Страница 44 из 107
— Идите… — она подводит меня к окну.
— Но…
— Идите, — голос ее властен, ее слова — приказ.
Осторожно трогаю тяжелую решетку. Она сделана с их невероятной убежденностью и непреложностью. Даже бульдозер проломит ее не сразу. И наступает отчаяние. Я ударяю по решетке кулаком.
Она послушно отходит в сторону. Я почти в обмороке. Эта решетка действует на меня сильнее шприца и розового раствора в ванной…
— Там охранная сигнализация, — слышу ее голос за спиной. — Но это не имеет значения…
Что ж, теперь верю. Кто ты, Нина? Спрыгиваю на землю, все ближе и ближе решетка, едва заметен провод, но я знаю: пройду. И снова ее голос:
— Тебя здесь ждут. Возвращайся…
И решетка остается позади…
По улице идут прохожие, раннее утро, остановилось такси:
— Подвезти?
Есть профессиональный закон: в подобных ситуациях не пользоваться незнакомым транспортом. Но я решаю презреть. Здесь властвует смерть, и для тех, кто вступил с нею в схватку, имеет значение только Совесть. Я чувствую ее прикосновение…
Площадь Маяковского, вечер, поезда мягки и нешумливы, толпа приятна, и свет льется волной надежды и, кто знает, любви… Рядом со мною Зина, по другую руку Модест, у него закаменевшее лицо, он, я думаю, все еще не преодолел изумления или страха — не дай Бог…
Модест мой бывший резидент и теперешний друг. Я вышел в отставку, и мгновенно главк отказался от его услуг. Подросли молодые пенсионеры, более перспективные, наверное…
У него — никого, он перст и всю жизнь отдал службе. Он ни разу не обманул меня, и это значит, что он — честный человек. С агентурой — из числа работников МВД — он работал лучше меня, его лучше понимали. И я ему доверился. Я рассказал почти все и попросил помочь. Он долго молчал, потом хмыкнул:
— Руководство, поди, не в курсе? — И не дожидаясь ответа, кивнул: — Согласен. В дрянь не потянете, знаю. Что надо?
Объяснил, и вот — стоим ждем… Он знает, кого мы ждем, поэтому молчит. Зина онемела, ей не до наших тонкостей, я тихо шепчу ей: «Может быть, тебе лучше…» «Нет», — перебивает она и резко отворачивается. Что ж, у нас каждый человек на счету, и все же я не знаю, как мы это сделаем… Да и жив ли Игорь, по совести говоря…
Своего я давно похоронил. И нет над его могилой ни холма, ни креста, ничего… Чьи-то стихи.
Остановился поезд, в последний момент сквозь сдвигающиеся створки выскочил он, иностранец, мгновенно оценил ситуацию: хвоста нет. Рискованно, но — молодец. В данном случае по-другому нельзя.
Перешли на противоположную платформу, сели сразу, загрохотало и замелькало, но я услышал, как Зина читает молитву: «…Яко же повелел еси, созда́вый мя и реки́й ми: яко земля еси́, и в зе́млю о и́деши, амо́же вси челове́ци по́йдем…»
А этот парень стоял у двери, иногда я ловил его взгляд и догадывался: он ищет среди пассажиров «наружку» — не может поверить, что ее нет, что пока все удается…
…На шестой остановке мы вышли, он двигался неторопливо, подняв воротник плаща и сдвинув шляпу на лоб. Около закусочной с ярким неоновым названием остановился, откровенно осмотрелся и вошел.
Посетителей было мало, мы встали в кружок у стойки, Модест принес кофе в стаканах и нечто вроде пирожков. Я спросил:
— Не опасно? У них какой-то странный вид.
— Нет. — Новый знакомец задумался и начал есть. — Пирожки и система — близнецы-братья? — улыбнулся. — След потерян, они не знают, кого искать…
Он говорил по-русски внятно, твердо, но сразу было ясно, что он не русский. В первую встречу я этого не понял, должно быть, от волнения.
— Кто вы? — спросил по-детски, напрямую.
Он отхлебнул кофе.
— Вы о том, что и кого они ищут? Знают ли, кого надо искать? И что?
Не прост… ладно, настаивать бессмысленно. Он продолжает:
— Нет, не знают, — и улыбается.
— Тогда они должны были убить вас.
— Ну, зачем так кровожадно… Я был в их руках, они работали… надо мною.
— Применили гипноз, препараты?
— Возможно… Я защищен от этого. Я не боюсь.
— Как? Чем?
— Это не важно. Давайте о деле. Задача: проникнуть на объект. Изъять Игоря. Вывезти его с территории. Исчезнуть. Все. Садитесь…
Оказывается, мы давно уже кончили закусывать, мы — на улице. Он щелкнул дверцей «Волги», она стояла у развесистого дерева — какой-то двор…
Завел мотор, автомобиль мягко тронулся, выехали на магистраль.
— Я купил эту машину, — оглянулся, я сидел сзади, рядом с Зиной. — Владелец получит ее обратно, если все будет удачно. Если нет… Я понесу серьезный убыток… — улыбнулся. — Но жизнь бесценна, не так ли?
— Ваш план? — Я не поддержал разговора. Чего он, в самом деле… Ну, купил. Ну, потерпел… Все терпим… (Мелькнуло где-то на дне: Юра, ты не прав…) Черт с ним…
Он начал рассказывать. Это конечно же было чистым безумием, глупостью даже — так показалось мне поначалу, и я даже сказал, зацепившись за его последнюю фразу о ленточке с венка:
— Послушайте…
— О… — перебил он. — Меня зовут Джон. Я доверяю вам.
Мы представились. Я похлопал его по плечу:
— Джон, я только хотел сказать, что мы порем. Понимаешь? То есть глупим. Ведь есть обрывок ленты с венка Люды Зотовой. Это — улика. Бесспорная. Неотразимая. Итак: обратимся в прокуратуру. Они — не «ГБ», не милиция, они — закон! Они вынесут постановление, вскроют могилу…
— Нет, — остановил машину, обернулся. — Нет, Юра. Потому что могилы уже нет… — Он осторожно перекрыл мне рот, надавив указательным пальцем на мою вдруг отвисшую челюсть. — Надгробие — чужое и очень старое, трудно догадаться, откуда его привезли, — это отдельное расследование… Но гроба в могиле нет…
— Не понимаю. Проще было сразу уничтожить тело, нежели его потом выкапывать…
— Так, — кивнул. — Хоронили закрытый гроб, пустой, ты понял? А теперь этот пустой гроб достали и уничтожили. Могила пуста. И что установит, что докажет твоя прокуратура? То-то… И вообще: ты хочешь исполнения закона? У вас? Будет, мой милый… Вы и Закон несовместны…
…План его был совершенно бессмысленен: он пройдет в «центр» тем же путем и тем же способом, что и вышел — сквозь забор с охранной сигнализацией, сквозь окно с решеткой… Он уверен: та, что помогла ему раз, — поможет и другой и третий…
Я спросил: «Кто эта женщина?» Он растерянно улыбнулся: «Не знаю». Зина вздохнула: «Это она, Юра, это она, мы же разговаривали с нею, ты же помнишь…»
Но разве от этого легче? Я сказал, что действовать подобным образом — безумие. Кому бы из нас что ни казалось — мы живем в реальном мире. А мир реальный подчинен суровым законам диалектики…
Долго молчали. Джон нахмурился: «Под лежачий камень вода не течет, это — мудро… Парень погибнет, и они доберутся до каждого из нас — рано или поздно… Мы должны действовать…»
…Комнаты, какие-то люди и звуки рояля, кружащиеся пары, я пробираюсь сквозь них, но почему-то совсем не мешаю им. Они делают свои «па», словно меня давно уже нет на свете… Я не понимаю, куда и зачем я иду, не знаю — есть ли у меня цель, и не думаю о ней, я просто иду и иду, стараясь ускорить шаг, — так надо, но это не слова, а… не знаю что…
Но постепенно я прозреваю. Меня преследуют, я должен уйти, спастись, потому что цена — смерть…
Вот они, идут за мною, трое в ветровках, я не вижу их лиц, но мне кажется, что ничего страшного в этих лицах нет — эти трое как все, обыкновенные, из народа, микроскопическая его часть…
Но мне страшно — все больше и больше. Они двигаются неотвратимо, и, хотя мне пока удается удерживать дистанцию, это ненадолго…
И ужас охватывает меня, леденящий, пронзительный, как острая струя воды во сне, но она не будит, а только проваливает все глубже и глубже в черную бездонную пропасть.
И сил нет, и воля парализована, я как обезьяна перед разверстой пастью удава, только что закончившего свой отвратительный танец…
Комната, она последняя, я знаю это, и они войдут через минуту, а может быть, и раньше, и…