Страница 4 из 425
В этом контексте важнейшей особенностью творчества А. выступает ориентация на исследование кругшомасштаб- ных социальных феноменов и процессов (“Между прошлым и будущим...”) в максимальном приближении их к масштабу индивидуально-конкретной человеческой жизни (“удел человека”). По выражению А., на земле живут “люди, а не Человек” (“men, not Man”), и сущностной характеристикой человека, принципиально отличающей его от животного, является его неизбывное стремление “показать в делах и словах, кем он является в своей уникальности” Именно в этом контексте целью теоретической деятельности А. явилось, по оценке П. Рикёра, построение “нетоталитарной вселенной”
С точки зрения А. центральной характеристикой любого общества является баланс между публичностью и приватностью, который в индивидуальном измерении предстает в возможности реализовать себя как в общественной, так и в частной сферах. Нарушение гармоничного соотношения между этими сферами искажает нормальное течение человеческой жизни. Перекос в пользу публичности, характеризующий тоталитарные общества, максимально расширяет границы официальной легитимности, до минимума сводя возможности проявления человеком себя в приватной сфере. Между тем, согласно концепции А. индивидуальность человека, делающая осуществимыми его главные жизненные репертуары, требует для собственного существования некоего “частного адреса” неотчуждаемую ни при каких условиях “приватную долю мира, фрагмент бытия” внутри которого творится личная жизнь, защищенная от вмешательства публичности, как на уровне воздействий, так и на уровне оценки.
Разрушение государством таких преград между личностью и внешним миром необходимо ведет к гибели человеческой индивидуальности, которая в иерархии ценностей А. выступает в качестве максимально значимой. Жизненные ценности индивидуального и общечеловеческого уровней замещаются идеологическими догмами, требующими бездоказательного принятия самих себя на веру Эти же догмы действуют как поведенческие клише, ибо предполагают социальный “автоматизм” Не менее значимой для жизни является, однако, и сфера публичности. Согласно А. “без публичности личность лишена человечности” А. ссылается на то, что в латинский глагол “жить” фактически звучит как “быть среди людей”, а “умирать”, соответственно, “перестать быть среди людей” Более того, сфера публичности, по А. имеет особое значение, поскольку только в сфере политики существует такой феномен, как свобода.
Понятие “свобода” у А. весьма многозначно. Она фиксирует, что политическая свобода выступает как “сопротивление” (в плане воздействия) и как “особое личное мнение” (в контексте несогласия). В зоне приватности, где “свободность” как параметр человека изначально задана, свобода не конституируется в качестве особого феномена. Поэтому, по мысли А. свобода задает новые формы публичности. Креационный потенциал свободы, инспирирующий “начинание нового” был обнаружен А. в особом срезе человеческой жизнедеятельности — “активности”
По А. в отличие от “труда”, обеспечивающего воспроизводство биологических процессов человеческого организма и не требующего для своего осуществления Другого (см.), и “производства” воспроизводящего неорганическое тело цивилизации и реализующего связь между людьми лишь в контексте, заданном технологической программой, “активность” выстраивается в рамках не субъект-объектных, но субъект-субъ- ектных отношений. “Активность” принципиально коммуникативна и именно в контексте свободной коммуникации человек выступает не как “рабочее животное” или “человек производящий” но как творческий субъект “начинания нового” Источник свободы, таким образом, выводится А. как за пределы интеллектуальной, так и за пределы эмоционально-волевой сфер. “Активность” отвергает прагматичный подход к жизни и происходящее в ее рамках общение выступает самоцелью. Между тем, согласно А. свобода как проявление этой “активности” оказывается чрезвычайно значимой для общества, подвигая его к “рождению того, чего еще никогда не бывало” Именно свобода, по А., в состоянии преодолеть барьеры даже тоталитарных общественных систем. В событийной системе отсчета свобода реализуется, по А. как революция, которая не только разрушает “окаменелость” тоталитаризма и освобождает человека от ложных идеологических догм, но и привносит в мир “рождение нового” По мысли А. поскольку творческая креативность возможна лишь для человека, обладающего индивидуальностью, постольку свобода выступает связующим звеном между публичностью и приватностью, всеобщей историей и “уделом человека”
Универсальные определения каждого существования, по А. “рожденностъ” и “смертность” Если на уровне индивида “рожденность” реализуется в “активности” то “смертность” проявляется в утрате креативности и индивидуальности. По убеждению А., в масштабах общества “смертность” есть лишение человека индивидуальности, предпринятое в качестве тотальной акции. Таким образом тоталитаризм, предполагающий “тотального человека” представителя массы как конгломерата, сплоченность которого не имманентна ему, является результатом целенаправленного насилия посредством идеологической обработки с последующим политическим манипулированием. “Рожденность” же на социальном уровне есть “революция” как “перехват истории” и прорыв к творчеству и свободе.
Творчество А. занимает важное место в историко-философской традиции 20 в., поскольку, с одной стороны, оно может быть оценено как относящееся к философии неклассического типа, с другой же в текстах А. были во многом предвосхищены фундаментальные идеи современного философского постмодернизма.
“АРХЕОЛОГИЯ ЗНАНИЯ”
(“L’ar heologie du savoir” 1969) работа М. Фуко (см.), завершающая первый, так называемый “археологический период” в его творчестве и составляющая своеобразный триптих с работами “Рождение клиники. Археологический взгляд ^едика” (см.) и “Слова и вещи. Археология гуманитарных наук” (см.). Текст может быть рассмотрен как рефлексия структуралистских подходов и методов исследования знания над самими собой. Концептуально оформляет А. 3. как особую дисциплину и метод исследования документально зафиксированных дискурсивных практик, а также взаимосвязи последних с социокультурными обстоятельствами их кон- ституирования и практикования.
Подход Фуко акцентированно противопоставлен традиции “истории идей”, что вызвало необходимость радикальной ревизии понятийно-концептуального аппарата истории и философии науки и сопредельных дисциплинарностей. Фуко выводит возможности А. 3. как метода за пределы узкой дисциплинарной спецификации, считая, что этот метод, восстанавливая генеалогию знания, позволяет реконструировать целые культурно-интеллектуальные исторически маркированные эпохи, выражаемые через понятие эпистемы в работе “Слова и вещи. Археология гуманитарных наук”, но практически не используемом в “А. 3.” Тем самым “А. 3.” не только подводит черту под первым периодом творчества автора, фиксируя его определенную концептуальную завершенность, но и намечает разрыв с ним, открывая перспективу движения Фуко в новый (постструктуралистский) период его творчества.
Понятие концептуальных (эпистомоло- гических) разрывов (как переинтерпре- тации аналогичного понятия Г Башля- ра), примененное Фуко для анализа продуцирования целостностей дисциплинарных дискурсов, оказалось способным зафиксировать и переориентацию его собственного философского подхода, который, отличаясь цельностью, методологически развивал те лее идеи, которые автор высказал в своих ранних работах, но концептуально строился далее на других основаниях (термины “А. 3.” а тем более “эпистема” после работы “А. 3.” практически не употреблялись), фокусируясь вокруг концепта “власти-знания” Что же касается собственно “А. 3.” то эта работа сместила анализ Фуко с проблематики рефлексии пределов, в которых люди того или иного исторического периода только и способны мыслить, понимать, оценивать, а следовательно, и действовать, на рефлексию механизмов, позволяющих тематически концептуализировать возможные в этих пределах (эпистемах как общих пространствах знания, как способах фиксации “бытия порядков”, как скрытых от непосредственного наблюдателя и действующих на бессознательном уровне сетей отношений, сложившихся между “словами” и “вещами”) дискурсивные практики.