Страница 31 из 35
— Ваше превосходительство, — к уху Шулепова наклонился запыхавшийся радист. — Я должен сообщить вам важные сведения.
— Погоди, — остановил радиста Шулепов. — Пойдем в штаб!
Служащий радиостанции Казеко задолго до прибытия Шулепова в Колымск распространял слухи среди населения о победах атамана Семенова на Дальнем Востоке, о завоевании Севера белыми войсками, падении Красной Якутии, ссылаясь при этом на радиограммы. Их значение было велико, народ верил не Казеко, а словам, которые приносил телеграфист, ибо железный ящик — не человек, врать не мог, считали они.
Казеко уже давно входил к Шулепову без доклада.
«МЕЛЬГУВЬЕ ЭНТЕН АЧИМАТАЛЬ ТЕНЕВЬЮ»… «СЕРДЦЕ-КАМЕНЬ»… «КОРЕН».
Пухлые, все время что-то ищущие руки Шулепова сейчас безвольно лежали на бланке радиограммы. Шулепов думал.
Летом 1921 года, находясь с отрядом в устье Колымы у мыса Сердце-Камень, Шулепов случайно наткнулся на шхуну «Поляр бер», выброшенную ледоходом на мель. Это была собственность американцев, но спасти ее они уже не могли. «Поляр бер», помятая, увязла в прибрежном песке. Ради любопытства Шулепов обследовал шхуну. Кроме различных камней, на шхуне были найдены два брезентовых мешочка, крепко перетянутые бечевкой. В них были упакованы документы, какие-то карты, записи на английском языке, которым Шулепов не придал тогда значения. Однако находки взял, подумав: «О простых бумагах так не пекутся». Осенью в устье Колымы зашла шхуна «Билинда» под американским флагом. Ее привели Гудмансон и Корен. Через Вола, семидесятилетнего американца, осевшего на побережье, Корен установил связь с Шулеповым, но она прервалась, и заокеанский гость потерялся. Молчание Корена удивляло полковника. Он помнил интерес иностранца, проявленный к документам…
На обратной стороне радиограммы Шулепов размашисто написал:
«В указанное место прибудет Третьяков. Встречайте багаж. Шулепов».
— Передашь, — полковник отодвинул исписанный лист радисту и, приоткрыв двери, сказал:
— Урядник Домашенко, вызови ко мне Третьякова…
Ефимов молчит второй месяц. Провал?.. Вроде бы, исключено. Его положение достаточно прочное, личность он, как говорится, неприкосновенная. А связных все нет и нет… Перед Волковым лежали давние донесения Ефимова.
«Сведения на духовного отца, — сообщал он, — подтвердились… Точное число действующих банд-отрядов назвать трудно. Сегодня их 20, завтра — 25, через неделю — 12… Они рождаются и умирают, как бог на душу положит. Белые пришли — люди под их знамена становятся, красные — в их отряд идут. Наиболее организованные и многочисленные силы имеют: Бочкарев в Ижиге, Деревянов в Аллаихе, Шулепов в Колымске».
«Для кооперирования всех сил на Севере и выработки согласованных действий из ставки Бочкарева в Якутский округ для связи с подпольем, — сообщал в другом письме Ефимов, — выехал подпоручик Раков, по документам Бережнов. Служил в армии Колчака, в бандах атамана Семенова, находился на стороне Коробейникова. Приметы: рост средний, глаза серые, волосы русые, небольшая окладистая борода, на лбу шрам от удара саблей. Разговаривает на английском, якутском языках. Часто употребляет слово «господин»…
Самые последние были и совсем короткими:
«Уполномоченный рабкрина Беляницкий провокатор. Пользуется авторитетом у Шулепова». «Котенко и Синявин по доносу попа Сизых схвачены в местечке Элелях и расстреляны Шулеповым»… «Полковник Шулепов через радиста Казеко поддерживает связь с американцем Кореном. «Сокур» знает Корена как зоолога, изучающего животный мир на Колыме. Американский ученый большими партиями отправляет препарированных животных и птиц на свою родину»…
«Негусто, негусто, — рассуждал про себя Волков. — С такими сведениями далеко не уедешь… Не сведения, сплошная шарада»…
— «В адрес Бочкарева и Деревянова из Америки Свенсоном направлена шхуна с оружием, — прочитал вслух Садыков, — выгрузка состоится в Аллаихе. Необходимо перехватить шхуну на трассе Ледовитого». И решительно добавил: — Закрывать надо Север, Петр Григорьевич!
— Легко сказать, — Волков усмехнулся: — Ты думаешь, я против? Силенок нам с тобой не хватает… Но ты не кручинься: шхуну мы возьмем! Должны взять… Это наш святой долг, Садыков!
Шулепов был в ярости. Он метался по комнате и не находил места. Отряд казаков, подготовивший засаду красным, сам попал в ловушку. Из полусотни в лагерь вернулась лишь треть.
Шулепов остановился около Мельгувье. Он сидел на шкуре оленя, поджав под себя ноги, и, казалось, дремал.
— Идиот! — зло прошипел Шулепов. — Какого черта ты скрутил «Моську»?
— Ай, нехорошо, господин полковник. Зачем кричишь так? — Мельгувье поднял голову.
— Убить тебя мало, — вскипел Шулепов. — Он фотографию тебе показывал?
— Твой Третьяков показывал и тот другой, Печукан. Он двумя днями раньше приезжал. Вначале я засомневался. «Почему, — думаю, — Чирпы — постоянный наш связной не приехал?» Но он, кроме фотокарточки, часы твои с надписью показал, — ответил Мельгувье.
Шулепов сжал кулаки, послышался хруст пальцев.
— Сколько ты сюда ехал?
— Шесть раз чай пил.
Полковник задумался.
— Скажи, Мельгувье, где теперь может быть этот Печукан?
— Если Энтен и Ачиматаль на местах, то, однако, на мысе.
Шулепов прошел к двери и открыл ее ударом сапога.
— Адъютант! — крикнул он.
Жижин, вытянувшись в струнку, стоял перед ним.
— Через пять минут здесь должен стоять отец Стефан, — приказал Шулепов и, покачиваясь, вошел к радисту.
— Не отвечает? — спросил он Казеко.
Радист беспомощно развел руками.
Шулепов вернулся в кабинет. Мельгувье с наслаждением посасывал трубку.
— Мельгувье, — полковник присел на край стола, — ты говоришь, тот человек назвался Печуканом?
— Опять ты сомневаешься, — не вынимая трубки изо рта, ответил чукча.
— А как он выглядел?
Мельгувье, вспоминая, прикрыл глаза, произнес:
— Ростом чуть выше меня… Крепкий, грудь широкая… А вот руки небольшие, словно у женщины. Вот и все, однако.
— Плохой из тебя филер, Мельгувье!
— Я торговать умею! — По широкому лицу чукчи прокатилась обида. Полковник ничего ответить не успел, в дверях показалась неприкрытая голова Стефана. Шулепов поднялся навстречу.
— Как здоровье, отец Стефан?
— Слава богу, пока терпимо, — Стефан прошел к столу, сел на табурет.
— Прости, что потревожил в столь ранний час. Кстати, сколько на твоих? — кажется, впервые Шулепов так жадно всматривался в глаза отца Стефана.
— Я их отцу Владимиру одолжил, — сказал несколько недоуменно Стефан.
Шулепов налег грудью на стол, кресты на кителе глухо дзинькнули.
— Зачем вдруг часы благочинному понадобились?
— В пути часы нужнее… Три наслега объехать надо…
— И когда же он вернется? — перебил полковник Стефана.
— Недели через две, говорил. Работа эта нескорая, людишки на лепту нынче скупы.
— Понятно, — протянул зло Шулепов.
— Я не понимаю вас, господин полковник. Это что, допрос? — В голосе отца Стефана послышались нотки искреннего негодования.
— Через две недели, отец Стефан, закажу тебе панихиду, — Шулепов, вытаскивая из стола рюмки и бутылку, пропустил мимо ушей его слова. — А теперь причастимся!
— Ваше превосходительство, — в кабинет ворвался радостный Казеко. — Вот! «Багаж получил. Деньги оставлены у Вола. Корен».
Шулепов расстегнул верхние пуговицы кителя, жестко потер толстую шею.
— Ничего не понимаю. Но выпить стоит.
Дружные аплодисменты вернули Ефимова в зал. Закончилось первое действие комедии. Зрители, оживленно обсуждая увиденное, потянулись к выходу.
— Слушай, — Ефимов тронул Садыкова за локоть, — я не могу сдержать своего любопытства, пойду поговорю с этой рыжей бородой.