Страница 80 из 99
«Всему свое время», — радостно подумал я и перешел к более насущным делам.
— Но они хотят не Джханси, а тебя. — Принцесса широко открыла глаза, услышав это и я поспешно продолжал: — Они не могут вести переговоров с мятежниками — ведь половина твоего гарнизона — панди,которым не на что надеяться, ведь для них помилования не будет. Так что британцы возьмут город штурмом — что бы вы ни делали. Но тебе хотят сохранить жизнь — если ты сдашься, одна, и тогда они не станут… — я не смог взглянуть ей в глаза, — … наказывать тебя.
— Почему они решили пощадить меня? — на минуту в ее глазах вновь зажегся огонек. — А кого еще они пощадят? Зачем бы им оставлять меня в живых — когда они разрывают людей пушками, вешают их без суда и жгут города? Разве они пощадят Нана, Тантию или Азимулу? Так почему же решили сжалиться над рани Джханси?
На это трудно было найти ответ — по крайней мере, правдоподобный. Она вряд ли бы поверила, если бы я сказал, что это всего лишь политика, чтобы успокоить народ.
— Разве это имеет значение? — спросил я. — Каковы бы ни были их резоны…
— Неужели это из-за того, что я — женщина? — принцесса сказала это очень мягко и, вернувшись, остановилась прямо передо мной. — А британцы не воюют с женщинами? — она пристально смотрела на меня. — Или потому, что я красива? И они хотят привезти меня в Лондон, как это делали со своими пленниками римляне, чтобы показывать на потеху толпе.
— Это не в наших правилах, — отрезал я, — конечно же, мы не воюем с женщинами… И, видишь ли, ты… ну, ты — совсем другая…
— Для них? Для лорда Каннинга? Для генерала Роуза? Они же не знают меня. Что им за дело? Почему кто-либо из вас должен… — И тут она замолчала, снова опустившись на колени, а губы ее задрожали. — Это ты? Ты просил их — за меня? Ты приехал от самого лорда Палмерстона? Неужели ты просил их спасти меня?
Клянусь святым Георгом, вот мяч, который абсолютно неожиданно попал мне прямо под ноги! Мне и в голову не приходило, что она подумает, что за этим предложением Роуза стою я. Но теперь шансы возросли, и я понял, что смогу добиться своего — но только осторожно. Так что я взглянул на нее со спокойной и нежной улыбкой, заставил себя покраснеть, а затем перевел взгляд на ковер — весь само благородство и молчаливое достоинство. Она протянула руку и приподняла мой подбородок и, нахмурившись, посмотрела мне прямо в глаза.
— Неужели ты сделал это и рисковал жизнью, чтобы пробраться сюда — и все ради меня? Ответь мне.
— Ты же знаешь, что я про тебя думаю, — произнес я, напустив на себя самый романтический вид. — Я полюбил тебя с той самой секунды, как только увидел — на твоих качелях. Полюбил больше всего на свете.
И, заметьте, в то мгновение это не были просто слова. Я действительнолюбил ее — и крепко, по крайней мере, тогда.Осмелюсь сказать все же, что не так крепко, как Элспет — хотя, если поставить их рядом и обоих раздеть, то пришлось бы еще хорошенько подумать, прежде чем сохранить верность Англии. В любом случае мне нетрудно было выглядеть откровенным — особенно, при виде этого соблазнительного тела, трепещущего перед самым моим носом.
Рани молча смотрела на меня своими странными печальными глазами, а затем вдруг почти прошептала:
— Сегодня ночью я ни о чем не думала… Лишь понимала, что ты снова со мной, после того как я считала тебя погибшим. Мне все равно — искренне ты любишь меня или нет — главное, что ты снова со мной. Но сейчас… — она опять очень странно посмотрела на меня, по большей части с грустью и при том — с оттенком недоумения, — … сейчас, когда ты сказал, что это… что ты сделал это из любви ко мне…
Мне показалось, что она снова бросится мне на грудь в слезах, но спустя мгновение она лишь поцеловала меня, совсем легко и спросила:
— Что же они хотят от меня?
— Чтобы ты сдалась — только ты, лично. Не более того.
— Но как? Если город будет взят, бунтовщикам не видать пощады, и как же я…
— Не волнуйся за это, — прервал я, — все можно устроить. Если я скажу как — согласишься ли ты?
— Если ты останешься со мной после этого. — Ее глаза смотрели на меня — мягко, но упорно. — Тогда я сделаю все, что они потребуют.
Роуз говорил, что его послание будет вполне убедительным, но готов поклясться, что он и не рассчитывал на подобный успех — клянусь святым Георгом, его похотливые штабные не поверят своим глазам.
— Когда начнется штурм города, — начал я, — наши парни будут прорываться в крепость. Ты должна быть готова бежать — через ворота Орча. Мы отведем оттуда кавалерийские пикеты, так что это можно будет сделать вполне безопасно. Ты должна поскакать дальше по дороге в Орчу — на которой тебя и захватят. Это будет похоже на… в общем, все будет в порядке.
— Понимаю, — печально кивнула она, — но что будет с городом?
— Ну, конечно же, он будет взят, но грабежей не допустят — Роуз лично обещал это. И твоим людям ничего не грозит, если они не будут сопротивляться. Что же касается бунтовщиков… ну, что ж, им все равно не избежать своей участи.
— А что они хотят сделать… со мной? Они… они заключат меня в тюрьму?
Насчет этого я не был уверен, так что должен был говорить осторожно. Наверняка принцессу собирались выслать, по крайней мере куда-нибудь в отдаленную часть Индии, где никто бы не мог причинить ей вреда, но говорить ей об этом сейчас не было смысла.
— Нет, — сказал я, — вот увидишь, они будут обращаться с тобой очень хорошо. А потом — ты же понимаешь, что все утрясется. Знаешь, сколько раз местные князьки и вожди племен обнажали свое оружие против Британии? Но войны заканчивались — мы снова становились лучшими друзьями и все такое прочее. Никаких тяжелых чувств, видишь ли — мы, британцы, не мстительны, даже либералы…
Я улыбнулся, чтобы ободрить ее и после некоторого колебания она улыбнулась мне в ответ и одарила меня весьма откровенным взглядом, вроде бы поверив всему, что я говорил — так что я снова подумал, что хорошо бы было хоть ненадолго развязать мне руки — меня всего так и распирало от ее близости — но в ответ на просьбу об этом рани лишь покачала головой и сказала, что нужно немного подождать, чтобы не возбуждать подозрений. Она поцеловала меня на прощание и попросила потерпеть еще немного; нам нужно было рассчитать время в соответствии с планом Роуза и, поскольку ее люди не должны были знать о нем, приходилось по-прежнему изображать из себя пленника, но принцесса пошлет за мной, когда это будет возможно.
— А потом мы уедем вместе и, может… лишь с несколькими преданными людьми? — Она держала мое лицо в ладонях и смотрела в глаза. — И ты будешь… защищать и любить меня… когда мы окажемся под властью Сиркара?
«Тебе это даже успеет надоесть, моя дорогая гурия», — подумал я — но, ничего не сказав в ответ, просто поцеловал ей руки. Затем рани поправила свою вуаль и озабоченно глянула в зеркало, прежде чем снова усесться на диване; было забавно видеть, как она дарит мне последнюю, угасающую улыбку и тут же, на глазах, ее лицо превращается в ледяную маску. Я почтительно замер, стоя посреди комнаты со связанными за спиной руками. Принцесса ударила в маленький гонг, при звуке которого Шер-Хан, толстый камергер и куча женщин появились со скоростью деревенской пожарной бригады.
— Проводите этого пленника в северную башню, — сказала она, будто я совсем уже не мог идти. — Не стоит обращаться с ним слишком сурово, но не спускайте с него глаз — ты отвечаешь за это головой, Шер-Хан.
Меня быстренько утащили прочь, но я подозреваю, что Шер-Хан все же учуял своим хитрым пуштунским носом — что-то здесь не так, поскольку на протяжении всех последующих дней он был для меня самым заботливым тюремщиком, какого только можно себе представить. Он отлично кормил меня, лично таская еду и напитки, следил за тем, чтобы мне было удобно, насколько это позволяли скромные размеры камеры, и оказывал мне всяческие знаки уважения — заметьте, это было вполне естественно, если принять во внимание еще и мою афганскую репутацию.