Страница 2 из 42
— Это значит, сэр, примерно следующее, чем больше мы знаем о нашей вселенной, тем меньше вероятность, что она взлетит на воздух. Или провалится в ад. Вот что это значит.
Теперь министр читал про себя. С невольным сочувствием Дж. наблюдал за ним — пожилым усталым человеком, взвалившим на плечи груз забот о распадавшейся империи. Старый разведчик сам с трудом верил в эту фантастическую историю. Даже сейчас, когда наступила эпоха научных чудес, что сыпались на людские головы словно из рога изобилия! Дж. принадлежал к другому поколению и знал об этом. Молодой человек из яйцеголовых, ознакомившись с идеей Лейтона, возможно лишь бы зевнул: «Ну и что мол, такого? Стоит ли устраивать шум?» Что касается Дж., то он надеялся вот-вот проснуться.
Закончив читать, премьер бросил бумаги на стол и направился к ореховому секретеру в углу комнаты. Он вытащил чистый лист и начал что-то писать; Дж. заметил широкий размах подписи. Получили! А получив ЭТО, они получат и свои миллионы!
Дж. оказался совершенно неподготовленным к последующему ритуалу — хотя его предупреждали, что у, премьера странное чувство юмора, часто недоступное пониманию окружающих. Министр зажег стоявшую на секретере свечу, поднял ее и вернулся к столу, за которым расположились его гости. Он расстелил лист на зеленом сукне, капнул горячий воск под своей подписью и прижал к застывающей беловатой массе печатку золотого перстня, блестевшего на указательном пальце его левой руки. Совершив сей торжественный акт, он подмигнул Лейтону и Дж., которые с интересом наблюдали за его манипуляциями.
— Немного таинственности не повредит, верно, джентльмены? Наше дело — попахивает средневековьем — странствия в мир духов, колдуны-алхимики, магия и все такое… Но я думаю, лорд Лейтон защитит нас от посягательств Сатаны. — Он протянул Дж. лист плотной бумаги, на котором красовалась его подпись и печать. — Возьмите, сэр. Я полагаю, что к этому документу отнесутся с должным почтением в любом уголке Британской империи — или того огрызка, что от нее остался. Кроме, может быть, Уэльса и горных районов Шотландии. Надеюсь, вы не планируете вести работы в Африке или Индии? — его улыбка стала кислой.
Профессор поднялся, принял у Дж. бумагу и быстро прочитал текст.
— Спасибо, сэр, — сказал он, довольно кивнув. — Именно то, что нам надо. Плюс пара миллионов, конечно. Спокойной ночи.
Ею милость направился к выходу, покачивая горбом и приволакивая ногу; походка его, из-за перенесенного в детстве полиомиелита, напоминала передвижение краба. Но сейчас это был краб, ухвативший лакомый кусок. Не сказав больше ни слова, он покинул комнату.
Дж. проявил больше вежливости, прощаясь с хозяином Он даже попытался отчасти искупить бестактность Лейтона.
— Профессор очень устал, сэр. Слишком много работы… И потом, эти непрерывные боли…
Премьер министр движением руки прервал шефа МИ6А.
— Вы, кажется, хотите извиниться за него? Зря, совершенно зря. Будь у меня такая голова, я бы… Ладно, не важно. Нам остается только смириться с его манерами, — премьер пожал плечами, задумчиво глядя на плясавшие в камине языки пламени. — Желаю успеха. Но если все это было шуткой, розыгрышем, тогда помоги нам всем господь. Я увяз в этом деле так же глубоко, как и вы оба. — Он поднял со стола стопку листов, взвесил на ладони и швырнул в огонь.
Когда Дж. уже перешагнул порог, премьер-министр внезапно окликнул его. Старый разведчик повернулся.
— Мне хотелось бы увидеть этого Ричарда Блейда. Попозже, в подходящий момент. Должно быть, интересный парень этот странник по чужим мирам… По сравнению с его подвигами полеты в космос — просто разминка для бойскаутов, верно?
Дж. кивнул и улыбнулся.
— Совершенно верно, сэр. Ричард и в самом деле необычный человек… очень сильный, уверенный в себе… — Он вежливо склонил голову: — Спокойной ночи, сэр.
В эту самую минуту Ричард Блейд отнюдь не производил впечатления уверенного в себе человека, его покидала женщина.
Минуло с полчаса, как они в последний раз занимались любовью в полумраке уютной спальни небольшого домика в Дорсете. Блейду, заранее предупрежденному о разрыве, наслаждение казалось томительным, горько-сладким, как запах увядающей орхидеи. Он не хотел расставаться с Зоэ, он был влюблен в нее, и это чувство становилось сильнее с каждой встречей. Несомненно, Зоэ Коривалл отвечала ему взаимностью.
Именно поэтому она и покидала его.
В распахнутое окно вливался прохладный ночной воздух, наполняя комнату ароматом тюльпанов, запахом цветущего боярышника и дикого тимьяна. Где-то сонно заговорила кукушка, серебряный серп месяца окрасил аметистовым цветом воды Ла-Манша. Блейд лежал на широкой смятой постели и наблюдал, как одевается Зоэ. Она хотела отправиться в Лондон не дожидаясь утра.
Блейд, обнаженный, походил на огромную темную кошку, раскинувшуюся на белой простыне. Тело его, только что отдавшее немало энергии, казалось спокойным — но в мыслях спокойствия не было. Человек, никогда не видевший его в движении, не сумел бы оценить мощь этих массивных плеч, каменную твердость бедер, стремительную силу огромного мускулистого тела. Он обладал изумительно пропорциональным сложением, вполне соответствующим его шестифутовому росту, и Зоэ, художница, часто рисовала своего возлюбленного обнаженным.
Они много чем занимались обнаженными, он и Зоэ. А теперь она его покидала.
Блейд ни секунду не сомневался в серьезности ее намерений. Зоэ была сильной женщиной, у которой слова не расходятся с делом — особенно сказанные так спокойно и холодно, как в этот вечер.
Он лениво наблюдал, как она натянула длинные черные чулки, пристегнув их к подвязкам на белых бедрах. К коже Зоэ, нежной и молочно-белой, не приставал загар; она старалась держаться подальше от солнца и выглядела словно блестящая мраморная статуя Афродиты. Не в первый раз Блейд думал о том, понимают ли женщины — порядочные женщины, такие, как Зоэ — какой возбуждающий эффект производит сочетание черного и белого. Вероятно, нет, решил он. Где-то ему доводилось читать, что представительницы прекрасного пола не реагируют на психологические стимулы так сильно, как мужчины. Для них большую роль играет прикосновение, тактильная близость. Блейд вздохнул, подавляя желание. Зоэ не позволит дотронуться до себя. Нет, больше никогда — так она сказала…
Кружевные трусики, скользнув по длинным крепким ногам, скрыли поясок с подвязками. Зоэ нагнулась, пряча в чашечки бюстгальтера свои маленькие острые груди, и Блейд увидел их отражение в зеркале трюмо. Он ощутил физическую боль; волна нового желания стремительно нарастала в его жаждущем теле.
— Зоэ… — прохрипел он.
Она просунула голову и руки в синее льняное платье, потом расправила его и потянулась за черепаховым гребнем, инкрустированным серебром. Занимаясь прической, она следила за Блейдом в зеркале.
Блейд протянул руку к пачке сигарет на ночном столике, чиркнул зажигалкой и, выдохнув дым, снова повторил:
— Зоэ…
Сейчас она занималась губами — наносила едва заметный слой бледной помады. Она не любила яркие цвета, ее губы сами по себе были сочными, алыми… Губы, которые он так часто целовал…
— Зоэ…
— Да, Дик? — она промокнула рот салфеткой.
— Ты все обдумала? — голос его стал хриплым. — Ты понимаешь, что делаешь? Ты действительно хочешь уйти от меня… бросить прямо сейчас?
Зеркало донесло призрак ее улыбки.
— Да. Да, Дик. Я все обдумала, я знаю, что делаю, но я совсем не хочу покидать тебя.
— Женская логика — это ее полное отсутствие, — нахмурился Блейд. — Ты любишь меня и не хочешь уходить — однако уходишь. Это больше, чем может понять мужчина.
Зоэ покрутила ступней, пристально разглядывая чулок. Ее милое подвижное личико с широко расставленными глазами и пухлым ртом оставалось безучастным. Она смотрела вниз и в сторону, избегая встречаться взглядом с Блейдом; он не должен видеть даже намека на слезы в ее глазах. Леди — а Зоэ, несомненно, являлась леди, — не плачут в такие моменты.