Страница 56 из 68
Значимость "семейных" потребностей достаточно высока. Пожалуй, они наиболее "биологичны". Материальные потребности - вещи, пища, одежда, жилище, - значимость их высока, но может быть значительно уменьшена при удовлетворении минимума, равенстве и отсутствии примеров для расширения притязаний. Современный капитализм превратился в общество потребителей - деньги и вещи стали в нем главной потребностыо.
Безопасность практически выражается уровнем социального обеспечения и безработицы, поскольку все другие угрозы отсутствуют. Социализм начисто снял эти проблемы.
Этого нельзя сказать о лидерстве - как потребности и престиже - как стимуле. В любом коллективе проявляется желание его членов самоутверждаться и завоевывать превосходство над другими. Поскольку современная техника и разделение труда связаны с "технологическим" неравенством, то всегда будут условия для притязаний на высокое место в иерархии, даже не формальной, например, в рабочей бригаде или школьном классе. Поэтому лидерство останется важным стимулом деятельности. Одним из проявлений его является чувство собственного достоинства. Социализм имеет несомненные преимущества, поскольку работа на конкретного хозяина унижает, а на общество - возвышает.
Потребность общения очень универсальна, она удовлетворяется главным образом в сфере труда и семьи. Наиболее трудное положение с потребностью в информации. Простое выражение этого - требование к разнообразию труда. Технология массового производства породила конвейер, который лишил работу интереса. В то же время желание знать новое возрастает прямо пропорционально образованию. Так возникает одно из самых важных противоречий индустриального века: рост образования и большой процент скучного труда. Сгладить это противоречие можно только через технологическую революцию: автоматы и робототехника должны заменить людей на однообразной работе.
Дневник. Суббота, 28 февраля
Живу в мире ужасов, если взглянуть непривычному со стороны.
Загубил больного. Подойти формально и строго - халатность. Не сказал бы так про других, а про себя надо сказать.
Больной П. Так, тяжелый по моим стандартам больной. Митральный порок с преобладанием стеноза, большая легочная артерия на рентгенограмме - значит, в ней высокое давление. Кальций виден. Это детали.
В среду его взяли первым. Когда подошел к столу, рана была уже разведена. Бросилось в глаза напряженное сердце, выпирающее из груди. Венозное давление - 220 миллиметров водяного столба, в левом предсердии - более пятисот. Сердце явно отказывает и вот-вот остановится. Срочно ввел гепарин, чтобы можно быстро запустить АИК. И как раз вовремя: сокращения замедляются, пришлось сжимать желудочки между ладонями - это называется открытый массаж. Пустили машину, стало легче...
Операция оказалась очень трудной. Левый желудочек маленький, клапан - сплошной кальций, никак не иссечешь, еще труднее вшить протез. Каждый шов давался ценой многократных попыток.
Это нельзя описать. Нужно подбирать иглодержатели, одним проколешь, другим надо встречать и вытаскивать иглу, потом тянуть за нитку, чтобы достичь места нового укола. Из аорты заливает кровь. Чистая нервотрепка. Два часа вшивал клапан вместо сорока минут...
Наконец - все. Скорее закрывать. Для этого нужно освободить трубки, по которым из сердца вытекает кровь в АИК. Они привязываются толстыми нитками к раносшивателю, почти над раной раскрытого предсердия. Обрезали их. (Детали понятны только тому, кто оперирует.) Пустили сердце. Оно хорошо пошло,- отдохнуло за два часа на искусственном кровообращении. Давление в левом предсердии - около 100 миллиметров. Остановили машину. И вдруг на наших глазах столбик крови в трубке, измеряющей это давление, стал быстро подниматься. 150, 200... 400! Кричу "аиковцам":
- Пускайте машину!
АИК включили на параллельную работу. Как будто сокращается хорошо. Но стоит только уменьшить производительность АИКа, сердце "не тянет" - давление в левом предсердии повышается. Остановить АИК невозможно.
Что случилось? Только одно приходит в голову; клапан не работает, не закрывается или не открывается. Возможно, в просвет ущемляются ткани... Тем более что ставил его почти вслепую из-за трудности доступа.
- Нужно сделать ревизию. Элла, полную производительность АИКа!
Расширили рану сердца, посмотрел протез, потрогал зажимом, нет, двигается хорошо. Причина не в протезе. Остается одно - слабость сердечной мышцы. Зашил сердце, дефибриллировал, оно пошло. Снова параллельное кровообращение. Снова попытки остановить... Нет, невозможно...
Так работаем еще два часа. Уже потеряна надежда... И остановить АИК не поднимается рука.
А во второй операционной уже лежит больная со вскрытой грудной клеткой - надо вшивать два клапана.
Позвал Ситара, чтобы он еще попытался разработать сердце.
Ушел на другую операцию с тяжестью на душе. К счастью, там все прошло нормально. Молодая девушка из Молдавии, поражение митрального и аортального клапанов, протезировали оба, около двух часов перфузии, сердце заработало без трудностей... (В середине операции заходил Леня; сказал, что остановили АИК - ничего сделать не удалось.)
В это время Коля Доценко уже вскрыл грудную полость третьему больному. Девять лет назад этому мужчине я вшил аортальный клапан. Первые три года все было хорошо, он работал, потом началось ухудшение. Теперь пришел с тяжелой декомпенсацией. При обследовании аортальный протез действует нормально. Но есть митральный стеноз и тоже с кальцием. Нужно заменить еще один клапан.
Операция длилась восемь часов. Когда пришел в кабинет пить чай, было уже десять вечера. Слава богу, что больной проснулся.
Все думал о первом мужчине. Почему сердечная слабость? Почему-таки оно не заработало полноценно? Решил, что просто "выработанное" сердце, давно болеет, давно не работает... (Говорил перед операцией с женой...)
Да, забыл. В эту неделю было три операционных дня. Во вторник тоже делал три операции. В четверг - снова три операции... Первый мальчик - 14 лет с врожденным сужением клапанов аорты. Самый противный порок. Клапан вшить не удалось (узкое кольцо), а мальчик может умереть... Без операции он прожил бы еще десяток лет, если щадить от нагрузок...
(Сколько раз при таких обстоятельствах подумаешь: "Зачем я все это делаю? Мне 67 лет, все долги обществу уже отдал"...)
Вторая операция не представляла большой трудности.
Третья операция и была как раз главная.
Девочка 14 лет, Аня, худой и нескладный подросток, в очках в черной нелепой оправе, с удивленным взглядом. Лежит в отделении Зиньковского уже три месяца. Достаточно посмотреть на снимок, чтобы сказать: "Разве можно касаться такого сердца?" Оно занимает почти весь поперечник груди. Слева достигает ребер, справа есть еще полоса легкого сантиметра четыре. По объему сердце раз в десять больше нормального. По весу, пустого, без крови, конечно, меньше, потому что предсердия растянуты, как мешки.
Не положили бы в клинику или давно выписали без операции, если бы не мать. Она приходила не один раз, плакала и упрашивала, и я каждый раз сдавался и говорил врачам: "Задержать..." Потом пообещал сам оперировать. Почти без всяких надежд на успех. Но были два обстоятельства, которые толкали на операцию.
Первое: одинокая мать с единственной дочкой. Ох уж эти одинокие матери! Что за несчастная у них судьба... Она культурная женщина и все знает: жить девочке - месяцы, и то - в больнице...
Второе: вина клиники. Если верить матери (а верить можно с оговорками: она не лжет, но это и не полная правда - такова субъективность оценок), так если верить матери, то девочку наблюдали в клинике с четырех лет и ставили разные диагнозы. Чувствовала себя прилично, отяжелела только в последние два года. Значит, мы, наша клиника в целом, были не на высоте. Сначала отказывали потому, что сомневались, а теперь говорим: "Поздно". Надо иметь совесть. И приходится идти на крайний риск. Даже не знаю, 10 шансов на жизнь из 100 или 5. Так и сказал матери. Говорит, хоть один, потому что без операции все 100 - за скорую смерть.