Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 14



— Тридцать долларов, — подняв на нее глаза, ответила Лещинская.

— Вот черт! А мы у московских брали… Нам тоже про безопасность вдалбливали… — все больше мрачнея, поделилась пассажирка.

— А вы сколько заплатили?

— По сто пятьдесят с носа…

— А все едут в одном автобусе! — расхохотался гид, который крутился на переднем сиденье. — Только получается, что у тех, кто сто пятьдесят заплатил, риск свалиться с горы самый маленький!

Глава 15

Услышав звонок в квартиру, Ярослав заглянул в глазок, затем распахнул дверь. С его губ слетело радостное: «Проходи!». Это был Серый, а точнее, Сергей Иванович Остапов, полковник полиции, который за несколько месяцев в Москве стал закадычным другом Краснова. Сергей был чуть ли не единственным человеком, который прошел проверку «ясновидением» и остался после этого доверенным лицом.

Наверное, мало кому приятно, когда человек, сидящий напротив, видит тебя, как облупленного, читает каждую твою мысль. Часто в отношениях Ярослава с людьми из-за этого проскакивали взаимная агрессия и чувство вины. И друзья-товарищи исчезали один за другим. Со временем Ярослав смирился с таким положением дел, довольствуясь общением с одним только Серым. К тому же он был холост, что было как нельзя кстати. Когда ни позвони, свободен, как ветер в поле и готов к встрече. Так же, как в свое время Ярослав, на серьезных отношениях с женщинами Сергей поставил жирный крест.

Полковник достал из портфеля бутылку водки, и вскоре на кухне у Краснова стало жарко и дымно. Остапов курил, не переставая. Слышались его громкие разглагольствования, иногда вперемешку с крепким словцом.

— Так чего ж ты ее одну-то отправил? — изумился Сергей, выслушав беду друга. — Зачем отпустил?

— Дурак потому что! — вспылил Краснов. — Она все утверждала, что выхода другого нет. А я и послушал…

— Во-во… Баб разве можно слушать? Одна брякнула, другая подхватила… Им только дай волю — тут же командовать начнут. Крутить тобой, как захочется. Сядут на шею, ноги свесят, да еще кнутом погонять будут…

— Ну нет, Марина не такая… Она хорошая. Только… как бы это сказать? Сильно прибитая жизнью. Не верит никому. Всего боится. Я ее насквозь вижу.

— Все обойдется, Славик! — убеждал полковник. — Ничего с ней не случится!

— А если случится? — размытым от алкоголя взглядом Ярослав уставился в дно стакана, пытаясь там найти ответ. — Если ее убьют?

— А есть такая вероятность?

— Двое уже на том свете. И ее смерть будет на моей совести. Идиот! Отправить любимую женщину на другой конец света рисковать жизнью! И ради чего? Ради какой-то жалкой реликвии! Куска бумаги! Чтобы выслужиться перед Горячевым! Потому что старый козел ногами затопал!

Сергей расплылся в улыбке при упоминании о старшем следователе по особо важным делам.

— Как он там? Все жизни учит?

— Учит!



— У него фамилия должна быть не Горячев, а Правильный. Коля Правильный, б… Не люблю таких! Слишком правильным в жизни быть нельзя — сама жизнь неправильная. А под нее, с…, надо уметь подлаживаться… Ладно, не убивайся ты так! А, вообще, друг, я вот что тебе скажу… Не ожидал я, что ты снова на бабу западешь. Я вот зарекся по — серьезному с ними связываться. Переночевала, а утром — до свидания. И слава богу! А то пожил с одной тут недельку — намучился как не знаю кто. Чашку мою любимую так спрятала, что час найти не мог. Час! Все перерыл! Толку, что сыщик. Полотенце не на крючок, а на машинку стиральную кидает. Для чего? Чего ему там делать? А по телефону сколько трещала? Ведь по три часа могла с дочкой проболтать ни о чем! Скажет, вообще, какую — то хрень и заливается «ха-ха-ха»! Думаешь, чего ржет? Ладно, хоть сама за телефон платила, а то бы я поседел. Да что и говорить… Одни проблемы от баб! А ты, как я понял, все-таки опять решил наступить на старые грабли…

— А для чего жить-то? Все один да один… — протянул Ярослав. — Меня Горячев правильно шпынял, мол, женись. Без женщины в доме, как ни крути, плохо, тоскливо… Радости нет.

Полковник разлил по стаканам остатки водки, найденной уже в закромах Славиного холодильника, и проговорил:

— Плохо, да… Это первый год плохо, а потом привыкаешь. Даже счастливым делаешься. Знаешь поговорку: «Баба с возу — кобыле легче»?

— Женоненавистник ты, Серый! — констатировал Ярослав и опрокинул стакан.

— Может быть… — пожал тот плечом и залпом выпил свою водку. — Зато я не страдаю от превратностей любви и сердечной боли.

— Не верю! Еще как страдаешь! — выдохнул Краснов и подпер щеку рукой. — Только бы Марина вернулась…

Остапов потрепал совсем раскисшего друга по плечу, и неожиданно его осенила идея:

— А поехали в Египет!

— Куда?!!

— На Кудыкину гору! В Египет! А что? Будем исправлять твои косяки. Найдем ее отель и спасем. Бабы любят, когда ради них мужики чудят. Выставим охрану, следить будем. Надо будет — всех этих долбаных арабов перестреляем там на хрен, б…! В конце концов, у меня есть связи… — икнув, добавил Сергей и многозначительно уставился на Ярослава.

— Пойдем спать! — тяжело взглянув на него, ответил тот. — Я тебе в зале постелю. Утро вечера мудренее…

Глава 16

Наступила ночь. Группа из двадцати человек двинулась в путь, освещаемый лишь светом луны и небольшого фонарика в руках гида — хрупкого невысокого бедуина. Молодежи, как ни странно, было больше половины. Еще в группу входило несколько престарелых женщин — те на ходу шептали слова молитвы. И несколько взрослых мужчин, выходцев из Палестины. Последние то и дело поглядывали на Марину. Она же зябко ежилась от прохладного ветра и часто взглядывала на небо. Звезды были совсем близко: крупные, глянцевые, похожие на свисающие с лозы спелые гроздья винограда.

Бедуин шагал медленно, по-особому выставляя вперед ногу. Если на старте в разношерстной компании то и дело слышался живой смех и разговоры, но спустя полчаса подъема все звуки прекратились — слышалось лишь тяжелое сопение людей и редкий рев верблюда. «Корабли пустыни», демонстрируя презрительные морды, то и дело выплывали из темноты то в положении сидя, то стоя вдоль проложенной тропы. Иногда они выплевывали на землю содержимое желудка, источающее невыносимую вонь. Их поводыри то на русском, то на английском несмело выкрикивали: «Камель! Бери камель! Не боюсь!»

Марина, оставшись наедине со своими мыслями, стала припоминать все, что читала про гору Моисея, по- другому — Синай или Хорив, где, согласно Библии, Бог явился Моисею и вручил скрижали с заповедями. На самой вершине горы Моисея находились православный храм Святой Троицы и маленькая мечеть. На северном склоне горы были расположены православный пещерный храм пророка Илии и его колодец, а также православная часовня Богородицы. В 330 году монахи при поддержке святой императрицы Елены построили у Неопалимой купины, растущей у самого подножия горы, маленькую церковь и башню. Позже император Юстиниан Великий основал здесь монастырь, который с XI века стал называться монастырём Святой Екатерины в честь Екатерины Александрийской. Христианский святой Иоанн Лествичник — игумен горы Синайской — написал «Лествицу». И само название уже указывало на восхождение человека по духовным ступеням в Царство Небесное, земным подобием которого может являться подъём на гору Синай…

Перебирая отдельные фрагменты, Лещинская вдруг почувствовала, что сердце забилось чаще, а в груди стало нарастать волнение. Это были признаки того, что она приближается к месту поиска. Ее руки непроизвольно задрожали, и Марина полезла в сумку за копией пергамена. Она быстро сунула его за пазуху, словно путеводный маяк.

Они шли уже более часа. Гид то и дело оборачивался, проверяя, все ли на месте. Иногда они делали остановку минут на пять — десять и снова отправлялись в путь. При очередном «перекуре» гид обратился к Марине с вопросом, знает ли она английский. Лещинская кивнула. Тогда бедуин попросил ее передать остальным, что скоро рассвет, и следует поторопиться. К тому же последний этап подъема — самый сложный. Марина перевела все, как просили… Она шла нога в ногу с гидом, стараясь дышать ровно, иногда отхлебывая воды. На последнем издыхании она вскарабкалась по крутому склону из огромных валунов. Когда же они, наконец-таки, взобрались на вершину, Марина огляделась и поняла, что они прибыли вовремя.