Отныне я – странник

— Это когда тебе надоело у Крыма выкупать своих подданных, и мы пошли его завоёвывать? — Бородатый собеседник постарался изобразить на своём лице удивление.

— Нет. — Съехидничал Император. — Это когда французы, с англичанами и поляками, год спустя, пытались нас оттуда вытеснить. Вот тогда я сильно испугался, — когда увидел, что у тебя от раны не осталось и следа — только дырка в амуниции.

— Ну, так я объяснил, что это нормально для сисадминов и вообще, мы живём намного дольше остальных людей. — Петров снова отщипнул от виноградной кисти несколько виноградин.

— И что с того? Осознание, что рядом с тобой ходит кто-то, кого нельзя убить, оптимизма не добавляет. Мало ли в какую коалицию ты Юрка решишь вступить.

— Сейчас я Петров Пётр Петрович. Государь ты сам меня так окрестил.

— Но ещё не привык к тебе так обращаться. — Отмахнулся самодержец.

— А надобно. Месяц прошёл, как после пожара в лаборатории, где я провёл в затворничестве несколько лет. Нашли моё обгоревшее тело и похоронили со всеми почестями.

— А твоя Ульянка молодец, великолепно играет безутешную вдову. Только вот твоих детей жалко — они ведь не посвящены в эту тайну: поэтому горе их — настоящее.

Гаврилов, это был именно он, — помрачнел и долго рассматривал чашку с остывшим шоколадом: крутя её в руках. А за окном, послышалось пение молодых людей вышедших из кабака:

…Тонкой, оранжевой линией

Против ворога, стали воины Русские!

И не было в мире силушки –

Одолеть способной — тех добрых молодцев …

— Сколько лет прошло, а всё помнят нашу первую Нику над шведами. Я слышал, что даже Германцы воспели тот подвиг наших стрельцов. — Негромко проговорил Романов.

— Да, храбро они тогда стояли… — Задумчиво ответил Юрий.

— Были орлы — несмотря на то что смутьяны, но не посрамили отчизну. — Продолжил самодержец. — А я, на днях, повесил трёх предателей. Они иудушки собирались голландцам продать секретную рецептуру нашего дизельного топлива. — Ну как мне доложили, это когда смешивается масло, спирт, и щёлочь. Двигатели иноземцы так и не научились делать, так хотят хоть топливо к нему сами производить.

— Нельзя было Меншикову им дизель электростанции продавать. Я слышал, что одну из них — разобрали до винтика.

— И поняли, что сами их делать — не смогут.

— Это пока. Поэтому нам нельзя почивать на лаврах. Надо дальше развивать науку и производство.

От такого ответа император вскочил со стула и заходил по комнате.

— А ты меня в такой момент покидаешь!

— Так надо государь! — Юрий по-прежнему невозмутимо сидел за столом. — Я не старею и, не смотря на все мои ухищрения, скоро все это поймут. И это может принести много бед, как мне, так и державе. Только представь, я выгляжу моложе даже твоего сына. Кстати как он?

— Часто с ним спорим по мелочам, но в целом из Алексея получился неплохой престолонаследник. Сейчас сидит в Петербурге и, когда я отсутствую, ведёт дела от моего имени. Правда с мачехой не ладит, но это не страшно, характером то, он весь в меня и мою вспыльчивый и Катерину, любить не обязан.

В дверь постучали, и в комнату заглянул сильно постаревший Меншиков.

— Мин херц, прибыл солдатский полк из Полтавы и начал погрузку своего имущества на корабль.

— Передай их командиру, что они сильно опоздали. И если по их вине задержится выход экспедиции, он будет строго наказан.

На время этой непредвиденной беседы Юрий сидел, отвернувшись у окну. Так что, царский любимец напрасно старался, рассмотреть императорского собиседника. Когда дверь закрылась, Романов улыбаясь, посмотрел на Юрия и спросил:

— Ну что конспиратор, немало тебе воинов, может позднее ещё прислать?

— Нет, государь. Для первого поселения в самый раз. А там начнём мирную экспансию — по примеру древних Римлян будем расширяться, действуя кнутом и пряником. Приучим лояльных нам аборигенов к нашим благам, заключим с ними оборонительные союзы. Для самодостаточности займёмся земледелием. Только вы, временами новых поселенцев присылайте — можно даже голытвенных казаков — и нам хорошо, и на Дону спокойнее будет.

— Только местных не невольте. Не надо их против нас настраивать…

На следующий день, всю торжественную часть проводов кораблей в Охотском порту, Юрий провёл в своей каюте. — Нельзя было показываться на публике, так как многие Петровы приближённые могли его узнать. Он сидел, вспоминая горестное, неизмеримо тягостное прощание с женой и понимал, что его жизнь отныне была бесконечным путешествием: Юрий должен раз за разом начинать всё сначала. А достигнув результата, обретя друзей и близких ему людей — снова всех бросать, «отрезая по живому» и начинать всё заново — в другом месте. Он будет идти по этой жизни странником неприкаянным и надеяться, что симбионт может со временем выключиться — выработав некий установленный ресурс. И в этом путешествии, даже если он смертельно устанет, самоубийство недопустимо — неизвестно кому может достаться его «наследство от трансгена».

13 03 2014 г.