Страница 7 из 21
— Я знаю, — продолжила Котя. — Я там как-то сидела, ждала одного жулика. Он пришел — и как сквозь землю провалился, ни слуха, ни духа. А утром нашли его, миленького, — так о камни избило, что не узнать. Но шкурки при нем были, и на том спасибо… Вся беда в студентах, они любопытные, ходят туда нервы себе пощекотать, привидений ищут, атмосферы загадочной. Скорее бы просека заросла, там действительно неприспособленные для прогулок места. Да и зверь там бывает часто.
У проходной они расстались. Котя передала экстрасенсов коменданту общежития, энергичной женщине лет пятидесяти, которая сразу же повела их в хозяйственные помещения. По дороге Краснов еще раз решил попытать удачи:
— А вы помните эту девушку? Оленеву Анну.
— Как не помнить? — ответила Людмила Ивановна, кивая головой. — Хорошая была девушка, не то, что некоторые. Всегда у нее было чисто, опрятно, соседи на нее не жаловались. Никаких выходок, сами знаете, себе не позволяла. А уж рукодельница была, — и женщина вздохнула.
— Я смотрю, у вас здесь вообще мастериц хватает, — Ярослав вспомнил об изукрашенном коснике Киссанен.
— Не то чтобы очень много, — снисходительно заметила комендант. — Но среди деревенских попадаются умелицы. Иногда у кого-нибудь видишь такие вещи, что закачаешься.
— А чем увлекалась Оленева? — спросила Марина.
— Вышивала по-всякому, вообще одежду украшала — могла и сшить что-то, — ответила женщина, открывая ключом тяжелую дверь.
Они вошли в небольшое подсобное помещение. Было довольно затхло, пахло бумажной пылью и рассохшимся деревом. Тускловатая лампочка в потолочном светильнике холодным голубым светом осветила несколько бумажных коробок, стоявших друг на друге в углу.
— Ну вот, — Людмила Ивановна обвела рукой эту композицию, — все ее вещи. Смотрите, что вам нужно. У вас это надолго?
— Пожалуй, понадобится время, — ответил Краснов, пропуская вперед Марину. — Моя коллега специализируется на поиске пропавших людей, — пояснил он коменданту. — Она очень внимательно относится к вещам, принадлежавшим им.
— Хорошо, тогда ключ я вам оставлю, — она протянула Ярославу снятый со связки ключ. — Мне нужно еще кое-что сделать. Ключи потом оставьте вахтерше.
И она ушла, оставив экстрасенсов вдвоем.
— Что ж, пожалуй, начнем, — вздохнул Краснов и снял верхнюю коробку. Они принялись разбирать вещи. Некоторые предметы, которые ее интересовали, Марина откладывала на небольшой стол, стоявший тут же. Она аккуратно перебрала часть одежды, недолго держа вещи в руках. Глаза ее были прикрыты, она словно погрузилась в транс, только иногда ее лицо менялось под влиянием каких-то эмоций.
— Ничего, — ответила Марина, отодвигая от себя стопку вещей. — Много счастливых воспоминаний, радостных моментов, но ничего тревожащего. Никакой угрозы.
— Я считаю, что ее похитили, — твердо заявил Краснов. — Я знаю — она здесь, в Мокроярове. Ведь, если она жива и скрывается где-то поблизости, что ей могло бы помешать дать знак тем, кто был с ней близок? Пожалуй, только надежные запоры… Должен быть знак, который связывал бы ее с похитителем.
— Не исключено, что она не знала того, кто ее похитил.
— Не может быть, — засомневался Ярослав. — Не знаю почему, но где-то есть подсказка.
Он принес вторую коробку. Она была плотно набита маленькими коробочками, шкатулками и свертками. Здесь хранилось все рукоделие Анны: нитки, бисер, ленты, неоконченные поделки. Чья-то ношеная, отданная на переделку одежда, выкройки и рисунки, схемы и выписки из журналов.
— Да, действительно, есть, на что взглянуть, — изумилась Лещинская, разворачивая недошитое платье, сплошь украшенное искусной вышивкой.
— Между прочим, есть кое-что, что мне кажется стоящим внимания, — Краснов чуть склонился к коллеге и провел пальцами по рисунку. — Заметь, этот орнамент в виде цветков повторяется неоднократно. И вот этот тоже.
— И что? — остановила его Лещинская. — Он мог ей нравиться или просто хорошо получаться. Что это доказывает?
— Что наша скромная преподавательница животноводства увлекалась большим, чем просто рукоделием, — с нажимом повторил Краснов. — Она неплохо разбирается в символике. Эти рисунки — не просто украшение, а обереги и заговоры на удачу, здоровье, везение. Посмотри, очень много ее собственной одежды расшито повторяющимися знаками. Видишь вот эту птицу? А теперь собаку? И вот это крылатое существо — это семаргл, или симург, вещая птица, символ знания и мудрости. Устинов говорил, она любила учиться и тянулась к тем, кто был ее старше — вот и подтверждение! Что-то мне подсказывает, что мы еще встретим эти знаки.
— Не нужно далеко ходить, — Марина открыла третью коробку. — Вот и знаки…
Третья коробка была набита книгами. Здесь было много учебников по животноводству и смежным специальностям, собственные работы и конспекты Анны, и отдельной группой — книги по истории русской культуры, сборники мифологических преданий и верований, в том числе, и труды по семиотике и письменности народов севера. Краснов с уважением пробежал глазами по заголовкам — они все были ему хорошо знакомы. Лещинская печально улыбнулась:
— Я ее уже хорошо представляю. Для своего окружения и места жительства она вполне неординарная личность. А в общечеловеческих масштабах — все та же история. Внешнее благополучие, дружелюбие и открытость — и внутренняя неудовлетворенность, одиночество и разочарование…
— Опять человеческое лицемерие? — Ярослав присел рядом с Мариной и перелистал одну из книг. — Почему люди не могут просто быть теми, кто они есть?
— Я бы не назвала ее лицемеркой, — ответила Марина, не поднимая головы. — Скорее, она желала больше, чем ей могли дать. Ошибалась в людях… как все мы. А потом наступает момент, когда даже радостная улыбка уже не может скрывать внутренних страданий.
— А что с тобой сделали люди? — неожиданно для себя самого спросил Ярослав. Марина внимательно посмотрела ему в лицо.
— Давай не будем об этом, — попросила она после непродолжительного молчания. — Я слишком долго старалась забыть прошлое.
— Его нельзя забыть, — покачал головой Ярослав. — Его можно только принять и переосмыслить. Хотя сказать — еще не значит, сделать, — он попытался ей улыбнуться, но лицо Лещинской было бледным и серьезным. Вдруг он представил картину со стороны — тесная, заставленная хламом комната, пронзительный резкий свет, голый пол, щербатый стол, коробки — все заставлено кипами книг и разложенных вещей. Посредине он — немолодой и не слишком, пожалуй, обаятельный, с еще не до конца отсеченными провинциальными комплексами и раздражающими привычками разведенного мужчины. Рядом она — красивая и недоумевающая, почему этот стареющий агент Малдер пытается ее так нелепо «клеить».
Марина отодвинула от себя коробку с книгами и взялась за небольшой пакет. «Что ему от меня нужно? — думала она с досадой. — Зачем эти разговоры? Неужели Аля ему что-то сболтнула из того, о чем мы говорили в прошлый раз? И теперь он хочет развести меня на псевдооткровенный разговор, заболтать банальными истинами, что каждому из нас, экстрасенсов, ведунов, целителей, провидцев пришлось в большей или меньшей степени измениться, чтобы сосуществовать со своим даром? Ему легко говорить такие вещи — он мужчина, он сам порвал связи со своим миром. Его не выкинуло из жизни, как беспомощного котенка половодьем. Не было у него ночных истерик, когда, казалось, нож сам бы скользнул по венам, лишь бы не слышать этих голосов, упреков, сожалений и воспоминаний. И тех знаков, что остались на теле, на вещах вокруг, на твоей репутации, твоем образе жизни. Нет, ему не понять. Для него, как и для большинства я — скатившаяся с катушек полоумная истеричка. И зачем бередить это? Есть только одна истина — забыться в работе».
Она раскрыла пакет и взяла в руки стопку печатных листков. Вдруг правой ладонью она ощутила легкое покалывание, а, прислушавшись внутренним чувством — и неясное волнение. Она притянула бумаги к себе и, сосредоточившись и закрыв глаза, стала брать по одной в руки и откладывать в сторону. Волнение, исходившее от бумаг, продолжало усиливаться. Что могло так впечатлить Оленеву? Марина вся горела, трепетала от предвкушения чего-то долгожданного. Собрав все свои силы, она словно нырнула глубоко в воду. Все звуки вокруг стали глуше, ощущения собственного тела, мысли, разум — все осталось наверху, она погружалась все глубже в зеленоватый мерцающий искрами полумрак. Где-то в нем были ответы на все вопросы. Когда-то она уже плыла здесь, опускаясь все глубже, усталая от мучительной боли и радостная в преддверии ожидаемого чуда. Чуда не случилось, и ее ребенок…