Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 48



— Сканируешь женский портрет? — усмехнулась она. — Можешь не продолжать. Знаю, на что ты поймался. На галстук-бабочку. Вот чего нет ни у кого в здешних коридорах.

— Нет и не будет, — подхватил он.

Она улыбнулась.

— Ты ходишь так ловко, никого не задевая.

— Другие топают, как слоны? — насмешливо спросила она. Ей нравилось слушать его голос. И то, что он говорил, ей действительно интересно.

— Не в том дело. — Кирилл покачал головой. — Местные девушки торопятся уступить дорогу. Те, кто приехал учиться из какого-нибудь райцентра, готовы влепиться в стенку, их пугает толпа. Так, как ты, ходят в больших городах. Мне нравится твоя ловкость, — заметил он. — Я наблюдал за тобой с самого первого дня, мне понравилось.

— Интересно. — Ирина склонила голову набок и смотрела, как двигаются его губы.

— Я заметил, ты не носишь некоторых деталей, без которых не обходятся женщины.

— Ты… о лифчике? — насмешливо спросила она.

Он быстро перевел взгляд на ее грудь.

— Ты можешь обходиться без него, как сейчас. — Он протянул руку, а она легонько шлепнула по ней.

— Спокойно, — предупредила она. — Мы разговариваем. Мы не слепые, а зрячие. Пальцами не читаем.

Кирилл засмеялся.

— Понял. Но я не об этой детали.

— А о какой?

— Я о цепочках на шее, о сережках с камнями или без них.

Ирина фыркнула.

— Зато галстук-бабочку ты меняла каждый день.

— Заме-етил, — протянула она. — Да, я меняла каждый день. У меня их семь, всех цветов радуги. Хочешь, удивлю?

— Удиви, — разрешил он.

— Я забрала их у отца. Ему привез их один австриец. На самом деле они мужские.

Кирилл кивнул.

— Я сразу понял — ты появилась здесь для меня.

— Гм-м… — неопределенно пробормотала она.

Вообще-то она появилась в этом городе по другой причине. Она уже рассказывала Кириллу, в первые дни знакомства. Ранней осенью, а сейчас зима. Забыл? Или ему так больше нравится думать?

— Так когда же? — Кирилл быстро повернулся к ней и обнял.

— Что — когда? — переспросила она.

— Когда мы с тобой украсим… когда поставим…

— …поставим елку и украсим ее? — перебила Ирина. — Хоть сейчас. — Она подскочила в кровати, он схватил ее за руку и потащил к себе.

— Не-ет, я не про елку. Но ее мы тоже украсим. Сама знаешь, о чем говорю. — Он обнял ее за плечи. — Я хочу знать, когда мы украсим наши паспорта штампом о законном браке.

— А тебе надоел незаконный? Если он тебе надоел, для чего нужен законный? Ничем не будет отличаться. В лучшую сторону — точно. — Ирина говорила быстро, словно много раз отвечала на подобный вопрос.

— Послушай, — он стиснул ей пальцы, — скажи мне, почему ты упираешься?

— Кирилл, зачем? Для чего — сейчас? — Она поморщилась.

— Разве нам плохо вместе? — Он привлек ее к себе.

— И я о том. Нам хорошо вместе. Это главное.

— Тогда почему — нет?

— Тогда почему — да?



Он поморщился, волоски на усах вздыбились.

— С тобой интересно разговаривать, — заметил он. — Ты на самом деле необычная женщина. Я всегда думал, что каждая из вас мечтает выйти замуж. Я готов сделать тебе такой подарок, а ты…

Ирина засмеялась.

— Если тебе не нравится мое предложение как подарок женщине, давай рассмотрим вопрос с другой стороны.

— Влез на трибуну? — насмешливо заметила она.

Но он не отозвался на шутку.

— Желание выйти замуж — нормальный природный инстинкт. Каждая из вас хочет удачно выйти замуж, — настаивал он.

Она вздохнула.

— Инстинкт, — повторила она. — Может быть. Но чем дальше человек отходит от первобытных предков… то есть от приматов, — уточнила она, — тем большее число инстинктов он утрачивает. — В ее голосе звучала насмешливая назидательность.

— Чем же, по-твоему, такой человек живет? — спросил он, поглаживая ее плечо.

— Разумом.

— Ага, а он, разум, тебе подсказывает: не стоит выходить за меня официально? — В голосе Кирилла звучала обида и еще что-то, чему Ирина не могла дать точного определения. Ей послышалась в его тоне легкая, едва уловимая угроза.

— Разум подсказывает, — объясняла она, — что замуж надо выходить, когда есть для этого… — она искала подходящее слово, — неотвратимые причины. Например, желание завести детей.

— У тебя такого желания нет, — ровным голосом заключил он.

— Пока нет. Можно подумать, ты этого хочешь, — усмехнулась она.

— Пока нет, — повторил он за ней.

— Тогда зачем? Я снова спрашиваю тебя — зачем?

— Чтобы ты никуда не… делась.

— Не смеши меня. — Ирина махнула рукой.

— Хорошо, не буду. — Он кивнул, глядя не на нее, а в окно, за которым серел короткий зимний день. Третий час дня, а уже сумерки. — Что ж, в таком случае, — он перевел взгляд на часы в углу комнаты: маятник, размером с большой медный половник, неспешно качался. — Если елка — то, чего ты хочешь, пойдем.

— Хочу.

— Одеваемся, — скомандовал он.

2

Семья Вахрушевых жила в центре города, на улице с переменчивой судьбой, как с иронией говорил Александр Иванович, отец Кирилла. Она побывала пешеходной — недолго. Потом в нее снова впустили поток автомобилей. Улица родилась со своим именем, затем, в угоду времени, название поменяли на революционное. А теперь она опять взяла «девичью фамилию» — Московская.

Но сам дом, построенный давно и на совесть, продолжал оставаться надежным и крепким в разные времена. Благодаря усилиям и житейской ловкости, в этом доме у Вахрушевых было две квартиры. Одна над другой. В нижней жили старшие, над ними — молодые. Состав молодых и старых менялся вместе со сменой поколений, но принцип расклада оставался прежний.

С некоторых пор верхняя квартира отошла Кириллу. Под ним жили родители и младший брат.

Кирилл очень скоро после знакомства пригласил Ирину домой, познакомить с семьей. Но она не торопилась. А что такого она увидит? Его отца, его мать? Ее представления о семье разбивались о собственный опыт — в семье Ирины каждый жил и живет сам по себе, хотя кто-то кого-то любит. Или любил. Или собирался полюбить сильнее…

Для самой Ирины все были любимыми. Бабушка, мать, отец… Но она не могла себе представить, чтобы они сблизились по-настоящему.

После долгих уговоров она все-таки согласилась прийти к Вахрушевым на воскресный обед. Познакомилась с ними и удивилась. Она почувствовала то, чего никогда не ощущала прежде.

Вахрушевы — это семья. В ней у каждого своя роль и свое место. Мать Кирилла преподавала математику в колледже. Отец — историк, профессор пединститута. Этот институт, как и улица, — тоже с «гибкой судьбой», шутил он. А потом добавлял:

— И мы должны быть такими.

Дело в том, что в новые времена институт стал гуманитарным университетом. Младший сын Вахрушевых, Павлик, — студент-юрист. Семья определила ему будущую роль — нотариус. Его главное дело — вернуться на общий путь Большой Семьи, которая издавна принадлежала к судейско-прокурорским кругам, как говорил отец Кирилла.

— Павлик буквоед. У него получится. Кирюшка всегда мыслил широко, ему тесно в узких рамках закона. — Сказал и сам рассмеялся. — Звучит двусмысленно. Но мы свои, понимаем, о чем речь. Это я выпал из гнезда Вахрушевых. Меня смутил свежий ветер, я поддался ему, распустил крылья. Улетел в историю… — Он снова усмехнулся. — Тоже звучит двусмысленно. Следом за мной устремился Кирилл. Мы хотели вырастить новую ветвь Вахрушевых-ученых. Расширить сознание рода, если угодно. Нас, конечно, нельзя назвать бесполезными для остальных Вахрушевых. Мой институт выучил всех, кого не могли бы выучить другие заведения. — Он подмигнул Ирине.

Все за столом понимающе рассмеялись.

— Но мы вернемся на свой главный путь через Павлика. А также через новые поколения Вахрушевых.

Она поймала на себе взгляд Александра Ивановича, но не отозвалась на него. Ирина понимала, что ее готовы наделить ролью в семье. Ирина не хотела торопиться.