Страница 2 из 42
— Вот половина замка, которую тебе предстоит обслуживать, — слегка понизив голос, объяснила Эмилия. — Здесь живут гости графа. Всех комнат шесть, но живут в четырех. хотя нет, в пяти — вчера приехал господин Фуллер, он остановился в восточной комнате. В твои обязанности входит каждое утро убирать комнаты и менять белье. Желательно делать это, когда гости пойдут пить кофе или гулять — чтобы их не беспокоить. Но, во всяком случае, к 10 часам все белье уже должно быть увязано и готово к отправке — к этому часу из Экса приходит машина из прачечной, она привозит свежее белье и забирает использованное. Кроме того, во время обеда вы с Катрин помогаете Гастону накрывать на стол. Поэтому мы обедаем чуть раньше. Ну, и общая уборка замка — паркет, зеркала, везде вытереть пыль. Работы хватает. Но я понимаю, — тут старая дама неожиданно тепло улыбнулась, — ты ведь приехала сюда не для того, чтобы довести замок до блеска, а чтобы немного подзаработать и по возможности отдохнуть, ведь так?
— Ну, в общем... — начала Женевьева, но Эмилия не дала ей закончить.
— ...А раз так, то знай: по-моему, в этом нет ничего плохого. И у тебя будет возможность и погулять в парке, и искупаться в бассейне. Плохое начинается там, где горничная начинает мешать гостям и вмешиваться в их дела. Граф этого не любит. Из-за этого — должна тебя предупредить — мы были вынуждены расстаться с девушкой, которая служила здесь до тебя. Впрочем, она была городская, из Анси.
— А другая часть замка — там живет граф? — спросила Женевьева.
— Да, граф Шарль и его дочь Элеонора. За их покоями ухаживает Катрин. Кроме того, она убирает во флигеле. Так что ваша работа распределена по справедливости. И я бы не хотела слышать разговоры о том, что кто-то провел тряпкой на два раза больше, чем другой. Я сама вижу, кто как работает, и я подсказываю графу, кто какого вознаграждения достоин — ведь кроме оговоренной платы у нас есть еще и небольшие доплаты за примерную работу и усердие.
— А где все? — спросила девушка. — Почему никого не видно?
— Сейчас время ланча — по-нашему, чая, — объяснила Эмилия. — У нас тут живут американец и англичанин, приходится приспосабливаться к их привычкам. За чаем работы немного, и Гастон управляется один. Но и тебе работа найдется: с тех пор как мы расстались с этой вертихвосткой из Анси, замок толком не убирали. Одевай передник — он у тебя в комнате — я покажу тебе, где взять щетку и тряпки, и за дело.
“Как видно, придется мне узнать замок действительно в деталях, — подумала Женевьева. — Ну что ж, так я узнаю его лучше”. Одев передник и получив у Эмилии свои орудия труда — мягкую тряпку для паркета и еще более мягкую — для скульптур и зеркал, девушка принялась за дело. Она начала с мраморной лестницы, украшенной бронзовыми статуэтками муз и ангелов. Гладя старинный мрамор, смахивая пыль с бронзы, она думала, что, возможно, со временем ей это надоест, но пока это даже доставляет удовольствие.
Она добралась до коридора, где в нишах стояли опять же мраморные статуи муз (здесь для нее нашлась работа — она обнаружила, что музы находились в полном небрежении и были покрыты слоем пыли), когда снизу послышались голоса. Женевьева поняла, что ланч закончился и гости возвращаются в свои комнаты. Внезапно ею овладела робость, и когда первые двое приблизились к ней, она не стала выбираться из ниши и стояла там, скрытая музой трагедии. Она слышала, как мимо прошли двое — мужчина и, судя по голосу, молоденькая девушка.
— Тихоня Шарлотта, как всегда, поспешила за нашим мэтром, — говорила девушка; хотя она и старалась говорить тише, голос у нее был такой звонкий, что ее было хорошо слышно. — Ты заметил, что они не берут с собой ни пледа, ни одеяла? Интересно, как они занимаются любовью? Может быть, сидя?
— Какая чепуха тебя интересует! — снисходительно произнес ее спутник. Голос у него был скорее низкий, слова он выговаривал четко, в речи чувствовался легкий акцент, выдававший иностранца. — По мне хоть стоя. И почему ты решила, что они непременно должны заниматься именно этим? Только потому, что это интересует тебя?
— А тебя нет? — кокетливо спросила его спутница. Они остановились у двери на противоположной от Женевьевы стороне коридора.
— В сущности — нет, — вновь послышался мужской голос. — По крайней мере, гораздо меньше, чем другие вещи.
— Ты не хочешь сейчас пойти поплавать?
— Нет, я еще посижу над хрониками Варгаса и картами.
— Жаль. Можно было бы поплавать, а потом поиграть в теннис или волейбол.
— Бедняжка! Никто здесь не играет в волейбол. Слушай, предложи это мистеру Фуллеру. Ну, этому американцу, который вчера приехал. Он должен играть, по крайней мере, в бейсбол.
— Что ж, это мысль. Буду теперь проводить время в компании американца. Может быть, у нас сложатся даже очень хорошие отношения...
— С твоей внешностью — не сомневаюсь. Впрочем, нет, и тут тебя могут ожидать неожиданности: как ты могла заметить, все друзья графа — немного чудаки, а Фуллер — один из его друзей. Так что и здесь тебя может ожидать разочарование — причем как с одной, так и с другой стороны.
— Что ж, посмотрим. Будем надеяться, что хотя бы он здесь нормальный. А кто он? Ну, чем занимается?
— Он писатель, причем довольно известный.
— Странно, а я ничего не слышала. Да, в таком случае, возможно, прав будешь ты. Слушай, — уже обращаясь вдогонку к своему спутнику, отошедшему к своей двери, спросила девушка, — но перед обедом ты, по крайней мере, спустишься к бассейну?
— Да, — последовал короткий ответ. Слышно было, как закрылась вначале одна, а затем и другая дверь.
Женевьева уже собралась покинуть свое убежище, когда рядом с ней вновь послышались голоса. Теперь вылезать из-за статуи было бы совсем неловко — получилось бы, что она залезла туда нарочно, чтобы подслушивать.
— Почему ты так высокомерно ведешь себя с мистером Брэндшоу? — спрашивал мужчина, обладатель красивого властного голоса. Женевьева догадалась, что это граф и еще больше сжалась в своем убежище. — Ты все время над ним насмехаешься, пытаешься уколоть... Хорошо, что он со своей выдержкой легко отводит все твои стрелы, но это становится слишком заметным. Ты ставишь себя — а значит, и меня — в неловкое положение. Ты случайно в него не влюбилась?
— Пока еще нет, — отвечала девушка. Голос у нее был глубокий и похожий на голос ее спутника. — Но думаю, не влюбиться ли. Как ты считаешь?
— Ну, Лоуренс — человек, безусловно, интересный, но у него... — продолжения разговора Женевьева не слышала, потому что говорившие повернули и направились на другую половину замка. Женевьева выждала еще какое-то время — не идет ли еще кто-нибудь — и только тогда выбралась, наконец из-за статуи. Не успела она это сделать, как в коридоре появился еще один человек. Это был мужчина лет тридцати пяти, как определила Женевьева, худощавый, среднего роста, одетый в шорты и помятую майку. Ни в нем самом, ни в его одежде не было ничего выдающегося, обращающего на себя внимание, если бы не глаза. Они у незнакомца были необычайно живые и выразительные; их выражение трудно было определить не только в первую минуту, но даже и спустя время.
— Прошу меня извинить, — обратился он к Женевьеве, — но я в некотором затруднении. Я начисто забыл, где моя комната. Я только вчера приехал и толком не запомнил. Вы мне не поможете?
— Я бы с удовольствием помогла месье, — ответила Женевьева, — но, боюсь, от меня будет немного толку: я прибыла еще позже вас — только два часа назад. Но давайте попробуем. Пока я здесь убиралась, мимо прошли два человека, мадмуазель вошла сюда, а месье — вон в ту комнату.
— Девушка такая черноволосая и довольно привлекательная, а господин невысокого роста и тоже черноволосый? — спросил незнакомец.
— Видите ли, я убиралась, — смущенно ответила Женевьева, не зная, куда спрятать глаза, — и толком не успела...
— Ну да — ведь не всем нравится, когда их разглядывают в упор, словно составляя фоторобот, — пришел ей на помощь незнакомец. — Очевидно, это был этот англичанин и студентка. Значит, эти комнаты отпадают. Уже лучше. Но что мы будем делать с остальными, как найдем нужную?