Страница 52 из 92
А вечером заводчане собрались в клубе. Всего несколько минут демонстрировали мы кинокадры, сохраненные профессором Душкиным, но люди смотрели их с большим волнением. Спустя четверть века встретились рабочие со своим детищем. Вставали из зала те, кто вместе с Григорием Яковлевичем оживляли машину, рассказывали о нем, о тех днях
Ранюк включается в поиск
Кто ведает, как раскручивалась бы ниточка поиска дальше, ответь в тот день на телефонный звонок из Краснодара кто-нибудь другой, а не Александр Тарасович Ранюк. Далеко в трубке неизвестный человек, назвавшийся штурманом Катеневым, спросил Александра Тарасовича, что знает он о Григории Яковлевиче Бахчиванджи. Председатель сельсовета Ранюк к этому вопросу готов не был: о Бахчиванджи он совершенно ничего не знал.
В остальную минуту разговора он успел догадаться, что человек, за которого так горячо ратовал неизвестный штурман, — личность замечательная, раз, и к станице Брыньковской, по всей вероятности, имеет отношение самое прямое, два.
На этом разговор оборвался: стоянка ИЛ-18 в Краснодаре заканчивалась, и Катенев торопился.
Кто знает, как сложились бы дела дальше, имей председатель сельсовета иной склад характера. Краевед и журналист, он был человек увлеченный, одержимый и упрямый. Уже несколько лет писал Ранюк книгу о родном крае, о суворовском генерале Брынькове, основавшем это урочище; о героических делах своих односельчан в годы войны и мира.
Но о Бахчиванджи он услышал впервые.
И Ранюк включился в поиск.
Вскоре после революции 1905 года появился в приазовской казачьей станице Брыньковской «иногородец» Яков Бахчиванджи, пролетарий, механик, мастер на все руки. Работать поступил на мельницу. Вскоре женился на дочери бедного казака. Когда Грише было три года, мать умерла. Воспитывала его Агнеса Степановна Бахчиванджи, вторая жена отца. К этому времени семья переехала в соседнюю станицу Ахтари...
Начав поиск, Ранюк разыскал людей, которые хорошо помнили семью Бахчиванджи, соседей по дому, сверстников по играм. Помогали ему пионеры, красные следопыты.
Семью Якова Бахчиванджи в станице больше помнили под фамилией Садовниковы. В самом деле, «бахча» («садик») — ходовое слово в Болгарии, да и у нас, во многих районах страны, оно часто употребимо. Вполне вероятно, что выходец из болгарского поселения на Кубани Яков Иванович сам переиначил свою фамилию на русский лад. Позже эту несложную догадку подтвердила семья Бахчиванджи.
Обо всем этом Ранюк написал штурману Катеневу. И через пять дней получил телеграмму, в которой было сказано, что сегодня в пять часов дня в Краснодарском аэропорту его ждет Катенев, чтобы вместе лететь на Урал, на торжественное заседание, посвященное памяти его земляка.
Пора в станице была горячая, страдная. Но станичники решили: пусть Ранюк едет.
К исходу дня в Краснодарском аэропорту появился высокий сутуловатый человек с папкой. Терпеливо ждал он не известного ему Катенева. Но час проходил за часом, а тот не появлялся. Наконец, запасшись билетом на последний уральский рейс, Александр Тарасович стал обдумывать обстановку. Думать пришлось долго: рейс задерживался. Когда же, наконец, объявили посадку, и так ничего и не решивший Ранюк пошел к посадочным вагончикам, аэропортовское радио предложило ему встретиться у справочного бюро со штурманом Катеневым.
Медленно и трудно пополнялось наше досье. Появлялись новые документы, фотографии. Нашими активными помощниками стали пионеры. Телефон на моем столе звонил без конца.
Мне советовали. Мной руководили. Мне, наконец, приказывали.
— Оксана Сергеевна? — спрашивал веселый пионерский голос. — Мы разыскали сослуживца Бахчиванджи — Бессалова. Завтра в 11 часов он будет у вас.
— Редакция? Мы познакомились с Кутьиным. Он знал Бахчиванджи. Завтра в...
Они очень много сделали, наши быстроглазые помощники. Они буквально за неделю перевернули весь город. Они горели, они жили этими событиями. Их пионерская дружина боролась за право носить имя летчика-испытателя.
А в мастерской молодых скульпторов Валентины и Владимира Грачевых тоже полным ходом шла работа. По фотографиям они создавали образ человека, которого никогда не видели. Работали на энтузиазме, полностью на общественных началах. Они тоже с нетерпением ждали каждого прилета Игоря, каждой новой фотографии, факта.
В путь-дорогу
Шла запоздалая уральская весна, когда мы, нагруженные кино-, звуко- и светоаппаратурой, отправились в путь. Теперь с нами было трое операторов. А это верный признак того, что телепередача уже не за горами. Действительно, через две недели зажглось привычное табло «Передача идет», и мы с Игорем, как говорят у нас, вышли в эфир,[4] то есть стали рассказывать о человеке, с которым все последнее время и наяву и во сне были связаны наши мысли.
Но вернемся к нашей поездке, к той, что предшествовала передаче. Начавшись на южном берегу Азовского моря, на родине Григория Яковлевича, она должна была завершиться на северном, там, где, по нашим, не совсем проверенным данным, могла жить семья Бахчиванджи.
Станица Брыньковская. Земля Кубани. Здесь, на азовских берегах, прошло Гришино босоногое детство. Может, это седой разливистый Бейсуг научил мальчика упорству и твердости? Или штормовой ветер с азовских лиманов вдохнул в него смелость и сноровку? Или песни, предания старых казаков донесли до него мудрость его дедов?
...Станица встретила нас ароматом цветущих садов, теплом и рыбой. Шла весенняя путина, и приметы этой страдной поры заявляли о себе на каждом шагу.
Из всех незабываемых встреч той весны нас ждала здесь, пожалуй, самая главная.
Откликнулся на наше приглашение и прилетел в станицу заслуженный летчик-испытатель СССР генерал-майор запаса Петр Михайлович Стефановский, командир истребительного полка, в котором начинал Великую Отечественную войну Григорий Яковлевич Бахчиванджи. До этого мы были знакомы с Петром Михайловичем заочно, встреча же произошла здесь, на кубанской земле.
Мы знали, что Стефановский — один из старейших испытателей страны, впервые в мире выполнивший фигуры высшего пилотажа на реактивном самолете. 304 типа машин испытал этот Герой Советского Союза. Наша телеграмма оторвала его от книги «Триста неизвестных», над которой он работал[5].
Послушать прославленного командира, своего земляка собралась, кажется, вся округа — тысячи людей приехали из соседних станиц. Митинг состоялся на площади, у братской могилы 99 солдат и офицеров, погибших в боях за Брыньковскую.
— Бахчиванджи был офицером, комэском истребительного авиационного полка, которым я командовал в годы Великой Отечественной войны.
Полк наш сформировали в первые дни войны из летчиков-испытателей. Это был, без преувеличения, цвет нашей авиации.
Против полка воевали лучшие силы врага, и машин у него было во много раз больше, чем у нас.
Советские летчики показывали буквально чудеса героизма.
Многие однополчане помнят первый воздушный поединок над аэродромом Г. Я. Бахчиванджи и фашистского аса.
Было это 30 июня 1941 года на подступах к Москве. Группа наших машин ушла на штурмовку вражеской переправы.
А в это время над нашим аэродромом, на малой высоте, появился немецкий бомбардировщик «Дорнье-215». По моему приказу взлетел Бахчиванджи. Приблизившись к бомбардировщику, он в упор выпустил длинную очередь из пулеметов. Немецкий самолет загорелся и упал. Но из-за облака вывалился второй стервятник. Мы думали. что после первого боя и победы Бахчиванджи произведет посадку. Но он вновь ринулся в атаку. И вскоре мотор вражеского бомбардировщика запылал.
И тут мы заметили, что у нашего истребителя остановился винт, машина «провисла». На аэродроме все замерли. Но самолет, выпустив шасси, уверенно сел в самом центре аэродрома. Все побежали к нему. То, что мы увидели, до сих пор стоит в моей памяти: мотор самолета пробит, винт заклинен, вода и масло текут, крылья и даже покрышки колес продырявлены. Словом, сел самолет «на честном слове и на одном крыле» — нечего было и думать о его ремонте. Позже мы списали эту машину. Когда же размотали на летчике шарф), он оказался прошитым пулей. На шее остался красный след от ожога. Бахчиванджи в пылу боя этого даже не заметил.
Дальнейшая короткая боевая биография Григория Яковлевича была не менее значительна. Лишь за один месяц он 65 раз поднимался в небо. Свою боевую машину Бахчиванджи покидал лишь на 3—4 часа в сутки. Григорий Яковлевич говорил: «В бездонной глубине советского неба советский истребитель обязан искать боя. Это истина, не требующая, доказательств. Ни один вражеский пират не должен пробиться к столице нашей Родины, никто из них не должен уйти от советского летчика».
В последнее время в печати появились разноречивые материалы о боевых подвигах Григория Яковлевича: пишут о трех, пяти сбитых им за первый месяц войны самолетах. Я свидетельствую: по данным журнала полка, Г. Я. Бахчиванджи в первый месяц войны сбил 8 вражеских машин, за что был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза. Но случилось так, что меня перевели на другой участок фронта, и представление к званию подписал лишь начальник штаба. Наградной отдел посчитал, что документы подготовлены не по форме, и награждение в напряженной обстановке боев тогда не состоялось.
Наша следующая встреча с Бахчиванджи произошла на тыловом уральском аэродроме весной 1942 года. С восхищением рассказывал он мне о предстоящем испытании реактивного самолета, об устройстве, запуске и работе нового двигателя.
Бахчиванджи не просто готовился к этому испытанию, он буквально жил им, был в него влюблен. Он походил на человека, рассказывающего о собственном изобретении. Бахчиванджи заражал всех участников испытаний своим кипучим энтузиазмом, вселял веру в сомневающихся.
4
Еще через год О. Булгакова, И. Катенев и режиссер В. Ротенберг создали документальный телефильм «Воспоминания о летчике», который удостоен премии ЦК ВЛКСМ, обошел телеэкраны страны и демонстрировался за рубежом. (Примеч. ред.)
5
П. М. Стефановский. Триста неизвестных. М., Изд. «Военные мемуары», 1969.