Страница 423 из 425
Проповедуя плюрализм истин, мнений, текстов, полов, превознося различие, якобы намеренно отвергнутое метафизикой, философия постмодернизма на деле утверждает единый стандарт восприятия мира и способа мышления. Свидетельством этому является удручающее однообразие постмодернистских текстов, как философских, так и литературных. Все разнообразие историко-философских концепций в постмодернистской деконструкции с легкостью подводится под единый знаменатель. В любом тексте обнаруживается одно и то же: скрытый фал- ло-лого-центризм, “игра означающих” подавленные сексуальные желания, бинаризм и т. д. В этом смысле методология постмодернизма представляет собой нечто напоминающее фабрику по переработке отходов. Она принимает в себя как мусор, так и произведения искусства, как ничтожные и пошлые мыслишки, так и гениальные концепции. Однако после переработки, независимо от материала, получаются убогие одинаковые пластмассовые изделия, которые не имеют практического применения и могут быть использованы лишь для повторной утилизации. Стирая границу между высоким искусством и массовой культурой, разумом и вожделениями, истиной и ложью, добром и злом, постмодернизм на самом деле способствует утверждению ширпотреба, неразумности, лжи. Критика бинарных оппозиций и проповедь абсолютного различия в действительности оборачивается превращением философии в огромную мусорную кучу, однородная масса которой не содержит никаких различий. Эти тенденции даже более очевидны в постмодернистской культуре последних двух-трех десятилетий, которая демонстрирует стремительное исчезновение серьезной литературы, коммерциализацию и опошление театра и кино, дебилизацию телевидения, уничтожение духовной элиты, насаждение дилетантизма и самозванства во всех сферах, начиная от научных заведений и заканчивая институтами власти.
Несложно показать, что абсолютизация различия всего лишь лозунг, так как даже простейший акт ощущения предполагает момент тождества. Невозможно вообще ничего высказать, если существуют только различия, невозможно понимание, знание, законы и т. д. Почему же постмодернизм столь упорно придерживается этого алогичного и абсурдного лозунга? Все предельно просто: этот лозунг носит политический характер, выражая принципы либерализма и запрещая сводить различия к единству, множество мнений и точек зрения — к единому знаменателю. Аристократическое презрение в духе Гераклита к толпе, которая предпочла бы невежество мудрости, подобно тому, как ослы предпочитают солому золоту, является неприемлемым и политически некорректным в эпоху постмодернизма. Запрещено также размышлять о переустройстве общества на разумных основаниях в духе Платона. В современных условиях платоновская Академия была бы объявлена экстремистской организацией, а академики, участвовавшие в свержении Дионисия младшего, — террористами. Недопустимо, чтобы и в жизни отдельно взятого человека разум главенствовал над желаниями, так как общество потребления разрешает и поощряет любые страсти и вожделения. В конечном счете, культ различия является запретом и на систематическое философское мышление. Такой запрет позволяет представлять политические взгляды как “просто различные” философские учения — как множество не связанных между собой точек зрения, мнения — как равноценные. Он позволяет выдавать подделку за произведение искусства, пошлость — за проявление вкуса, подлость за благородный поступок. Это запрет на выделение иерархических различий, который делает философию “разновидностью искусства”, “жанром литературной критики”, лишая духовную деятельность привилегированного положения. Любые претензии на систематическое объяснение мира, на построение этической и эстетической иерархии в рамках постмодернизма объявляются выражением “тоталитаризма” и “логоцентризма” Для постмодерниста метафизические системы прошлого являются врагами “открытого общества” которые несут угрозу благополучному сытому существованию современного буржуа.
* * *
Одним из очевидных результатов эпохи постмодернизма стало бедственное и жалкое положение философии, которая почти полностью утратила возможность оказывать влияние на общественную жизнь. Едва ли была еще эпоха, когда философия была столь далека от практики. И это при том, что вся эпоха Нового времени прошла под лозунгами, призывающими к практике, изменению и преобразованию окружающего мира. Как это часто бывает, вопли о новом практическом, антисозерцательном статусе философии были симптомом совершенно противоположного положения вещей. Философия 16 — 20 вв., в отличие от античности и средневековья, находится в полной изоляции от власти, не имея возможности воздействовать на жизнь общества. При Ътом она стремительно утрачивала и продолжает утрачивать место в системе образования, которая сама по себе некогда и возникла именно благодаря философии. Позитивистская трактовка философии как вспомогательной деятельности по упорядочиванию данных частных наук окончательно оставила философию не у дел, наложив запрет на построение собственных теорий. Убогий характер современной популярной институтской философии, нежизнеспособные программы министерств образования, заимствованная писанина университетских работников способствовали массовому признанию безжизненности и непрактичности философии. Постмодернизм, который на первый взгляд представляется исключением из правила, в действительности умело уводит философию от важнейших жизненных проблем. Ставя якобы в острой форме проблемы власти, постмодернизм на деле культивирует такой тип философии, которая никогда не сможет воплотить классический платоновский идеал разумного и практичного политика. Такой политик и не нужен в эпоху борьбы за власть между олигархическими кланами, которые предпочитают выдвигать на политическую арену жалких марионеток. В этой связи уместно вспомнить эпоху эллинизма, когда к власти в Римской империи стали приходить рабы-вольноотпущен- ники. Например, Нерон назначал их на ключевые административные посты вместо представителей аристократии. В отличие от аристократов, которые отказывались выполнять приказы, противоречащие их убеждениям, бывшие рабы готовы были делать все что угодно. Подлые, хитрые и жестокие вольноотпущенники были прообразом современных правителей, для которых существуют только прагматичные интересы, борьба кланов и псевдо-элит, у которых нет ни малейшего сомнения в иллюзорности духовных принципов и неприменимости морали к политике. Для такого типа человека постмодернизм является удобным типом мировоззрения, заменяющим не только настоящую философию, но и религию. Это удобство состоит в том, что все духовное объявляется игровым полем, на котором можно произвольно и безнаказанно играть в любые игры. Постмодернизм позволяет рассматривать философию как нечто несерьезное, далекое от реальной жизни, как принадлежащее сфере искусства. В таком виде философия утрачивает малейшие возможности воздействовать на жизнь, превращаясь в объект насмешек обывателей, которые прекрасно понимают, что в современном обществе все определяется животными меркантильными инстинктами.
В теории Р Рорти постмодернизм классифицируется как “наставительная” философия. Он проявляет скепсис в отношении классической философии, которую Рорти именует “систематической” критикуя ее претензии на универсализм и вечные истины. Для нее характерны ирония, сатира, высмеивание традиции и рациональной картины мира. Для “наставительного философа” нет ничего серьезного, так как он не верит в то, что слова должны соотноситься с реальностью. Говоря нечто, наставительный философ считает, что такое высказывание может быть просто участием в разговоре, а не выражением взглядов относительно обсуждаемого предмета. Таким образом, постмодернизм узаконивает болтовню, пустословия, ложь, лишая речь философа возможности на выражение истины, обесценивая и превращая ее в интеллектуальный мусор.
Желая представить постмодернизм в качестве маргинального, периферийного явления, Рорти называет систематическую философию “основным руслом” развития философии. Однако в современную эпоху “периферийной” и критикуемой является именно систематическая философия, которую смело обличает любой невежда, а якобы “маргинальная” наставительная философия образует “основное русло”, пользуется колоссальным спросом и является прибыльным товаром. Понятно, что сам Рорти относит себя к “наставительным” философам, а не к систематическим. Это, среди прочего, дает ему право “иронизировать”, т. е. делать любые безответственные заявления или высказывать противоречащие друг другу утверждения. Однако “ирония” Рорти не простирается бесконечно. Как он сам открыто признает, пределы иронии установлены интересами и ценностями сообщества, в котором он живет. Удобная постмодернистская ирония легко превращается в догматичный конформизм, если этого требуют обстоятельства.