Страница 16 из 42
У Женевьевы накопилось достаточно вопросов к мастеру, когда его голос оторвал ее от рассматривания картин:
— Ну вот, вы заразились моей болезнью, — со смехом заявил Вернон. — Вы так увлеклись, что и не заметили, как я успел сварить кофе. Вот ваша чашка.
Они присели за низеньким столиком в углу. Отсюда была видна вся мастерская с картинами, словно мерцающими на стенах.
— Скажите, — спросила Женевьева, отхлебнув на редкость крепкого и вкусного кофе, — я видела здесь морские и горные пейзажи. Вы пишете не только с натуры, но и по памяти?
— Да, я работаю по-разному, — ответил художник. — Чаще всего я делаю этюды на натуре, а картину пишу в мастерской. Иногда эта мастерская расположена за сотни километров от места, изображенного на картине. Так обстоит дело вон с тем видом моря близ Антиба — я писал его здесь. И вон ту Монте-Розу[10] — тоже. Но иногда картина полностью рождается в моем воображении. Я мечтаю о ней — и пишу свою мечту. Мои лучшие картины написаны именно так. Ведь мечты — вы не замечали этого? — всегда лучше, прекраснее действительности. Например, вы мечтаете о встрече с любимым человеком, воображаете обстоятельства этой встречи, слова, которые вы скажете друг другу... И эта мечта так прекрасна, так совершенна! Потом вы действительно встречаетесь со своим любимым. Нет, ничего страшного не происходит, все вроде бы хорошо — но все равно мешают какие-то мелочи, он говорит не совсем то, чего вы ждали, вы сами скованны, сухи... Нет, мечта была лучше! И в вашем воспоминании об этой встрече остается именно она, а не убогая действительность. Тот, кто живет только реальностью, — несчастный человек. Вот почему я доверяю своему воображению, своим снам и пишу свои лучшие картины, доверяясь мечте.
— А эта картина, — робко спросила Женевьева, — та, над которой вы сейчас работаете, — она тоже родилась в мечте?
— О да! — воскликнул художник. — Вы угадали. Эта буря давно меня преследует, мне страстно хочется ее написать.
— То есть вы полагаете, что здесь, в Виньи, разразится ураган? — предположила Женевьева.
— Нет, — покачал головой Вернон. Он встал и подошел к мольберту, на котором стояла картина. — Буря случится не в небе — в душе. Точнее, в душах нескольких людей. Неужели вы не чувствуете? Наш замок переполнен любовью, но любовью неразделенной, не нашедшей воплощения. Любящие стремятся к друг другу, но не могут найти, не знают, как.
— Не знают, как объясниться в любви? — переспросила девушка. Она забыла про свой кофе и тоже подошла к картине.
— Нет, — вновь покачал головой художник. — Они еще даже не знают, что любят, и тем более не знают, кого. Но они любят, я это чувствую.
— Но большинство людей ищет любви, ждет ее, тут нет ничего особенного, — продолжала недоумевать Женевьева.
— Речь не об обычном ожидании любви, — почти рассердился на ее непонятливость Вернон. — Любовь уже родилась, она растет, как растет бамбук, сдвигающий бетонные плиты, и как растет буря над океаном. И скоро эта буря разразится, помяните мое слово. Нас ждут драмы, возможно, даже трагедии. Но в результате влюбленные найдут друг друга.
— А кто они, эти влюбленные? — спросила Женевьева извиняющимся тоном — ей было стыдно за свое непонимание. — У них нет лиц...
— Да, — согласился Вернон и наклонился к полотну, словно стараясь разглядеть лица двух людей. — Я не знаю, кто они. И не совсем понимаю, о чем у них разговор. Это страстное признание? Или радостное объяснение своих чувств? Это меня мучает, не дает работать. Ведь я не могу просто вписать лица в уже готовый пейзаж — сам пейзаж зависит от того, кто будет в нем находиться. Но скоро я узнаю. Вот увидите — все случится довольно скоро. И тогда я допишу свою картину. Впрочем, и сейчас тут есть что делать — например, вот эти каштаны сбоку — они останутся такими. Да, пожалуй, мне пора приниматься за работу, перерыв немного затянулся.
Женевьева горячо поблагодарила художника и получила приглашение приходить в любое время — он всегда готов с ней поговорить.
Уже уходя, Женевьева вспомнила, что очень хотела задать один вопрос. Она преодолела робость и уже с порога спросила:
— Скажете, а та женщина на портрете... Вон там, напротив — кто она? Портрет такой странный...
Видимо, художник еще не окончательно ушел в свою работу, потому что услышал вопрос, и он даже не вызвал у него раздражения.
— О, это действительно странный портрет, — согласился он. — Вы чуткий зритель, раз выделили его из всех. Собственно, это портрет не одного, а сразу двоих людей.
— Двоих? — удивилась Женевьева. — Как же это?
— Одна — наша современница, очень милая дама. Ее зовут Камилла, она недавно вышла замуж за одного американца и носит фамилию Хаген. Она родственница графа и иногда бывает у него в гостях.
— А вторая? Кто такая вторая?
— А другая — Мария-Луиза д’Аргонь, баронесса де Шателлэ. Она жила в шестнадцатом веке и была гугеноткой. Она любила трагической любовью врага своей семьи и погибла, став жертвой этой любви.
— Но как это может быть? Тут какая-то тайна!
— Да, тут кроется тайна, — согласился художник. — Как-нибудь я вам ее обязательно расскажу.
Глава четвертая
В тот вечер Женевьева долго не могла заснуть, вспоминая посещение мастерской и рассказ художника. “В каком замечательном мире он живет! — размышляла она. — Если бы я так же могла доверять мечтам, видеть скрытые драмы, насколько интереснее стала бы жизнь. А я вижу только людей — одни работают, другие отдыхают, у каждого есть свои достоинства и недостатки, но я не вижу того, что будет, что сделает их участниками драмы. А я — интересно, какая роль в этой драме отведена мне?” Женевьева долго размышляла над загадкой портрета, изображавшего сразу двух людей.
А на следующее утро история, услышанная Женевьевой в мастерской, получила неожиданное продолжение — да такое, что действительность вдруг показалась ей сказкой и создалось такое впечатление, что из-за куста внезапно может выйти Мальчик-с-пальчик или Кот в сапогах. Когда Женевьева направлялась на обычную утреннюю уборку, ее остановила Эмилия. Домоправительница сообщила, что сегодня надо постараться закончить уборку пораньше, чтобы помочь Катрин подготовить две комнаты в ее половине замка: ожидается прибытие важных гостей.
— А кто должен приехать? — спросила Женевьева скорее из вежливости — она видела, что старая дама жаждет поделиться новостями.
— Приезжает родственница графа, которую он никогда не видел, — сообщила Эмилия. Новость настолько захватила ее, что она совсем забыла о своей обычной сдержанности. — Ее зовут Камилла, и она в прошлом году вышла замуж за какого-то американца, который увез ее к арабам, потому что за ним гнались наркодельцы из Нормандии. Американец увез ее на самолете прямо из церкви, представляешь? Теперь они оба приезжают и будут жить в том крыле, где живет граф.
Итак, загадочная Камилла приедет сегодня или завтра! Новость целиком захватила Женевьеву. Она спешила закончить уборку, чтобы перейти в другую половину замка, где она еще не была, и послушать, что говорят о гостях. Однако ее ждал сюрприз совсем иного рода, сильно испортивший ей настроение.
Она уже закончила убирать комнату Брэндшоу, когда услышала в коридоре голос англичанина. Он стучался в расположенную напротив комнату Жоржетты. Наконец раздался звук отворяемой двери, и Жоржетта сонным голосом осведомилась, зачем ее разбудили в такую рань.
— Я вчера просил тебя сделать расчеты глубин на трех отметках, — своим обычным невозмутимым тоном произнес Брэндшоу. — Расчетов нет, а мне сегодня ехать в Антиб, делать заказ на оборудование. Как я могу что-то заказывать, не зная, на какой глубине мы собираемся работать? Так что давай сделаем расчеты сейчас вместе.
— Нет, утром я работать не могу, — заявила Жоржетта. — Кроме того, насколько мне помнится, меня вообще сюда звали отдыхать, а не работать. Обещали путешествие после помолвки, этакий полумедовый месяц, а что получилось? Помолвка отложена, вместо отдыха — бесконечные расчеты, сиденье над картами, работа и еще раз работа. И, наконец, дорогой жених, как выяснилось, не испытывает особого интереса к сексу. Он у него, видите ли, не находится в числе приоритетов!