Страница 96 из 100
В одном из трех столбцов, посвященных «Гектору», обсуждался вопрос о том, как бы отвести корабль с причала, чтобы освободить место «Бэруону», ставшему сейчас у Джеллибрэнда с 8000 тонн угля.
Коммунистический лидер профсоюза моряков м — р Мэнион дал понять сегодня днем, что ни один буксир в пределах порта не станет переводить «Гектор».
«Пока это зависит от нас, моряков, — сказал он, — «Гектор» останется там, где стоит, если только нас не попросят вывести его вон из нашего порта. Пусть за «Гектора» отвечают хозяева судов, которым, видимо., безразлично, что делается с законной командой «I ек~ тора», оставшейся в Кейптауне.
Переводить корабль с одного причала на другой — значит только ухудшать дело; слишком много людей ищут способа разгрузить корабль, хотя им‑то и не следовало бы так поступать. А моряки твердо стоят на своем решении».
В газете много говорилось о том, что надо создать более, «гибкое» правило проводки судов по реке и что, пока не приняли окончательного решения, надо «завести» «Гектор» в один из старых пустых причалов на южном берегу.
В то время когда печатались газеты, не было еще никаких сообщений о специальном совещании портового комитета, которое состоялось во второй половине дня, но было известно, что в более высоких сферах предпринимаются какие‑то шаги. По — видимому, правительство штата решило не применять закона о коммунальных службах до тех пор, пока не будут использованы все способы мирного урегулирования конфликта. Что это за «способы», можно было судить по дальнейшим сообщениям о том, что в случае, если Совет профсоюзов не примет конкретных решений, премьер намерен совещаться с портовыми властями и полицейским комиссаром относительно целесообразности призыва к «добровольцам» для разгрузки «Гектора». Выражалась надежда, что обращение к «добровольцам» получит хотя бы «молчаливую поддержку умеренного руководства местного отделения федерации портовых рабочих, которое, безусловно, не может отвечать за забастовку. До последнего времени еще не получен ответ на телеграммы, посланные в Совет профсоюзов Монреаля и в Канадскую ассоциацию моряков. Однако м — р Несс уверен, что к вечернему заседанию Мельбурнского совета профсоюзов ответ будет получен».
Очевидно, Несса попросили не комментировать предложение премьера использовать «добровольцев», но где‑то в конце полосы мелким шрифтом было напечатано очень ясное заявление м — ра Кейза, секретаря профсоюза рабочих газовой промышленности.
По словам Кейза, м — р Хемпл хочет просто запугать делегатов совета. Но его угроза совершенно бесполезна. М — ру Хемплу, если он еще не знает этого, следовало бы знать, что члены профсоюза газовой промышленности никогда не примут уголь, выгруженный, как м — р Хемпл изволит их назы вать, «добровольцами». «Черный» груз на «Гекторе» или нет — пока что неизвестно, но в ту минуту, когда к нему прикоснутся руки скебов, он наверняка станет «черным». М — ру Хемплу остается только посоветовать не выносить спор за пределы гавани.
Семь пятьдесят пять вечера. Четверг. Все взоры обращены на Совет профсоюзов. В этом сером массивном здании на углу Рэссел — стрит и Виктория — стрит в Парлтоне сейчас разыгрываются важные события. Это чувствуется и на улице. По мостовой спешат запоздавшие делегаты и заговорщически шепчутся, перед тем как войти в дом, который в течение целого года каждую неделю превращается в арену борьбы между правым и левым крылом профсоюза. Делегаты толпятся и в холле; среди них пробираются к лестнице, ведущей на галерею, рядовые члены профсоюза. По коридорам снуют чиновники с папками и бумагами.
А у двери зала заседаний совета идет тщательная проверка мандатов. Чиновник, который их проверяет, знает каждого делегата в лицо, но тем не менее просматривает мандаты у всех. Видимо, он стал жертвой собственной пропаганды; он столько болтал о «тайных собраниях», «поддельных мандатах» и «подставных голосах», что в конце концов сам в них поверил. Ему и во сне мерещится красное пугало. Для него этот когда‑то освященный традициями зал давно уже перестал быть форумом, где лидеры рабочих собираются, чтобы обсуждать планы борьбы против тирании и эксплуатации; для него это крепость, которую надо спасти от «угрозы коммунистического нашествия». Спасти любой ценой.
Худощавый человек в потертом твидовом костюме проходит в дверь, не показав документов. У него орлиный нос и квадратный подбородок. И вот он уже задержан — рука чиновника преграждает ему путь. Серые глаза нарушителя порядка удивленно моргают.
— Вот те на! Не признаешь?
Это Эндрю Локарт, делегат и секретарь профсоюза железнодорожников.
— Мое дело проверить. Предъяви мандат, вход загораживаешь.
— Ладно, ладно, Железнодорожник предъявляет документ. Чиновник делает вид, что проверяет его, лицо у него кривится — словно у него вдруг загорчило во рту. И так вот каждый четверг. Он привык — ничего не поделаешь, такая работа.
В зал один за другим входят председатель совета Гордон Мэй, секретарь Гарри Сирс и технический секретарь Мервин Томас. Они занимают свои места за верхним столом из полированного кедра. Пониже уже сидят несколько других чиновников из руководства. Они наклонились один к другому и тихонько переговариваются, передают друг другу газеты. А еще пониже, откинувшись на спинку скамьи, дожидаются начала заседания три репортера. Они молчат и со скучающим видом оглядывают набитый битком зал. Все трое знают, что лишь очень немногое из того, что они запишут сегодня, будет иметь какое‑то отношение к тому, что появится завтра утром в их газетах.
Зал заседаний совета, красный с белым и с позолотой, выдержан в старинном стиле. Высокие стены увешаны списками профсоюзных организаций, бывших председателей и секретарей. Вечер сегодня жаркий, в переполненном зале нечем дышать. Многие делегаты, усевшись на откидные стулья в шести рядах амфитеатра, сняли пиджаки.
Зазвенел звонок, но громкий говор в зале не смолк, и председатель резко стучит молоточком по столу. Вид у него не особенно торжественный. Небрежно развалясь в своем кресле с высокой спинкой, засунув руку в карман, он раздраженно оглядывает собравшихся. Холодными, злыми глазами он смотрит на галерею — она всегда затихает последней. Из рядовых членов профсоюза заседаниями совета интересуются в основном левые, и председатель отлично это знает. Теперешний диктаторский комитет строго — настрого запретил какие‑либо реплики с галереи, записывать выступления делегатов не разрешается. Членам профсоюза — неделегатам запрещено даже аплодировать, если они одобряют принятое решение.
Восемь вечера. Началось еженедельное двухчасовое заседание— интриги, пустая болтовня, разочарования. Тактика правого крыла никогда не меняется, все уже изучили ее: часа полтора обсуждать всякие мелкие вопросы, а когда остается не больше получаса до конца заседания и когда при содействии предусмотрительного председателя прения можно закрыть в любую минуту, тогда поставят наконец и важные вопросы и можно будет начать борьбу с левыми.
Мервин Томас, высокий седеющий человек лет под шестьдесят, делегат от профсоюза картонажников, поднимается, чтобы зачитать протокол прошлого заседания, но Кейз от газовой промышленности и Ганс Хоэнфельс от металлургов уже вскочили и размахивают повесткой дня.
— К порядку собрания, господин председатель!
Мэй сердито смотрит на обоих и дает слово Хоэнфельсу: он менее опасен.
— Коспотин председатель! Коспота делегаты! Я хочу снать, почему фопрос о канадце «Гекторе» не включен в повестку.
Симпатичное лицо Хоэнфельса краснеет от волнения — он всегда нервничает и спешит. Много говорить ему не дадут — он знает это. Репортеры вытащили свои ручки, хотя до этого не собирались ничего записывать. Их интересует только судно с углем.
— Я снаю, что, кроме моего профсоюза, еще тва профсоюза фырасили желанье обсудить этот фопрос сегодня.
— Верно! Верно!
— Какие союзы — моряков и железнодорожников?
Мэй стучит молоточком. Он пристально оглядывает галерею, затем его глаза останавливаются на Хоэнфельсе.