь чужак, а вы мои прежние помощники, то и вы здесь чужаки. А раз так, то мы, трое чужаков, должны держаться вместе. Понятно? Дайте мне ваши руки!

Руки протянулись к нему с чрезмерной поспешностью.

— Да ладно лапы-то совать, — бросил К. — Но приказ есть приказ{2}. Сейчас я пойду спать и вам то же советую. Сегодня у нас день для работы пропал, поэтому завтра приступим спозаранку. Завтра мне в Замок ехать, сани достанете, и чтобы в шесть утра оба у крыльца меня ждали, с санями!

— Хорошо, — сказал один.

Но второй тут же его одернул:

— Вот ты говоришь «хорошо», а прекрасно ведь знаешь, что это невозможно.

— Тихо! — сказал К. — Вы, похоже, вздумали один от другого отличаться.

Однако теперь и первый сказал:

— Он прав, это невозможно, посторонним в Замок без разрешения никак нельзя.

— Хорошо, где испрашивают разрешение?

— Не знаю, у кастеляна, наверно.

— Тогда запросим по телефону, вы оба сейчас же позвоните кастеляну.

Они кинулись к аппарату, вызвали нужный номер, — все это в страшной спешке, отталкивая друг друга и всем видом до смешного усердно стараясь изобразить послушание, — и спросили, можно ли К. завтра вместе с ними явиться в Замок. Брошенное в ответ «нет» было сказано так резко, что донеслось даже до столика К., однако это было еще не все, полный ответ гласил:. «Ни завтра, ни когда-либо впредь».

— Я сам позвоню, — заявил К., вставая.

Прежде, если не считать размолвки с назойливым мужичком, ни сам К., ни его помощники внимания к себе почти не привлекали, но последнее заявление К. вызвало всеобщий переполох. Вслед за К. все повскакивали с мест и, несмотря на отчаянные попытки трактирщика сдержать напор ротозеев, беспокойной гурьбой сгрудились около телефона вокруг К. Мнение большинства сводилось к тому, что К. вообще никакого ответа не удостоится. К. пришлось даже прикрикнуть на них: дескать, их мнения никто и не спрашивает.

Из слухового рожка донеслось странное гудение, какого К. по телефону никогда прежде не слыхивал. Казалось, это слитное гудение бесчисленного множества детских голосов — впрочем, даже не гудение, а пение, только очень-очень отдаленное, — как если бы из этого гудения непостижимым образом образовался один высокий, но сильный голос, бьющий прямо в барабанную перепонку, буравящий ее, словно он не только презренного слуха стремится достигнуть, а посягает проникнуть гораздо глубже. Даже не пытаясь звонить, К. вслушивался в этот звук: левой рукой оперся на подвесной корпус телефонного аппарата, да так и замер, вслушиваясь.

Неизвестно, сколько это продолжалось и сколько бы длилось еще, если бы хозяин не дернул его за рукав: к нему, мол, посыльный.

— Да уйди ты! — в сердцах крикнул К., судя по всему, прямо в переговорный рожок, потому что в слуховой ему тотчас же ответили. Разговор получился вот какого свойства:

— Освальд слушает, кто говорит? — спросил строгий, неприязненный и заносчивый голос, в котором К. почудился некий речевой изъян, и еще почудилось, будто именно этот изъян голос и пытается перекрыть избытком строгости.

К. не решался назваться, ведь перед телефоном он совершенно бессилен: одна оплошность — и на том конце провода на него могут наорать, бросить трубку, а значит, один из важных путей мгновенно будет отрезан. Однако и молчание К. вызвало нетерпеливое раздражение.