Страница 50 из 52
Перечень возможностей для использования в земной практике космических лучей довольно велик. Прибавим еще, что археологи пытаются с их помощью обнаружить погребальную камеру в пирамиде Хефрена.
Конечно, не только мюоны, но и другие элементарные частицы могут быть задействованы в космическом рентгене. В геологии большие надежды возлагаются на разведку недр с помощью нейтронов. Хотят воспользоваться тем, что некоторые химические элементы — например, вольфрам — активно поглощают медленные (холодные) нейтроны. Поэтому по ослаблению энергии пучка нейтронов можно обнаружить в породах даже малые примеси таких элементов.
Ученые надеются использовать для «просвечивания» огромных масс земной поверхности и потоки нейтрино.
Так можно определять месторождения полезных ископаемых — нефти и металлов, познавать глубинную структуру нашей планеты.
Он, Она и пи-мезон
У создаваемых на мезонных фабриках пучков нейтронов, мезонов и нейтрино — забот будет по горло. Ученые получат новый инструмент для исследований, прикладники — полигон для испытания новейших технологий, возможность на качественно новом уровне решать народнохозяйственные задачи.
Перечислить все направления работ затруднительно, поэтому будем рассказывать лишь о тех задачах, которые можно решить с помощью мюонов, этих «трутней» мироздания.
Мюонные пучки высокой плотности позволят, видимо, покончить со старой, почти сорокалетнего «возраста», проблемой «мюон — электрон». Физики смогут изучить теперь все детали превращений (слабые силы) мюона в электрон.
Мюонами очень интересуются и химики. Они хотят исследовать свойства мюония, химического двойника атома водорода.
Физик-теоретик академик Л. Ландау одним из первых предположил, что замедлившийся положительно заряженный мю-мезон может оторвать от какого-нибудь атома слабо «привязанный» внешний электрон — так образуется атом мюония. От водорода он отличается тем, что его ядро — не протон, а мезон, и еще тем, что мюоний, как и мезон, живет только миллионные доли секунды.
Если мюоний очень похож на водород, рассуждают химики, то он должен участвовать почти во всех тех же химических реакциях, что и водород. И с его помощью, регистрируя распады мюония, можно определить ход и особенности быстрых стадий во многих реакциях, идущих с водородом.
Так родилось новое направление исследований — химия мезонов, или мезохимия. Оно очень перспективно, так как почти 90 процентов всех реакций в технологических процессах идет с участием атомарного водорода.
Интенсивные пучки мезонов найдут применение в физике металлов, кристаллов, полупроводников. Дело в том, что, попадая в вещество, мгооны взаимодействуют с магнитными полями отдельных атомов. Позже мюоны распадаются, а спин возникающего в результате распада электрона будет направлен так, как если бы он «помнил», в каком окружении распался мюон. Так можно очень точно узнать внутреннее устройство веществ…
Скорее всего где-то к 2000 году мезонные фабрики перестанут быть редкостью. И тогда ими наверняка заинтересуются кинодеятели. Им покажется заманчивым — новинка! — создать художественный фильм с таким, скажем, названием: «Он, Она и пи-мезон».
Автор сценария будет долго выбирать профессию для главных героев. Он? Конечно же, физик. Теоретик или экспериментатор? Будет над чем поломать голову! Ну а Она? Может, сделать ее математиком-программистом, работающим в Вычислительном отделе?! Нет, для создания желанного контраста пусть героиня (молодая красивая блондинка) будет работать совсем в другом месте. И даже в другом городе. А на мезонную фабрику ее приведет профессия врача-онколога. Ведь ее непременно должна заинтересовать новейшая терапия рака — ионными пучками. Там, в экспериментальном пионном зале, наши герои и встретятся в первый раз…
Дальнейшее развитие киносюжета оставим на усмотрение сценариста, его буйной фантазии, а сами слегка затронем действительно замечательные перспективы по использованию пучков отрицательных пионов для лечения рака.
Опухолевые клетки можно разрушать многими видами излучений. Но, к сожалению, при этом в равной мере выводятся из строя и здоровые клетки. Беда в том, что рентгеновские лучи или, допустим, пучки электронов равномерно ионизируют всю ткань, через которую они проникают к опухоли.
Иное действие у тяжелых заряженных частиц — протонов и пи-мезонов. Эти выделяют основную часть своей энергии и производят поражение клеток лишь в конце своего пробега. Варьируя энергию этих частиц, можно быть точно уверенным, где и какие клетки будут уничтожены. Например, протон с энергией 100 МэВ проходит в теле человека около 10 сантиметров пути, и на двух последних сантиметрах протоны отдают на ионизацию половину всей своей энергии.
Однако еще более действенны пионы. Замедляясь в ткани, отдавая ей равномерно свою кинетическую энергию, они в конце пробега захватываются атомами. В результате атом испытывает ядерное превращение и выделяет немалую энергию, равную массе пиона — примерно 140 МэВ.
Если захват пиона произошел в ядре больной клетки, то ядро разрушается и клетка теряет способность к размножению, к дальнейшему делению. Если же при пионном «выстреле» захват произошел в клеточной протоплазме, то и тогда образовавшиеся в большом количестве ионы также разрушат раковую клетку.
По следам Колумба
Мы, несомненно, находимся в начале новой эры тончайшей техники, в которой человек начнет манипулировать тем, что сейчас условно называется элементарными частицами.
Некоторые физики высказывали предположение, что ведущая роль в науке сейчас переходит к биологии. Допустим, так. Но прогресс самой биологии немыслим без наличия сверхчувствительных физических приборов.
Без них биология будет топтаться на месте.
Говорят, Тамерлан, желая оценить число захваченных им в сражении пленных, приказал всем им отрубить головы, а затем эти головы пересчитать. Примерно так же ведут себя часто и биологи. Они буквально жгут, режут, кромсают живую клетку, рвут ее на части, куски, и все это для того, чтобы понять, как это она функционирует.
До зарезу необходимы новые, деликатные методы диагностики процессов в биологических объектах; и физики уже создают их. Так, нейтроны, например, могут многое рассказать о живой материи. В отличие от электронного микроскопа, который показывает строение мертвых, препарированных клеток, нейтронный пучок позволяет заглянуть в живой организм без опасений разрушить его ткани или нарушить его нормальную работу.
С помощью нейтронов уже изучаются иммуноглобулины — внутриклеточные структуры, которые выводят из организма вредные вещества. Задача этих исследований — разобраться в механизме иммунной защиты.
А теперь поговорим о диагностике технической. Тут физики пустили в оборот даже… антивещество!
Речь пойдет о позитроне, этом антиблизнеце электрона. Из-за аннигиляции с электроном позитрон живет недолго — 10-10 секунды. Но жизнь его можно существенно продлить, если позитрону удастся стать позитронием, искусственным атомом, схожим с водородом (в нем протон заменен позитроном).
Время жизни позитрония — 10-7 секунды, значит, можно отличить развал позитрония от простой аннигиляции позитрона. А тут уже недалеко и до особой позитронной диагностики самых различных материалов — можно устанавливать в них присутствие дефектов, полостей, разрывов (попадая в них, позитроний, словно мячик, начинает отскакивать от стенок, и это удается зарегистрировать).
Разработали позитронную диагностику молодые сотрудники Московского инженерно-физического института (МИФИ). Они создали установку «Пика», фиксирующую время жизни позитронов. И были удостоены за это премии Ленинского комсомола.
Элементарные частицы осваивают самые разные профессии, и только нейтрино долго отлынивал от работы: его «нелюдимость», «некоммуникабельность» всем известны! Но теперь и это положение меняется.