Страница 68 из 135
— Хорошо, — Роника с улыбкой соскочила вниз и прикоснулась к ладони Иерна. — Ну уж вас-то обоих я не брошу, — шепнула она. — Вы здесь ни при чем. Но этих троих нужно хорошенько припугнуть. — Она возвысила голос. — Ну а сейчас давайте строить укрытие. Следуйте за мной.
Плик подтолкнул Иерна.
— Мы-то ни при чем? — хрипло прошептал он. — Разве что отчасти, но не безвредные. Ты представляешь куда большую, чем кто-либо из них, угрозу старому миру, к которому мы привыкли.
— Ты действительно так думаешь? — поинтересовался аэроген. — Почему?
— Что-то собирается. Сгущаются силы. И ты находишься в самой их сердцевине. Милостивый Христос, как я хочу вина.
Роника скоро нашла необходимое: обломившийся длинный сук, годный, чтобы воспользоваться им как шестом; сосну, свесившую ветви до самой земли, возле которой не было сухостоя, способного упасть на шалаш в бурю, да еще на пригорке, чтобы дождевая вода обегала их; заросли папоротника и невысокие кусты, которые легче всего было наломать.
— Будь у нас больше времени, мы могли бы устроиться и получше, — проговорила она. Быстро темнело, мрак сгущался, лишь далекие отблески озера вспыхивали между стволами деревьев, пробиваясь сквозь ароматную листву. С каждой минутой становилось все холоднее. Заухала сова. — Скажем, могли бы соорудить шалаш, развести костер перед входом, сложив за ним камни, чтобы отражали тепло внутрь. Завтра мы так и поступим, я обещаю. Но сегодня следует поторопитьсл, и я хочу, чтобы нам было тепло.
Тем временем она заострила шест, уложила конец его в развилину и начала обкладывать со всех сторон ветками поменьше. Мужчины последовали ее примеру, переплетая настил поперечными ветвями и сучьями; ходили за материалом — щипали мох, ломали с деревьев ветки с листьями, снова носили мох. Наконец толщина укрытия составила пять или шесть сантиметров, тогда сверху добавили еще слой прутьев, чтобы не сдуло.
— Проверьте — нет ли внизу камней и сучьев, трава будет нашим матрасом. Потом будем спать в роскоши: на можжевеловых ветках. Нам потребуются одеяла. Вы, три мокрые крысы, берите парашюты, у нас сухая одежда. Итак, заваливайтесь листьями и всем прочим.
Когда ночь рассыпала звезды по небу, все вползли под навес и собрались потесней. Живое тепло быстро согрело их, а ложе было достаточно мягко для усталых тел. Однако Иерн заснул с трудом: он сумел устроиться возле Роники и слишком откровенно реагировал на ее соседство…
Началась дорога, и Иерн скоро обнаружил, что потрясен: жизнь складывалась самым великолепным образом. Половину времени шел блеклый докучливый дождь. Потом облаками налетали москиты, и писк их раздражал не менее, чем укусы. Клещи впивались в плоть, извлекать их нужно было весьма осторожно, иначе головка могла остаться под кожей и вызвать нагноение. По совету своего проводника мужчины далеко обходили иногда встречавшихся медведей, гремучие змеи вызывали куда большее опасение; все привыкли выискивать взглядом ядовитый плющ. Но и без того хватало густых кустов, бурелома, трясин, ручьев и запруд, преграждавших путь и зачастую заставлявших углубляться в лес — от берегов внутреннего моря.
Потом они вышли к холмам, дно оврагов давалось труднее, чем склоны.
Несколько раз на берегах они замечали другие холмы, поменьше. Кирпич и стекла проступали из-под наросшей зелени, их обходили. Столетия назад тут были поселки, скорбно было думать об их участи. Для неловких, не знающих мозолей рук путешественников на стоянках находилось множество дел: нужно было собирать дрова для костра, устраивать ночдег, прятать припасы от ночных воришек… Поход продолжался, но лес охватывал все вокруг: безграничный, безжалостный — и прискорбно дикий.
Только в объятиях бури или женщины Иерн так наслаждался собой.
У него хватало ума не восхищаться вслух, остальные же не жаловались.
Большая часть удовольствия была следствием удачи: он был молод, силен от природы, сноровист и попал в лес в подходящей обуви. Бедный бестолковый Плик хромал в городских туфлях, немилосердно натиравших ногу. Элегантные полуботинки Микли еще держались, но он сам признался, что обувь жмет, и, как выяснилось, его сухощавое тело сохранило меньше сил, чем он рассчитывал. Тераи напротив — силы было не занимать, и ловкие руки моряка-кузнеца справлялись с любой работой, но задумчивые зеленые стены, вечно обступавшие его со всех сторон, заставляли нервничать морехода, подтачивая его нервы. Ваироа, казалось, полностью приспособился. Но кто мог подтвердить это, если сам он молчал?
Иерн же учился у Роники.
От нее он узнал, что дождь — это душ, а не докука, и что под ним лучше всего раздеться догола, поскольку холод под промокшей одеждой может убить. (Тело ее ослепляло, а нагота или полунагота была непринужденной, но не зовущей, как доказала дружеская, но сокрушительная оплеуха, заработанная еще в начале пути.) Сок дикой мяты и подорожника отгонял насекомых, а имунная система быстро справлялась с укусами тех, кто все-таки добирался до кожи. Шумы больше не раздражали, а завораживали, лес был сокровищницей звуков, вкусов и запахов, нес отдых глазам. Вот логово мускусной крысы, он не видел его, пока Роника не показала; вот оставленные лапами следы — для него немые, пока она не рассказала ту долгую историю, которая была отпечатана ими. Никогда он еще не был столь осмотрительным. Идти стало проще, когда она обучила его всему нужному. Например, кусты следовало раздвигать коленями и руками одновременно, проскальзывая между ветками. Она не торопила их — зачем? Конечно, можно нестись, но тогда кто-нибудь, глядишь, свалится по пути, а это не шутка — зима не за горами. «Давайте не пыжиться, идем ровно — по двадцать щелчков в день».
Четыре раза Роника объявляла привал, по две ночи они проводили на одном месте; отдыхали и занимались разными делами, такими, как стирка; она сказала, что, если у них нет мыла, это не причина, чтобы оставаться грязными.
Она обработала ноги Плика, наложила повязку из мха и ткани на мозоли, заметив, что воспользоваться можно многими материалами: птичьей кожей, лыком, травами… Мы остаемся на месте, пока не обуем тебя подобающим образом. Иасу Крист! Неужели твой папочка никогда не говорил тебе, что дырка в носке проделает дырку в ноге?
— Вчера ты сказала, что можно сделать лодку… из березовой коры, кажется? — заметил Иерн. — Почему бы не поступить таким образом, чтобы не тащиться в такую даль?
— На это уйдет время, а потом нас свяжет погода; грести против ветра тяжелее, чем идти по любому болоту. Кроме того, при всякой необходимости придется причаливать к берегу. Нет, на своих двоих, пожалуй, проворнее.
Роника, согнувшаяся над лодыжками Плика, распрямилась.
— Придется добыть сырой кожи для мокасин. — Она вздохнула. — Ненавижу убивать оленей, когда приходится оставлять брошенной большую часть туши, но придется… пусть братей Ворон и приятель Червь порадуются добыче, так что потеря не так уж и тяжела. — Сперва она постояла в дыму костра, который, осторожно раздувая, сама и развела с помощью деревянного сверла, сучьев и древесной крошки. (На сверло пошло дерево и парашютная стропа. Роника заметила, что ее можно было бы заменить кишкой животного или каким-нибудь из растительных волокон. Оставшись без стального ножа, она умела бы изготовить надежный каменный нож.) Иерн спросил, почему она окуривает себя дымом.
— Звери боятся человеческого запаха, — объявила она. — В конце концов люди были хищниками не менее миллиона лет, как говорили мне палеоантропологи (удивлял и ее словарь). Но инстинкт не заставляет их бояться запаха дыма, если только не вспыхнет пожар в лесу или прерии.
И Роника продемонстрировала, как будет выслеживать добычу: разыскивая слабые отпечатки, оставшиеся в траве и на почве, катышки помета, обкусанные листья… показала, как будет подкрадываться медленно, замирая, когда переменчивое внимание зверя обратится в ее сторону.
— Дома, в лесах Ляски, я развлекаюсь, подбираясь к зверям поближе, чтобы потрогать.