Кольцо царя Соломона

Словно в плохоньком адюльтере по гипертелефону, ответы пришли какие-то гермафродитные:

"Доброе утро. Мы — слуги. Мы служим. Наши хозяева/правители — яйцекладущие. Мы всеядные. Мы разумные. Мы ни в чем не нуждаемся. Наши хозяева/правители дают нам все. Что вы хотите?"

И так далее по накатанной колее. На все наши ключевые вопросы — "мы не делаем то-то/знаем то-то/нуждаемся в том-то. Наши хозяева/правители делают то-то/знают то-то/не нуждаются в том-то".

Они нам рассказали о себе все. Одержимый энтомолог был бы, наверное, от такого интервью на седьмом небе от счастья — примерно так же, как наш одержимый энтомолог Дейв Болтон.

— Пожалуйста, — взмолился он, — спроси их, не видят ли они поляроидной вспышки…

— Ш-ш! — произнес я, который руководил всем. — Позже.

Не замечал ли я капкана для медведя на газоне нашего сотрудничества? Мы готовы помочь вам, но — проклятье! — сэр, мы просто не знаем ответа на этот вопрос. И так далее.

"Не предлагай, — написал я на листке бумаги, — чтобы мы говорили с их хозяевами. Подожди, пока они сами не предложат".

Я положил записку перед Скарлом, надеясь, что чтение написанного мной удержит его от передачи той мысли. Я ждал, что последует.

Они предложили.

Скарл повернулся ко мне.

— Скажи им, что мы должны посовещаться, — ответил я. — Спроси, где их хозяева, как они выглядят, почему сами не пришли. И спроси, не предлагали ли они, чтобы мы послали тебя.

— Меня?

— Тебя.

Он спросил, и они ответили, что им придется посовещаться.

Да, в конце концов они поставили нас в известность, что и в самом деле их правители (которые живут в вечной ночи) упомянули, что мы можем послать нашего единственного паралинга, если возникнет необходимость пояснить что-нибудь. Хотим ли мы?

— Скажи им "да", — велел я, — но не сегодня. Нам нужно еще немного посовещаться.

В тот день мы вчерне проанализировали Форму.

Полетев на крыльях смелого воображения, мы пришли к выводу, что правители схожи с муравьиными царицами и не любят покидать гнездо. В нашу задачу входило доставить на Мясник форму, проанализировать ее и написать рекомендацию, а поэтому раз уж они не хотели идти к нам, то нам ничего не оставалось, как только пойти и самим навестить их. Однако нам не помешало бы принять какие-то меры предосторожности, так что Скарл всю ночь изучал депрессивные неврозы. Хейл сказал, что если дела пойдут совсем паршиво, то Скарл, чтобы не потерять рассудка, смог бы отступить, уйти в невроз.

— В нарушение всех правил мы тоже вооружились до зубов, — сказал я Хейлу, — а каждый зуб снабдили крохотным стеклянным капсюлем, ты и не слышал о таких. Я был почти обязан испробовать их.

— Да уж, конечно, догадывался, — фыркнул он. — Однако в моих неврозах нет ничего дурного. Я обеспечил его самыми лучшими, что у меня были.

— Уверен, что он оценил это по достоинству, — ответил я, наливая ему выпить. — Ты веришь в легенду о кольце царя Соломона?

— Ну-у, как в обобщенный образ…

— Образы, черт! Веришь ты в эту историю или нет?

— Да, в ней есть многоуровневый неосознанный смысл.

— Ну так перейди на минутку на мой уровень и ответь на вопрос. Забудь о психоструктурной дребедени. Может ли один интеллект управлять другим нефизическими методами?

— Харизма (Способность пророчествовать и творить чудеса; притягательная сила), — заявил он, — необычный феномен. Здесь обычно действуют многие факторы.

— Выпей-ка лучше еще, а заодно проглоти и свою харизму. Я говорю о парапсихических явлениях. Если паралинг способен посылать и принимать, то почему не нечто большее?

— Приказы? — спросил он. — Парагипноз? В особых случаях такое возможно.

— Я бы привел аналогию с ударом молнии, выплавляющей в песке свое изображение. Я стал подливать ему.

— Хватит, — сказал он. — Психологи только пьянеют, а психиатры пьянеют и крушат все подряд. К чему ты, собственно, клонишь?

— Кольцо действует двояко.

Да, Лиза, именно так. Не просто перевод, а нечто большее. В тот первый серый день в подземных пещерах Скарл закончил тридцатисекундный посыл информации, и стенографист бросил свой стенопис.

— Не могу записывать, — заявил он.

— А в чем дело? — спросил я.

— Моделятор испортился. Я не улавливаю ни голосов, ни даже понятий.

— А что ты улавливаешь?

— Очень красивый мелодичный звук — будто музыкальное произведение. Эмоциональное резюме чего-то. Только не спрашивайте чего.

Я и не спрашивал. Я спросил Скарла. Разозлившись, что меня самого охватила приятная леность, я сбросил с себя чары и закричал:

— Что происходит?

— Ш-ш!

В полной темноте я нащупал его плечо, но его шепот был обращен в никуда, и рядом с прибором он был нигде.

— Свет! — крикнул я. Но мой крик опередила моя мысль о свете.

Послышался звук, будто кто-то скреб по бетону жесткой щеткой, и наш свет взорвался пучками лучей, устремившихся по всем направлениям.

Мы, люди, были одни, и еще Скарл. Он прислонился к стене туннеля примерно в десяти футах от нашей группы и улыбался. Я повторил вопрос.

— Ничего, — ответил он. — Сейчас ничего не происходит. Жаль, что ты включил свет. Ты нарушил соглашение.

— Я отнюдь не горел желанием стать чьим-то завтраком, — заметил я. — Что ты делал?

— Я рассказывал ей, как в полете уворовал Лунный камень.

— Так это ты стащил его!

— Я.

— Но зачем ты рассказывал им об этом? — Потому что меня попросили. У меня это было в памяти, а им захотелось знать более подробное описание принципа незаконного присвоения.

Я помню, как присвистнул тогда — чтобы удержать себя и не сотворить чего-нибудь.

— Но это не совсем материал Формы, — тихо произнес я.

— Не совсем, но меня попросили…

— Почему?

— Ее заинтересовало удовольствие, связанное с мыслями.

— Ее?

— Ну да, самку. Ты был прав насчет цариц.

— Муравьиную?

— Полагаю, да.

— Почему она не позволит нам увидеть себя?

— Думаю, что свет раздражает ей глаза.

— Все это дурно пахнет. Как вернемся на корабль, жду подробного отчета по данному X. Но давай-ка вернемся побыстрее. Что-то мне здесь не нравится.

Улыбнувшись, он пожал плечами. Я проверил ампулы, но он не принимал дополнительной дозы.

Позднее я снова спросил его:

— Они хотели узнать, как ограбить звездолет?

— Нет. — Он откинулся назад в кресле, пуская колечки дыма. — Она только интересовалась воспоминаниями, связанными с удовольствиями.

— Так о чем же ты ей рассказал?

— Ни о чем, я просто разрешил ей покопаться в моем мозгу.

— И что же она сказала?

— Ничего. Но, похоже, осталась довольна.

— А что за воспоминания были там? Он слабо улыбнулся:

— Обожаю воровать. Особенно если удается сбежать с краденым.

— К несчастью, — ответил я, — из твоего рассказа я узнаю больше о тебе, чем о муравьях.

— Ты задал мне вопрос, я ответил на него.

— Что было дальше?

— На этом все. Ты включил свет.

— Немного.

— Не я включал свет.

— Ладно, — проворчал я. — Как вышло, что Браун не смог записывать?

— Мы воспользовались мысленной стенографией.

— Где ты выучился ей?

— Да я сегодня вроде как просто вошел в нее, и все. Они — прирожденные паралинги.

— Что само по себе является весьма ценным товаром. Придется нам заняться изучением этого, заодно с содержимым Формы.

— Согласен. Только в следующий раз не включайте свет.

— Хорошо, мистер. Но чтобы больше никаких советов профессионала по космическому пиратству!

— Никаких, — пообещал он.

Итак, мы снова отправились в подземные города Мясника разрабатывать пласты муравьиных умов, ведомые сонаром на поясе и пятиваттными мерцающими фонариками.

Брауну все еще не удавалось хоть что-то записать. Под гипнозом он вспоминал лишь ощущения передачи, и ничего больше. Поэтому что касается отчетов, мы были вынуждены полностью полагаться на Скарла, но недели через полторы я уже сомневался, получаем ли мы их вообще.