Закон тридцатого. Люська

Епишев вслед за ним спустился вниз на несколько ступенек. Степан Емельянович медленно открывал контрольный замок. По лицу его блуждала улыбка, он гнал ее. Скрипнула дверь. В подвале горела тусклая лампочка. В углу были аккуратно сложены рогожные мешки с компотом, у стены — штабеля ящиков с посудой и еще всякая тара. На тщательно подметенном полу посередине подвала стояли приставленные один к одному четыре ящика. На них в позе Клеопатры, облокотившись на локоть, возлежал дядя Вася, Он посмотрел на вошедших и встал.

Епишев сделал удивленный вид.

— Что он тут делает?

— Мышей ловит, — ответил Степан Емельянович.

— Я серьезно спрашиваю.

— А вы у него спросите.

— Вы что тут делаете? — повернулся Епишев к дяде Васе.

— Отсиживаю двадцать четыре часа… Напился…

Епишев рассердился.

— Значит, это правда, что вы в магазине солдатчину вводите?

— Ну зачем же так резко? Вас не совсем точно информировали. А с товарищем Ивановым у нас абсолютно джентльменский договор. Если напьется — в подвал на двадцать четыре часа. Надеюсь, что больше не придется сидеть.

— Но вы не имеете права! Вот он пожалуется…

— Ну что ж, вольному воля…

— Спасенному рай, — добавил дядя Вася еще не совсем устойчивым голосом. — Я кассационную жалобу подавать не буду.

— Идите наверх. Мы еще поговорим, — все так же сердито сказал Епишев.

— А сколько сейчас?

— Около одиннадцати.

— Не могу, — дядя Вася вздохнул горестно. — Срок не вышел.

— Да вы что, ненормальные? — вскипел Епишев.

— Срок не вышел, — твердо сказал дядя Вася. — У нас все по-честному.

Епишев повернулся и деревянной походкой вышел из подвала. Степан Емельянович молча последовал за ним.

Ни на кого не глядя, Епишев прошел через подсобное помещение прямо в директорский кабинет, сел в жесткое кресло.

— Черт знает что такое! Послушайте, Степан Емельянович, вы хоть понимаете, что это ни в какие рамки не влезает?

— А что ж мне прикажете делать? В милицию его отправить, в вытрезвитель? Он отличный работник, хотя и со слабостями человек. И вот над ним нехорошо подшутили, обидели. Понимаете? Я доказал ему, что не я и не коллектив его обидел. А за неверие в нас и чтобы протрезвился, послал в подвал.

— Кто же его обидел?

— Да полагаю, что тот же, кто успел и вам сообщить, что я ввожу солдатчину и превышаю власть.

Епишев побарабанил пальцами по столу.

— Но вы в мое положение войдите. Должен я как-то реагировать на сигнал.

— Это уж ваше дело. Вы начальство.

— Делаю вам устное замечание, — примирительно сказал Епишев и вдруг рассмеялся. — Ну, а Иванова-то, Степан Емельянович, может, амнистируете в честь, так сказать, прибытия начальства?

Степан Емельянович тоже засмеялся, приоткрыл дверь.

— Анисья Максимовна, позовите, пожалуйста, дядю Васю ко мне. Он в подвале.

— Знаю, — весело откликнулся Онин бас.

Дядю Васю ждали молча. Когда он пришел, Степан Емельянович подчеркнуто официально, но и не без иронии сообщил:

— По случаю прибытия к нам в магазин большого начальства, товарища Епишева, объявляю вам амнистию.

— Амнистию? — переспросил дядя Вася.

— Точно. Можете быть свободны.

— Ну, раз амнистия вышла — тогда можно. Тогда все по-честному. Спасибо. Пойду работать, — Он по-военному повернулся и хлопнул дверью.

— Всех будете сажать или выборочно? — пошутил Епишев.

— Это случай исключительный. А вообще-то наказывать за нарушение дисциплины будем. Конечно, не так, как дядю Васю… За всякое нарушение надо отвечать.

Потом Епишев попросил позвать Телегину и долго расспрашивал ее о комсомольском собрании. Что она сказала и как сказала. Как рабочие приняли ее предложение — создать общественные столы заказов. Затем стали обсуждать подробности.

— Торопиться не надо, — советовал Епишев. — Новое не может сразу стать привычным. Новое надо внедрять. Между прочим, некоторые товарищи считают ваши планы «авиационной диверсией» в торговле, заранее обреченной на провал. Так что вам придется все доказывать делом. Не спешите. Не развертывайтесь сразу на весь завод. Возьмите для начала два-три цеха. Надо все продумать до мельчайших подробностей: и как будете возить, разрозненными пакетами или целыми заказами, и во что складывать. Ведь заказы будут разные, большие и маленькие. И как их доставлять, чтобы путаницы не было лишней. А то вместо очереди в магазине будут стоять очереди в цехе.

— Эти вопросы и нас волнуют. Вот мы тут кое-что набросали. Давайте, Людмила.

Люська достала из шкафа толстую тетрадку в клеенчатом переплете.

— Это наш «бортовой журнал», — показал Степан Емельянович на тетрадь. — Все предложения, замечания, ошибки и недостатки решили фиксировать здесь. Копить опыт.

Епишев кивнул.

— Вот, — сказала Люська, перелистав несколько страничек, — Заказать сетки-корзинки триста штук. Это для начала. Я узнала, тут в одной артели неподалеку вяжут сетки из пластика какого-то разноцветного. Хорошо бы у них заказать. Каждому покупателю — сетку. Можно даже именную или номерную. По номеру заказа. Все в нее и будем складывать.

— Деньги на сетки есть?

— Нету. У завода попробуем попросить.

— Понятно.

— Теперь транспорт. Автомашина нам не нужна, да и дорого это. Надо, чтобы завод выделил электрокар. На нем и перевозить заказы.

— А дадут?

— Не знаю. Сегодня к ним пойду. Думаю, не откажут. Заводу-то выгода, — с жаром доказывала Люська. — Ведь если мы рабочим сбережем время отдыха и нервы, производительность труда повысится.

— Так уж и повысится! — Епишеву явно нравилась горячность Люськи.

— А как же! Может быть, на одном рабочем это мало заметно будет, а по всему заводу — еще как заметно!

— Ну что ж, самоуправцы, мне лично это дело по душе. Поддержим. Чем надо, поможем. Говорил я о вас в райкоме партии. Там тоже заинтересовались. «Пробуйте», — говорят. Так что держитесь!

Они еще немного поговорили. Степан Емельянович пожаловался на оптовые базы. Предупредил, что если они будут чинить препятствия, не будут завозить вовремя нужные товары, все дело может пойти насмарку. Торговля должна развиваться на взаимном доверии продавцов и покупателей — стало быть, товар должен быть вовремя и хороший. Иначе — назад в болото!

Когда Епишев ушел, Люська выдала товар в палатку Нине Львовне и отправилась на завод.

Пропуск Люське выписывали как старой знакомой.

— Зачастили к нам!

— На работу перехожу, по совместительству, — пошутила Люська.

Пока шла через двор к административному зданию, несколько человек поздоровались с ней. Это, верно, или ребята, которые были на собрании, или просто покупатели. И от этого она не чувствовала себя чужой здесь, на огромном заводском дворе, шла, по-хозяйски поглядывая кругом.

Навстречу двигался электрокар с металлическими болванками. Люська остановилась, последила, как неторопливо катится он на своих маленьких толстых колесиках. Подумала: «Нам такой кузов мал. Надо будет попросить, чтобы специальный сделали, пошире и с брезентовым верхом».

В приемной было пусто, только за письменным столом сидел молодой человек в кремовой рубашке с аккуратно повязанным галстуком. Серый пиджак висел на спинке стула. Прическа у молодого человека была ультрамодной, чуть взлохмаченной. Он сидел, вытянув под столом ноги, и сосредоточенно чистил ногти.

— Здравствуйте, — сказала Люська.

Молодой человек нехотя оторвался от своего занятия.

— Люська! Телегина! Вот так да!

— Лёдик! — Только сейчас Люська узнала своего одноклассника. — Ого, какой у тебя важный вид!

Лёдик встал, снял со спинки стула пиджак, надел его. Спросил, самодовольно улыбаясь:

— Ну как?

Люська оглядела его чуть насмешливо.

— Вполне! Экстра-люкс!