Страница 30 из 92
— Так вы чего же молчали, товарищ капитан? Стало быть, земляки вы с «катюшей»?
— Выходит — земляки.
Челябинские «катюши»...
Только три десятилетия спустя я получил возможность рассказать (и то очень бегло) о тех, кто строил реактивные установки на Челябинском заводе имени Колющенко.
Признаюсь, что пока я к этой теме только-только прикоснулся. Еще предстоит долгое копание в исторических фактах и документах, о которых пока не могу иметь суждения ввиду недоступности многих подлинных материалов. Предстоят также долгие и терпеливые беседы с участниками этих событий. Все это — впереди.
И было искушение: «Не надо торопиться. Следует подождать!»
Но жгучее стремление к 30-летию Победы вспомнить добрым словом создателей «катюш», — это стремление победило все. Пока не поздно, хочу поторопиться: то, что упущено, может исчезнуть навсегда.
Однако ограничусь сейчас интервью с одним из тех людей, которые в те строгие и трудные роды стояли в центре событий, — с бывшим главным конструктором завода имени Колющенко Семеном Михайловичем Тарасовым, ныне пенсионером, одним из создателей заводского музея.
Мне с ним очень интересно было беседовать. Его воспоминания углубляли и обогащали то, что я узнал от других, из некоторых документов.
Невольно пришли на память прекрасные и мудрые слова Льва Толстого:
«...Это была действительность, это было больше, чем действительность: это была действительность плюс воспоминания».
Тарасов, естественно, не молод, говорит тихо, медленно, с одышкой. Иногда он загорается молодым энтузиазмом, и худощавое лицо его как бы озаряется внутренним светом.
О чем же вспоминал Семен Михайлович Тарасов?
Уже летом 1941 года завод получил задание — начать производство реактивных установок БМ-13 и реактивных снарядов M-13l
— Меня вызвали к директору завода Сергею Алексеевичу Полянцеву. Зашел в кабинет, а там, кроме директора, — заместитель министра Николай Иванович Кочнов и другие не знакомые мне люди. Рассматривают какие-то чертежи. Озабоченные, хмурые лица, чувствуется — чем-то взволнованы. Полянцев обращается ко мне: «Взгляни, Семен Михайлович, на эти чертежи». Подошел, внимательно вглядываюсь в одни чертеж, другой, третий... Все молчат, ждут. Спрашиваю: «Что от меня требуется?» Заместитель министра говорит: «Товарищ Тарасов, дело архиважное, сверхсрочное и абсолютно секретное. Это — наше новое реактивное оружие. От вас требуется вот что: собрать очень узкий круг людей, крайне вам необходимых, составить спецификации, нормы расхода материалов. Понятно?» А Полянцев добавляет: «Чертежи из комнаты не выносить ни под каким видом. Сборочный чертеж сдать немедленно».
Так это началось...
Тарасов со своими помощниками просидел над чертежами около полутора суток. Когда закончили работу, только-только начало светать. Пристроились на несколько часов передохнуть прямо на столах кабинета.
А с начала рабочего дня вновь закипела работа. Выдали все заявки на сырье, материалы. Под руководством М. С. Арасланова, Н. М. Гончаренко приступили к подготовке инструмента, технологических инструкций.
И с первых же шагов — трудности...
Тарасов оперся головой на руку и задумался, как бы что-то вспоминает. Или заново переживает то, что сейчас вспомнил и очень ему дорого.
Деликатно прерываю это молчание.
— Вы говорите: возникли трудности...
— Да, да... О, их было очень много, этих неожиданных и самых невероятных трудностей. Например, история с фермами. Варим фермы, а работа эта особой точности требует, ведь как-никак — вооружение, артиллерия. А тут, как на грех, при сварке «ведет» конструкцию. Чего только не придумывали — не получается. Какой-то секрет нужно отгадать, а какой? Смотришь — неточность составляет какой-то миллиметр, один-единственный миллиметр. А контролер ОТК по фермам Евдокия Люшина — ни в какую. Не принимает.
Тарасов вспоминает, с какой яростью и напряжением сил искали решение задачи. Вспоминает ночные заседания парткома (днем нельзя было отрывать людей, рабочий день длился 12—14 часов). Пригласили на завод группу рабочих и мастеров с московского завода «Компрессор», вместе с ними продолжали поиск. Сутками «колдовали»: то паяльной лампой подогреют, то «компресс» положат.
Парторг ЦК ВКП(б) на заводе С. М. Пилипец расспрашивал, вникал в суть вопроса, потом отводил Тарасова и начальника цеха № 15 Александра Аверьяновича Вдовина в сторону, говорил им: «Как же так: коммунисты — а не можете трудности преодолеть? Не в нашем это характере! Выдержите или варягов звать? Ведь из ЦК каждый день звонят. Из ГКО — что ни день вопрос: нужна ли помощь?.. Так как?» Одолели мы эти фермы. Вспоминаю: с каким напряжением, с какой огромной затратой сил велась эта работа! Дни и ночи. Ночи и дни напролет, без сна и отдыха. Люди, словно из самой крепкой стали. Мастер Александр Николаевич Гусак, сварщики Ефрем Трофимович Рябенький, Исаак Израйлевич Дубинский... Множество молодых парней, совсем мальчишек. Откуда мужество бралось, силы...
Фермы начали делать с ювелирной точностью. Люшина была довольна.
Тарасов широко улыбнулся, гордый тем, что «одолели» фермы. Словно то, о чем он сейчас рассказывает, произошло не давным-давно, а только сейчас. Семен Михайлович как бы вновь переживал события, которые когда-то доставили ему, да и всему коллективу, столько волнений. Да, это был труд священный, труд, одухотворенный великой любовью к Родине и ненавистью к фашизму.
Вглядываюсь в умные, приветливые глаза, худощавое, энергичное лицо моего собеседника и вижу в них безмерную усталость и волнение. И потому спешу перевести разговор в другое русло.
С Семеном Михайловичем любопытно потолковать о многих вещах. Например, о литературе, о музыке. Его не надо упрашивать: он нередко садится за пианино и с удовольствием играет Чайковского, Шопена. Только ему не надо мешать — в эти минуты он отдыхает, успокаивается.
Потом мы вновь возвращаемся к разговору о «катюше».
— В нашем деле, — говорит Тарасов, — я имею в виду машиностроителей, главное — не тушуйся. Никогда не спеши, но всегда поторапливайся. Особенно, когда сознание и днем и ночью занято мыслью о страшной войне. Тогда невозможное становится возможным.
В беседе с Семеном Михайловичем пытаюсь найти ответ на интересовавший меня вопрос: как мог такой старый и в те годы плохо технически оснащенный завод, как завод имени Колющенко, решить важнейшую производственную и оборонную задачу?
Напрашивается такой ответ. Ведь чуть не все, что у нас в стране было опытного, талантливого и знающего, перекочевало в годы войны на восток. Верно, перекочевало. В том числе, как мы говорили, и на завод имени Колющенко. И это, несомненно, сыграло огромную роль.
— Безусловно, — быстро отвечает Тарасов, — это очень важно. К нам начали прибывать эвакуированные заводы — сначала из Херсона, потом из города Сумы. Прибыл московский завод «Компрессор», который первым начал строить «катюши». — Тарасов смотрит на меня хитрющими глазами, которые как бы говорят: «А вот я тебя сейчас удивлю». — Не надо, однако, забывать, что мы в Челябинске начали строить «катюши» за несколько месяцев до прибытия на Южный Урал заводов Москвы и Юга.
— Тогда в чем секрет?
— А никаких секретов тут нет.
— Все-таки...
Глаза Тарасова уже «не хитрят», не смеются. Они задумчивы и серьезны.
Он говорит:
— Завод имени Колющенко не случайно называют «дедушкой челябинской индустрии». А раз «дедушка» — стало быть, опыт, традиции. Мы встретили москвичей и южан не «голенькими», нет. Здесь десятилетиями воспитывались умельцы, здесь с начала века начали складываться славные революционные традиции, которые воспитывали у людей смелость, боевой дух, готовность преодолевать трудности; сюда, начиная с тридцатых годов, начала проникать новая техника и технология. И вот все это слилось с тем, что привезли на Урал москвичи и украинцы, в единый чудесный сплав.
Эти люди смогли в дальнейшем шагнуть дальше. В конце сорок второго года было получено новое задание — освоить производство 300-миллиметровых фугасных реактивных снарядов весом 92,5 килограмма. Оружие наступления, взламывания обороны противника.