Страница 10 из 31
Но я был неумолим, молод и холост. Жизнь открывалась новыми возможностями. Вскоре меня выгнали из общежития. Я был без денег и без угла. Было страшно, но интересно…
Художник должен быть голодным
Специально голодным быть невозможно, если только ты не ставишь перед собой задачу непременно похудеть. У меня такой задачи не было. Я просто был голодный. Голод стал катализатором моих поисков денег. Я брался за любую работу. Я писал юмористические рассказы, читал на радио, писал радиорекламу. Наконец, был напечатан в журнале «Юность», в «Литературной газете». Однажды позвал Э. Успенский. Он написал десять серий «Абвгдейки», после чего собрал молодых авторов для мозгового штурма. К этому времени, наверно, я так оголодал, что одиннадцатую уже написал сам, подхватив сериал. Потом двенадцатую, пятнадцатую, семнадцатую. Пятнадцатую даже сам поставил как режиссер. Она получила приз в Польше как лучшая детская передача.
Наряду с этим я увлекся актерским озвучанием мультфильмов. Денег это почти не приносило, но удовольствие было ни с чем не сравнимое. Более того, мне однажды на озвучании пришла в голову такая идея: «Я, наверное, мог бы написать сценарий для мультфильма». И я пишу один сценарий, другой, а «Союзмультфильм» у меня эти сценарии покупает.
С. В. Образцов предлагает Василию Ливанову и мне написать пьесу для театра кукол — «Дон Жуан — 75». Почему 75? Да потому что выпуск Сергей Владимирович намечал на 1975-й год. Мы с Васей увлеклись написанием пьесы. Писали, хохотали над придуманным. На следующий день приносили С. В. Образцову, читали. Он выливал на нас ушат холодной воды. Его вердикт звучал частенько так: «Пузырчатая фантазия». Он имел в виду младенцев, пускающих пузыри. Дело в том, что мы не ограничивали свою фантазию рамками сцены, а Сергей Владимирович упорно укладывал нас в сценическое «прокрустово ложе». Потом на каком-то этапе Сергей Владимирович предложил мне остаться в театре в качестве режиссера-постановщика и вместе с ним ставить спектакль. Для меня это предложение было полной неожиданностью. Сам Образцов предлагает мне сотрудничество!
Конечно, я согласился. И в моей трудовой книжке появилась запись: режиссер-постановщик. С тех пор я считаю Сергея Владимировича своим крестным отцом в режиссуре. Он первый увидел во мне то, чего я в себе не предполагал. И началось мое ежедневное общение с этим замечательным человеком. И в театре, и у него дома. В театре его называли «хозяин». Когда он входил в театр, все разбегались по кабинетам и каморкам, боясь его праведного гнева. И при этом он оставался большим ребенком, готовым удивляться и удивлять.
Он был дважды женат. Первый раз в юном возрасте. На одном из вечеров, за колонной, он поцеловал в щечку понравившуюся ему девочку, о чем вечером доложил родителям. Родители ему сказали, что он публично ее опозорил и как порядочный человек должен жениться. (Поневоле сравниваю с сегодняшними выпускными вечерами в школах с кучей пустых бутылок и использованных презервативов). На следующий день родители Сережи пошли свататься к родителям «опозоренной» девицы. Добро было получено, и юный Сережа женился. Но счастье было недолгим. Через два года она умерла. В доме у С. В. Образцова всю жизнь висел ее портрет. Мне же он, вспоминая, рассказывал:
— Уже лица ее не помню, но этот кривенький мизинчик на левой руке… — и глаза его наполнялись слезами.
Он мне рассказывал об истории женитьбы его отца Владимира Образцова — крупного инженера-путейца, именем которого названа одна из улиц Москвы. Отец его был высок, нескладен и очень застенчив. Ухаживал долго за девушкой своего круга, но никак не решался сделать ей предложение. Наконец, решился. В условленный час, в загородной усадьбе, на террасе, за обеденным столом сидело все многочисленное семейство. Когда стукнула калитка, главная героиня, зардевшись, вскочила и, смущенная, убежала в сад. На террасе появился Образцов, бледный, с невидящим взором. Он, не здороваясь, обвел взглядом всех сидящих за столом и, обращаясь к отцу своей возлюбленной, спросил:
— А где все?
На что отец, не лишенный юмора, ответил:
— Все в малиннике.
И Образцов на негнущихся ногах циркулем прошел в сад.
Для меня этот рассказ Сергея Владимировича был и остается стихотворением в прозе. О любви. О любви всепоглощающей, когда весь мир заключен в одном человеке, а он — в малиннике.
Однажды Сергей Владимирович, размышляя по поводу спектакля «Дон Жуан», сказал мне:
— Вы знаете, Гарри Яковлевич, я знаю три способа обольщения женщин, причем один способ — мой, авторский.
Я проявил готовность обогатиться его опытом.
— Ну, первый способ — довольно примитивный, — продолжал Образцов. — Для этого надо иметь внешность мачо, чего у меня нет. Надо курить трубку и, глядя на женщину, поднимать одну бровь и подрагивать коленом в штанине, недвусмысленно намекая ей, чего ты от нее хочешь. Второй способ я назвал «Зяма Гердт, или на душу». Для этого нужна негнущаяся нога, маленький рост и огромное знание стихов Мандельштама, Пастернака и Самойлова. Ее необходимо заболтать стихами так, что она сама не заметит, как окажется в койке. Я стихи плохо запоминаю, поэтому это — тоже не мое. А третий способ я сам придумал и называется он «Омут». Вы подходите к женщине, которую знаете много лет, и говорите: «Вы знаете, Ольга Николаевна, я подумал и понял, что Вы для меня — омут», — и уходите. И тут начинаются ее муки. Она замужем, трое детей, быт заел, а тут рядом столько лет любит и страдает от любви хороший человек. Вам некоторое время не нужно появляться ей на глаза. Но через пару недель нужно подойти и сказать: «Вы знаете, Ольга Николаевна, я подумал и понял, что Вы для меня — не омут», — и уходите. И вот тогда она начинает Вам доказывать, что она все-таки омут — и она Ваша.
Сергей Владимирович остался доволен моей реакцией на его рассказ, после чего с гордостью добавил:
— Это я сам придумал! Правда, никогда этим не пользовался…
Он руководил много лет театром, ухитряясь быть беспартийным. Однажды, на уходе, сказал про своих коллег:
— Сегодня у них партсобрание. Будут без меня учить меня, как руководить театром.
В пору борьбы с космополитами его вызвали в ЦК КПСС и положили на стол список сотрудников его театра. Против еврейских фамилий стояли галочки. Ему предложили уволить из театра отмеченных галочками. С. В. Образцов на это сказал:
— Мой отец юдофобам руки не подавал. Надеюсь, что таковых здесь нет?
Повернулся и ушел. В этот вечер в синагоге отслужили службу во здравие порядочного человека С. В. Образцова.
Мне он с гордостью рассказывал про сына, который был архитектором и однажды представлял свой проект министру. Министр остался доволен и, хлопнув сына Образцова по плечу, сказал:
— Слушай! Ты — молодец!
На что сын, будучи Образцовым, отреагировал:
— Правда? Тебе нравится?
Судьбе не было угодно продлить мою работу в театре Образцова. На студии «Союзмультфильм» лежал купленный у меня сценарий, а режиссера на него не находилось. И директор, не столько из творческих, а скорее, экономических соображений (ведь сценарий лежал балластом на балансе студии), предложил мне самому поставить мультфильм по своему сценарию. Никакие мои возражения не принимались.
— Вы режиссер? Вот и ставьте!
Я отнекивался, убеждая директора, что я ничего не смыслю в технологии производства, но директор был неумолим:
— Но ведь вы режиссер? Вот и ставьте!
Я встретился с С. В. Образцовым. Рассказал ситуацию. Сергей Владимирович уговаривал меня остаться и рисовал перспективу предстоящих постановок и выездов за рубеж с гастролями театра. А тогда возможность увидеть мир была большим соблазном.
С другой стороны упустить шанс и не попробовать самостоятельно что-то сделать в мультипликации! Да, я ничего не знал о производстве, о монтаже, о многих составляющих фильма, но внутри меня зрел азарт и ни на чем не основанная уверенность, что я это смогу.
И я ушел из театра С. В. Образцова.