Страница 44 из 62
Сам Беллами считал свое сочинение не утопической фантазией, но пророчеством. Капитализм, по его убеждению, лишь переходный этап на неуклонном пути человечества к лучшему миру, который родится естественным путем и, самое главное, без кровавых переворотов. Этот жизнеутверждающий взгляд увлек миллионы людей, отвергавших насильственные методы русских революционеров, но так же недовольных системой. По всему миру создавались кружки и общества последователей Беллами. Среди самых горячих его поклонников была Элеонора Рузвельт, племянница одного и жена другого президента США, носивших эту фамилию.
Впоследствии дух Беллами осенил социальные реформы — введение 40-часовой рабочей недели, прогрессивного налога на прибыль, создание государственных программ медпомощи нуждающимся и инвалидам; все это в прошлом получало клеймо «социалистических идей».
В шестидесятые годы многие мыслители были убеждены, что процесс развивается поступательно и в наше время люди, работая по два-три дня в неделю, будут находиться на полном медицинском обеспечении государства. Выход на пенсию в 45 лет, как они предположили, будет не исключением, а правилом для всех категорий работников.
Мирная революция в экономике должна была отразиться и на всех других сферах жизни, создавая принципиально новую иерархию ценностей. Студенты в наши дни будут учиться по самостоятельно составленным планам, под либеральным «общим руководством» преподавателей (если таковое вообще предусматривалось). Дети воспитывались бы в коммунах, в государственных заведениях или даже в полигамных семьях. Вольный экспериментаторский дух шестидесятых, как думали, все еще сохранится и будет процветать.
Имея столько свободного времени, американцы непременно откроют для себя новаторские, а порой экстравагантные виды досуга. Это может быть, скажем, воскресная прогулка в Антарктиду или скачки с жокеями-роботами. Наблюдать за ними еще интересней, потягивая марихуану: она в начале XXI века станет абсолютно легальным тонизирующим средством.
Но далеко не все прозрения грядущего были столь безмятежны. Множество современников Беллами, не будучи отъявленными расистами, сочувствовали различным евгеническим теориям, в сухом остатке сводившимся к идее, будто «низшие» расы и «ущербные» индивиды обязаны вымереть, оставив весь мир физически и душевно здоровым людям «более совершенного» североевропейского типа. Впоследствии прорицатели сосредоточились на темных пятнах 1960-х — массовых беспорядках со вспышками насилия — и пришли к заключению, что у государства не осталось иного выбора, кроме как укрощать злоумышленников ультрасовременными методами воздействия на психику.
Однако большинство предсказателей придерживались мнения, что наступивший век сотрет границы между государством и бизнесом. Очень многие мыслители прошлого поколения были убеждены в абсолютной правоте Эдварда Беллами.
Капитализм в тех формах, какие сложились больше ста лет назад, принес баснословные богатства очень немногим; некоторое количество людей он сделал зажиточными, а большинству пришлось тяжело трудиться за убогую плату. Глядя на забастовки, сотрясавшие Америку и другие промышленные страны, на повальное увлечение интеллектуальных элит идеями Маркса, многие мыслители решили, что к началу следующего века все станут звать друг друга товарищами. Долгие годы не только лишь радикалы считали приход коммунизма неизбежным.
На переломе позапрошлого и прошлого веков, до того как в развитых странах возникли системы соцобеспечения, работник, лишившийся места, или семья, потерявшая кормильца, запросто могли оказаться на улице без еды и лечения. Это разжигало гнев; забастовщики в Америке в те годы нередко вооружались, чтобы не дать ненавистным охранникам из агентства Пинкертона сломить протест и защитить штрейкбрехеров, которых бастующие прозвали скэбами — «паршой». Появилась межотраслевая координация стачек; известно немало случаев, когда белые рабочие без всякой корысти поддерживали требования чернокожих, мужчины — вставали рядом с сестрами по трудовому классу. Америку, по общему убеждению, раскалывала непримиримая социальная вражда, нация на глазах превращалась в «двухъярусное общество»: горстка олигархов наверху и огромная масса недовольных трудящихся у подножья. Многие теоретики социализма были уверены, что рано или поздно рабочие потеряют терпение и примутся ломать ворота богатых особняков — с ужасающими последствиями для их обитателей.
Эдвард Беллами верил в другой путь. Сын социально ответственных родителей, выросший на социалистических идеях, он полагал, что капитализм мирно обвалится под собственной тяжестью, прежде чем войска пойдут на штурм баррикад. Свое кредо Беллами изложил в романе «Взгляд назад» (1888). Герой книги Джулиан Вест пробуждается после ста с лишним лет забытья в Бостоне, совершенно не похожем на его родной варварский мир, где человек человеку волк. Спящего оживил доктор Лит, и в дальнейшем роман принимает форму диалогов между этими персонажами (к которым по мере надобности присоединяются другие) о жизни в нашей современности, двадцать первом столетии. В ходе бесед Лит неизменно опровергает все прежние представления Веста о природе человека и экономических отношениях.
Доктор объясняет недоверчивому на первых порах подопечному, что в начале прошлого века индустриальные корпорации стали бурно расти, пока не слились в единый гигантский трест, управлявший всеми коммерческими предприятиями. И когда это произошло, рассказывает Лит, «…был осознан очевидный факт: никакой другой вид бизнеса не обобществлен в той мере, что промышленность и торговля, от которых прямо зависит существование людей». Доверять жизненно важные задачи своекорыстным частникам — дело столь же бессмысленное и безнадежное, как позволять королям и вельможам диктовать свою политику. Убедившись в этой истине, государство взяло на себя ответственность за производство всех товаров и услуг: уже не ради прибылей, но во имя всеобщего блага.
В новом мире все граждане имеют нечто вроде кредитной карты, эквивалент «справедливой доли» ее держателя в национальном богатстве. Когда у человека сносились ботинки, он обращается в государственный распределитель, и стоимость новой пары вычитают с его карточки. Весь прибавочный продукт находится в распоряжении правительства — а Беллами не сомневался, что столь разумно организованная система обязательно создаст колоссальные товарные резервы, — и используется главным образом для «украшения общественных мест».
В этом мире не в почете страсть к наживе; она, по сути, целиком осталась в прошлом. Люди, чьи материальные потребности гарантированно удовлетворяются, более не жаждут разбогатеть. Вместо этого они стараются завоевать уважение и симпатию в кругу равных. Особо отличившиеся работники награждаются почетными знаками и медалями армейского образца: надо понимать, не только военные мечтают о маршальском жезле… Герои Беллами, как и он сам, догадались, что при капитализме стяжательство служит лишь неприглядной сублимацией подлинного, глубоко укрытого стремления всех и каждого — восхищать ближних. Социалистический строй удовлетворит этот основной инстинкт, и всем будет хорошо.
Наивно, скажете? Однако в прошлом веке не только советские строители коммунизма, но и многие западные мудрецы и политики так не считали. Например, Юджин Дебс, баллотируясь в 1904 году в президенты США от Социалистической партии Америки, заявил: «…капитализм умирает… пора убрать труп и очистить воздух». В 1931 году английский экономист Джон Мейнард Кейнс ненадолго отвлекся от Великой депрессии, в тот момент удручавшей мир, на размышления о жизни в будущем столетии, когда, как он считал, технологический прогресс избавит людей от необходимости трудиться ради выживания. «Любовь к деньгам, — рассуждал выдающийся теоретик, — будет признана тем, чем она является на самом деле: отвратительной болезнью». Ростовщичество — извлечение прибыли из кредитных операций — перестанет быть главной движущей силой экономики. Люди будут стремиться найти себе дело, которое принесет наибольшее духовное удовлетворение, а не толстую чековую книжку.