Краснокожая хищница

Черепаха же испытывала совершенно противоположное чувство — страх перед неизвестным.

Черепаха Тринити не выходила на берег с тех пор, как вылупилась из яйца. Маленькая и беспомощная, она пробивалась сквозь скорлупу, ощущая тысячи незнакомых пугающих запахов. Она была одной из пятидесяти черепашат, которые отчаянно боролись со скорлупой, а выкарабкавшись из нее, еще должны были выбираться из песка, который мать насыпала кучей поверх каждого яйца. Потом инстинкт переключался, и черепашат непреодолимо тянуло под уклон вниз, к воде.

До воды добрались только двое. Черепаха Тринити видела, как ее брата в нескольких сантиметрах от нее схватил зубастый птеродактиль. Потом две сестры переползли через нее, но через мгновение тоже были убиты. Как только запах воды стал сильнее и ближе, она сама оказалась оторванной от земли на четыре фута, крепко схваченная за ногу чьими-то острыми зубами. Боль, первая боль в жизни, парализовала всю ее заднюю половину. Но вдруг захлопали огромные крылья, защелкали челюсти: два птеродактиля стали драться за лакомый кусочек черепашьего мяса. Она упала в воду. В тот момент, как теплая летняя вода поглотила ее, включился новый инстинкт — плыть вглубь.

Отчаянно молотя тремя ногами, она стремительно нырнула под углом 45 градусов, врезаясь в заросли водорослей на дне пруда. И зарывалась все глубже, пряча в ил свое поврежденное тельце, которое родилось всего полчаса назад.

Она не горевала о своих потерянных братьях и сестрах. Они для нее ничего не значили. В том месте мозга, где у рапторов коренились родственные привязанности, у черепахи был почти полный пробел. Погибшие братья и сестры были для нее лишь объектами окружающей среды. Их внезапная гибель послужила для нее лишь предупреждением об опасностях, повсюду подстерегающих их, никакого другого значения это для нее не имело.

Черепаха Тринити, как почти все виды черепах, понимала и ценила только одну персону — себя. Она никогда не видела матери и даже не знала ее запаха. Мать только вырыла гнездо в песке, отложила яйца, закопала их и уползла в воду, чтобы уже никогда не сталкиваться со своим потомством. «Отложи и оставь» — в этом состоял весь ее родительский долг. И черепаха Тринити не была связана ни с одним из братьев, сестер или любой другой черепахой. Ее брачные ухаживания несколько недель назад заняли всего шесть часов. Соперничающие самцы должны были кружить вокруг нее в воде, пытаясь произвести на нее впечатление своим изяществом и координацией. Первых пятерых претендентов она отвергла. Общение с шестым было скорым и формальным. Сразу после спаривания самец уплыл, и впоследствии черепаха не обращала на него внимания, даже если они случайно встречались. Понятие «одиночество» было для черепахи непостижимо. Она всегда была одна, и любое другое положение вещей было немыслимо.

Черепаха высунула из воды голову и внимательно осмотрелась, принюхиваясь ко всем дуновениям. Как и у большинства черепах, у тринитихелис весьма посредственное обоняние на открытом воздухе по сравнению с обонянием длинноносых динозавров или крокодилов. Нос у черепахи короткий, и обонятельному аппарату выделено довольно тесное пространство между концом клюва и выпученными глазами. Эта сжатая со всех сторон камера прекрасно работает в воде, где запах разносится течением. Но на воздухе уловить запах гораздо труднее, потому что плотность запаховых молекул в воздушных потоках гораздо меньше, чем в воде.

Рэд уже приходилось есть протухшее черепашье мясо, когда она рылась в отбросах, выброшенных волнами на берег. Но запах живой черепахи она ощущала впервые. Он был мускусный, влажный и прохладный. Его новизна взволновала Рэд.

Черепаха вытащила на берег свой тяжелый панцирь, перемещаясь медленными, неуклюжими рывками. Ее длинные прямые когти вонзались в землю. Рэд не могла больше выдержать. Она прыгнула на черепаху и приземлилась передними лапами на панцирь. Покрытое водорослями существо выскользнуло и отлетело в сторону.

Хлоп! Шлеп-шлеп! Рэд перевернула скользкую черепаху, подняла ее и еще раз перевернула. Она уселась и попыталась разгадать, что же это такое. Попробовала прогрызть дырку в панцире, но зубы соскользнули с острых краев щитка. Тогда она сунула черепаху себе в пасть, моргнула и изо всех сил сжала челюсти.

Тинг! Один из зубов Рэд обломился у самого корня, черепаха же осталась невредимой. Она не впадала в панику, спрятавшись в своей скорлупе. Такое с ней случалось и раньше. Свирепые динозавры вылавливали ее из воды, колотили по панцирю и грызли его, но в конце концов отступались от нее и бросали.

Зубы Рэд, способные прогрызть шкуру двухтонного игуанодона, были бессильны против пятифунтовой черепахи.

У нее был трехслойный панцирь. Самая верхняя броня — тонкий, но твердый слой отмерших чешуек кожи, плотных, как очень толстые ногти. В наружных слоях нет ни нервов, ни кровеносных сосудов — никаких уязвимых тканей. Панцирь постоянно восстанавливает свой наружный слой изнутри по мере его износа. Царапины, оставленные зубами Рэд, не нанесли панцирю непоправимого ущерба.

Следующий слой состоит из костяных пластинок, выпуклых сверху и плоских снизу. Верхние и нижние пластинки соединяются с боков на перемычке — зоне особо толстых, мощных костей между передними и задними лапами. Плавные очертания пластинок не дают хищнику возможности выломать одну из них, а выгнутая поперечная часть делает панцирь практически не поддающимся раздавливанию.

Внутренний, самый глубокий слой панциря — это кусочек великолепной эволюционной инженерии и главная причина черепашьей неуязвимости. На верхнем слое внутренних поверхностей костяных пластинок находятся искривленные перекладины, своего рода ребра жесткости, которые укрепляют свод панциря и придают ему исключительную прочность. Эти перекладины можно считать ребрами черепахи. В отличие от других позвоночных ребра черепахи неподвижно соединены с позвоночником и пластинами панциря. Таким образом, весь корпус необыкновенно прочен.

Когда Рэд поедала мертвых черепах, у нее не возникало проблем с выцарапыванием мясистых задних ног и хвоста из панциря. Но сейчас и ноги, и хвост этого живого существа скрылись под непробиваемой броней. Рэд осторожно понюхала отверстия, в которые втянулись лапы, уткнулась носом в панцирь и попыталась проникнуть в эти отверстия передними зубами. Она подняла черепаху обеими лапами и издала разочарованный рык. Лапы черепахи так и остались недосягаемыми.

Ютараптор Рэд была совершенно сбита с толку еще одним неизвестным ей доселе триумфом черепашьей анатомии: шарнирным соединением плечевых костей. Лопатки имели осевое соединение с верхней и нижней частями панциря. Чтобы втянуть всю переднюю лапу внутрь безопасной брони, черепахе достаточно лишь пригнуть локоть к шее — и пожалуйста! Лапа полностью исчезала во вместительном панцире.

Ни одно создание во всем Раннем Меле не обладало такими скрывающимися лопатками.

Рэд медленно повернула черепаху. Из переднего отверстия послышалось шипение: «Хсссс!», сопровождаемое пузырями. Рэд разглядела глаз, смотревший на нее из глубины. Тринитихелис и все другие черепахи Раннего Мела были несовершенны в одной из основных зон: они не могли полностью втянуть голову в панцирь, как это делают современные черепахи.

Рэд внимательно присмотрелась к черепашьей морде. Затем подняла тонкий наружный палец левой передней лапы и осторожно потрогала панцирь, наполовину скрывающий голову черепахи. Рэд попыталась пронзить голову когтем, но тот лишь скользнул по поверхности. Голова черепахи была защищена толстым костным и роговым слоем. Здесь действовал дарвиновский Закон Компенсации. Поскольку черепаха не могла втянуть голову в безопасное место под панцирем, ее череп был защищен толстым покрытием костяной брони и жесткой кожи.

Рэд испытала разочарование, знакомое всем хищникам, пытавшимся разгрызть черепаху. Ни одно животное ни до, ни после черепахи не могло похвастаться такой неуязвимой конструкций.