Операция «Ходики»

Каримчик через каждые пять минут звонил:

— Как операция «Ходики»?

Наконец он снова позвонил:

— Твоя мама идет! — Его окна были на улицу, а наши во двор. Я уже хотел положить трубку, но он вдруг закричал:

— А стрелки ты перевел?

— Какие стрелки?

— Ну, стрелки!..

В самом деле — на наших часах было одиннадцать.

— Сейчас двадцать минут седьмого! — кричал Каримчик.

Только я успел подвести стрелки и выскочить из отцовского кабинета, как в замочную скважину вставили ключ.

Мама чмокнула меня в щеку и прошла на кухню.

— Как ты провел день? — спросила она.

— Да так, — ответил я уклончиво.

— Ничего не случилось?

— Что могло случиться? — сказал я и отвел глаза, чтобы они меня не выдали.

Чарка вертелась под ногами, и мама бросила ей кусок сырого мяса.

Потом она стала жарить лук и плотно закрыла дверь. Чарка осталась с ней. Разве она могла уйти от мяса?

Я чинно сидел в кабинете, ждал отца. Вдруг он позвонил, сказал, что задерживается.

— Приходи скорей! — попросил я.

— Ладно, — сказал он. — Мама уже дома?

— Дома.

— Позови ее к телефону.

Они о чем-то поговорили. Мама улыбалась и не слышала, как громко тикали часы. Она положила трубку, и тиканье стало просто угрожающим.

Я стоял и глядел ей в глаза.

— Что с тобой? — спросила она. — Не заболел? Просто удивительно, как она не замечала, что часы идут!

Она пощупала мой лоб и даже заставила показать язык. А потом опять пошла заниматься хозяйством.

Часы пробили шесть.

Мама высунулась из кухни:

— Телефон?

— Нет, — сказал я.

— Тогда открой дверь.

Я открыл.

— Никого?

— Никого.

— А мне показалось: звонили…

Вот здорово получается!

Потом опять звонил Каримчик:

— Операция «Ходики»! — И мы хихикали в трубку.

Около семи, наконец, пришел отец. Он был большой и сильный. Обнял мать. Подбросил меня к потолку.

В последнее время мне это не нравилось: что я — маленький? Но сегодня я сделал вид, что радуюсь, и отец остался доволен.

— Мать, а мать! — весело сказал он. — Мужчины хотят есть.

Он пошел на кухню, и я отвернулся. Пусть обнимаются. Где-то там взвизгнула Чарка. Видно, попалась под ноги.

Я с трудом сдерживал нетерпение.

Сейчас отец пойдет в кабинет, возьмет газеты и сядет в кресло.

Чарка тоже сунулась в кабинет, но я щелкнул ее по носу. Она отскочила и опять хотела пролезть в кабинет.

— Ты ее, наверно, сюда пускаешь, — сказал отец, подозрительно оглядывая комнату. На столе все было в порядке, мы успели убрать. Он успокоился.

А часы тикали. Чудеса да и только!

Между тем большая стрелка снова подбиралась к двенадцати. Я затаил дыхание.

Отец не сразу понял, что часы бьют. Я никогда не видел его таким растерянным.

— Что это? — спросил он.

— Часы…

— Я понимаю, что часы. Кто их починил?

— Я.

— Ты?

— А кто еще?

— Ты умеешь чинить часы?!

— Что тут такого?

Он позвал мать. Наконец и она заохала:

— Ходят? Подумать только! — Но не поверила, что я починил часы. — Выдумщик! — сказала она.

— Что же, они сами починились? — спросил я, пряча глаза.

Отец поверил и стал говорить, как хорошо все уметь делать самому. Потом он расчувствовался и спросил:

— Сколько еще не хватает на железную дорогу?

— Семь рублей, — сказал я.

Он достал десять рублей:

— Молодец, ты их заслужил.

Я покраснел и не знал, что делать. Но потом взял деньги и, свистнув Чарке, выбежал во двор. Там уже был Каримчик. Я показал ему деньги:

— Только это, наверно, нечестно.

— Почему нечестно?

— Ну, так ведь мы их не чинили.

— Как не чинили?

— Они сами пошли.

— И ничего не сами! — убеждал Каримчик. — Теперь закончим операцию «Семафор».

Я колебался.

— Ты как девчонка! — сказал он.

— Ладно, — решил я. — Завтра пойдем в «Сказку».

Но оказалось, что надо готовиться к контрольной, и мы в магазин не попали.

А вечером пришел отец. Он не подбросил меня к потолку, а по-мужски, крепко пожал руку. И мне опять стало стыдно, что я его обманываю.

Признаться? Рассказать отцу обо всем? Но как же тогда операция «Семафор»? И потом ведь это была не только моя тайна.

Так я рассуждал. А отец в это время позвал меня в кабинет.

— Садись…

Чего это, думаю, он мнется? Как-то даже на него не похоже.

Он достал из кармана часы:

— Понимаешь, у нашего Петра Семеновича они вдруг встали. Посмотришь?

— Сейчас не могу, — сказал я, начиная гореть. — Завтра, пожалуйста.

Отец согласился:

— Хорошо. Посмотри завтра.

Я к Каримчику.

— Проверяет, — решил он.

— А как быть?

— Чепуха, — говорит. — Пойдем и починим.

На другой день мы пошли к часовому мастеру, и он при нас починил часы.

— Операция «Ходики» закончена! — бодро сказал Каримчик.

Мы отсчитали деньги и довольные побежали в «Сказку». Но отдел, где продавалась железная дорога «Пионерская», был закрыт на переучет.

Отец пришел с работы.

— Как часы?

А я уже положил их ему на стол. Он похвалил меня и обещал летом взять в Москву.

Мне стало не по себе. Он это заметил:

— Ты не рад?

— Рад.

— А почему вздыхаешь?

— Да так, вздохнулось…

Он засмеялся и сказал маме:

— Вырос мальчишка, и не заметили.

Она расчувствовалась, смахнула слезу.

Я больше не мог терпеть. Я все хотел им рассказать: и как мы «чинили» часы, и все прочее. Но тут вбежала Чарка, схватила меня за ногу. Я хотел сказать: «Фу!», но от расстройства сказал: «Вперед!» — и тогда она прыгнула в кресло.

— Это еще что такое? — удивился отец.

— Пошла вон! — отчаянно закричал я.

Но она прыгнула на подлокотник, оттуда на спинку. Еще мгновение, и она окажется на столе. Я перехватил ее и выкинул в коридор.

— Вот видишь, — назидательно сказал отец. — Ее нельзя пускать в кабинет.

Так ничего я ему и не рассказал…

На следующий день он принес еще чьи-то часы. А мама — будильник тети Кати. Его никто не брался чинить, но мама сказала, что я обязательно починю.

Весь дрожа от обиды, я сообщил об этом Каримчику.

— Подумаешь, — рассудил он. — Операция «Ходики» продолжается. Только и всего. Починим.

Мы пошли к уже знакомому часовому мастеру и показали ему часы. Он поглядел на них через лупу:

— Вот эти починим. А эти выкиньте.

Но мы не могли выкинуть будильник. Мы посовещались и стали искать такой же, но только новый… Найти-то мы его нашли, да отцовских денег не хватило, и нам пришлось тратить свои сбережения.

«Прощай, железная дорога!» — думал я.

Но Каримчик не привык хмуриться.

— Операция «Семафор» откладывается, — сказал он. — Зато все это у нас смешно получается.

Я спросил:

— А если еще принесут часы?

Он ответил уверенно:

— Не у всех же они ломаются!

Но вечером сам принес мне часы.

— Это еще чьи? — спросил я.

— Да наши.

— Зачем ты их притащил?

— А мама узнала, что ты чинишь…

Я хотел возмутиться. Он сказал примирительно:

— Ладно, завтра починим.

Теперь мы уже совсем не думали о железной дороге. Мы думали о том, как закончится операция «Ходики». А тут еще отец стал спрашивать про эту самую дорогу: почему не купили?

Я изворачивался, как мог.

Несколько дней все было спокойно. А в субботу мама принесла еще чьи-то часы:

— Посмотри, что с ними.

— Потом, — сказал я, глядя в сторону.

— Почему потом? — спросила она.

— Надо гулять с Чаркой.

— Она подождет.

— Мы с ней всегда гуляем в это время.

— Давай, я пройдусь.

— Ты устала.

— Хорошо, — вдруг согласилась она. — Погуляй. А часы можно починить и завтра.

Но у меня больше не было денег!..

Опять мы совещались с Каримчиком.

— У меня еще три рубля, — сказал он. — Последние.