Страница 3 из 73
…Встречи с Павлушей Зайцевым у нас всегда одинаковые. Месяц не виделись, год ли, все равно посмотрит несколько удивленно и протянет разочарованно: «А, это ты? На что жалуешься?»
И теперь Зайцев поднял низко склоненную над столом голову, тычком указательного пальца поправил очки, сказал:
— А, это ты! Заходи… На что жалуешься?
Рассказываю, какая нужда привела меня в район.
— На сколько дней командировка? — спросил Павел.
— Редактор отвалил целую неделю. Если не управлюсь, можно еще три дня прихватить.
— Тогда не спеши, — назидательно сказал Павел. — Это, наверное, тот случай, когда нашему брату ни в коем случае нельзя торопиться… Пожар в Журавлях еще зимой начался. Видел, как торф горит? Огня долго нет, прячется, а потом разом вырывается. Так и здесь… Я как-то собирался очерк о Журавлеве сделать. Ездил туда, целую катушку на магнитофон записал.
— Павлуша! — я умоляюще складываю руки. — Ты можешь найти эту запись?
— Чего проще, — Зайцев открыл стол, достал магнитофонную кассету. — Мне тут полосы читать надо, так что пойдем в соседнюю комнату.
Вот о чем был разговор Павла Зайцева и Журавлева:
З а й ц е в. Иван Михайлович, что побудило вас взяться за организацию молодежного звена?
Ж у р а в л е в. Нужда побудила. Мы стареем, елки зеленые, надо смену надежную иметь. Я вот давно приглядываюсь, отчего это наши парни и девчата нос от деревни воротят. На город посматривают. Ну, там театры, кинотеатры и всякие удовольствия — это понятно. Там вроде первый сорт, а мы больше по второму. Обидно ему, молодому, вот и потянулся из деревни. А с другой стороны глянуть, так сами мы, елки зеленые, виноваты. Плохо с молодыми обходимся, ходу не даем. По своей механизаторской части скажу. Вот купили новый трактор. Чтоб молодому дать — ни в жизнь! Ему что поплоше. Ему одни елки зеленые. С комбайнами такая же история. Вот и мыкается он со старьем. Из ремонта в ремонт, из ремонта в ремонт. На любого доведись — плюнешь и пошлешь подальше такую работу.
З а й ц е в. Это действительно плохо. Но почему вы деревенскую жизнь вдруг во второй сорт переводите?
Ж у р а в л е в. Для меня она завсегда первым разрядом шла. А вот ты ему растолкуй! Ты ему докажи! Он того требует, другого, третьего, а у нас нету. Потом будет, а теперь нету. А ему потом не интересно, а счас подавай, покуда молодой он.
З а й ц е в. Тогда еще один вопрос. Почему именно сейчас вы пришли к такому решению — всерьез заняться работой с молодыми механизаторами?
Ж у р а в л е в. Сейчас-не сейчас… Трудно сказать. Цыплята вон скоро проклевываются, да яйца долго под курицей лежат. Так и тут. Года-то уходят, елки зеленые. За полста перевалило мне.
З а й ц е в. Как восприняли ваше предложение?
Ж у р а в л е в. Кто как. Прихожу к Захару. Вот, говорю, надумал я, как в других местах делают, собрать молодых ребят под свое крыло и, сколь ума хватит, поучить их хлеб выращивать. Сперва Захару такой разговор, как клюква неспелая. Скосоротился, елки зеленые, сопеть начал. А потом гляжу: засверкали Захаровы глаза. «Это же почин!» — кричит и чуть не в обнимку ко мне. — Вот ведь какой человек! Вынь да положь ему почин. Ладно, говорю, елки зеленые, пускай будет почин или любимая твоя инициатива. Только давай хорошенько обмозгуем, чтобы попусту не квакнуть и людей не насмешить. Сидим, говорим… Показываю Захару свою прикидку по звену. А у него глаза на лоб и уши нарастопырку. «Нет, нет, нет! Это кого ты насобирал тут? — кричит на меня. — Это что за почин ты с таким народом разовьешь? Нет и опять нет!» Что Федора, говорит, наметил, это хорошо. Еще пяток дельных ребят подберем, технику настроим — и вот вам образцовое звено для развития передового опыта и той же инициативы. Сперва я с ним, елки зеленые, по-доброму, спокойно. Надежный и послушный, говорю, и без меня обойдется. А есть и с ветром в голове. Таких вот и возьму, начну их друг к дружке подгонять, сплачивать, чтоб, елки зеленые, щелей не было. Но Захара нашего на обе лопатки положи, все равно вывернется. Схватил мой список и давай шерстить по одному. Этот лодырь, этот лентяй, этот пьющий, а этот врущий. Мне ж, говорю ему, а не тебе работать с ними, чего взбеленился, елки зеленые? Кончилось тем, что согласился Захар, но в том духе, что ладно, на ремонте техники и с таким составом можно поработать, а дальше он поглядит. Разошлись, как петухи после драки. Иду домой и думаю: «Да за что мне, елки зеленые, такое наказанье выпало, чем провинился я перед миром, что лаюсь на каждом шагу и душу себе изматываю? Захар тому виной или я сам по себе такой?»
З а й ц е в. Что же дальше было?
Ж у р а в л е в. Да все было. На партийном собрании обсуждали. Племяш мой Серега хоть и слабый еще секретарь, а тут поприжал Захара. Другие коммунисты хорошо выступили. А раз такой оборот, Захар наш Петрович тут же без передыху речь сказал. Давай хвалить меня. Теперь, говорит, ни один парень из деревни не уедет, а к нам народ повалит опыт перенимать. Прямо хоть сейчас выскакивай за поскотину гостей встречать. Ну, и я выступал. Не прохожий, говорю, не проезжий я, а всю жизнь свою на колхозную работу положил. Обидно, елки зеленые, всякого сопляка слушать, что ужасно плохо ему в деревне. Вроде стыдно ему, что не в городе он родился, а в наших Журавлях. Вот, говорю, и буду стараться, чтоб не стыдно ему было… Вот так и решилось дело. После Сергей говорит мне: «Возьми-ка в библиотеке книжки про работу с молодежью и по науке все делай, чтоб комар носа не подточил» Пошел. Семь книжек нашлось. Две толстые, остальное мелочь. Насоветовал племянничек! Целую неделю извел на чтение, а чего узнал? Бестолочь я большая, вот чего. Думал, оно по-простецки. Что умею — покажу, растолкую. Смотри и делай так же. А по книжкам получается, что сперва я изучить их должен. Характер там, привычки и прочее, а потом уж подступаться к парню с ласковым словом и большой осторожностью, чтоб не дай бог он не брыкнулся… Зашел к Сергею поговорить. Смеется мой агроном, за бока хватается. — Чего ржешь-то? — спрашиваю. — Тебе смех, а как мне по таким потемкам ходить? Мне ж для начала самое меньшее учительский институт кончать надо… Потом пошел по дворам к своим ребятам, как наука советует. С отцом там, с матерью разговор вел. Чтоб со своей стороны помогали мне.
З а й ц е в. Как вы, Иван Михайлович, видите свою роль в звене?
Ж у р а в л е в. Только никаким не начальником. Упаси боже! Совет там, подсказ с моей стороны. На равных будем. Пускай, елки зеленые, считают, что сами до всего доходят, своим умом…
Зайцев дочитал свои полосы, зашел ко мне.
— Все это хорошо и интересно, — говорю ему, выключая магнитофон, — только легкость смущает. Задумали — сделали. Так ли оно бывает, Павлуша?
— Тебе нужен конфликт? — Павел усмехнулся. — В том-то и беда, что открыто он не проявлялся. Не станет же Кузин отрицать эффективную форму наставничества. Он хитрюга порядочный. Под этот журавлевский почин обобрал нашу «Сельхозтехнику», а ни одной новой машины в звено Журавлева не попало. Дескать, с новой техникой и дурак высокий показатель даст. А молодежь надо воспитывать в трудностях, слаще победа будет.
— Странно, — замечаю я.
— Ничего странного, — поправил Зайцев. — Просто надо хорошо знать Кузина. А я его знаю. Да и Журавлев… На вокзалах встречаются такие мужики, из транзитников. Подсядет, о себе скажет, тебя спросит, спорить начнет. Напоследок даст свой адрес. Дескать, случится быть в наших краях, заходи, посидим, потолкуем… Интересный был человек. Нужный человек.
— Да уж наверное…
— В Журавли сегодня поедешь? — спросил Павел.
— Да, прямо сейчас и поеду, чего ходить кругом да около.
— Потом зайдешь, расскажешь?
— Обязательно…
В Журавли я приехал под вечер. Место широкое, глазу приволье всюду. Если смотреть прямо от въезда, с небольшого бугра, то слева открывается чистое глубокой синевы озеро. За ним — пустота убранных полей. По-над лесом идет длинная улица, она полукружьем припадает к другому озеру — камышистому, с редкими плесами. За этим озером тоже чернь вспаханной земли.