Собор без крестов - 2

Эти свои жизненные принципы Лесник постоянно втолковывал в головы своих взрослых теперь уже детей, ког­да такому разговору способствовала соответствующая об­становка. В настоящее время, приглядываясь к детям со сто­роны, он склонялся к мнению, что они его науку усвоили и больше в его советах не нуждаются.

Леснику в жизни иногда приходилось общаться с та­кими людьми, которых он и не подумал бы назвать друзь­ями, но знал, что они его в трудную минуту не подведут и не обманут. Одним из таких его знакомых был Жиган! Лес­ник его тоже пригласил к себе на именины, как специалис­та, способного петь и неплохо играть на гитаре.

Возникшее в последнее время желание Лесника отме­чать свои дни рождения давало ему возможность хотя бы раз в год встречаться со своими близкими родственника­ми, друзьями. Общаясь с ними, погружаясь в воспомина­ния, он как бы отдыхал душой. Ради такого отдыха он осоз­нанно шел на значительные денежные затраты, хлопоты и беспокойство как самого себя, так и близких родственни­ков.

Отмечать свой день рождения он решил в ресторане Туляка. Приглашение на торжество было разослано гостям своевременно на семнадцать часов тридцатого августа, с указанием места встречи. Хотя предстояло отмечать име­нины Лесника, больше всех пришлось побегать и похлопо­тать хозяину ресторана. Зато столы в зале были так серви­рованы, что ломились от явств. Туляк своим старанием пре­взошел себя.

Наконец наступил день торжества. Виновник его и гос­ти, рассевшись за длинным столом одной большой семьей, принялись дружно отмечать важную для Лесника дату. По предложению именинника распорядителем на пиру был избран Леселидзе, которого не надо было учить обязаннос­тям тамады.

На вечере каждый выступающий старался произнести тост в честь именинника как можно красноречивее, с на­илучшими пожеланиями. Такие здравицы у многих высту­пающих получались, поскольку говорили их от души и все­го сердца. Когда очередь произносить тост дошла до Душ­мана, то он, поднявшись из-за стола, держа рюмку с водкой в руке, произнес:

— Ты, Виктор Степанович, дорогой мой сват, для мно­гих, в том числе и для меня, более тридцати лет тому назад был единственным ледоколом, прокладывающим нам путь среди ледяных торосов, которые преподносила нам жизнь. Теперь и мы сами стали неплохими капитанами и тоже про­кладываем путь вперед таким молодым, какими когда-то были сами. Я желаю твоему кораблю жизни еще много лет успешного плавания без поломок, без столкновений с ай­сбергами, кораблями, другими препятствиями, чтобы под килем твоего корабля всегда было не менее семи футов и ста лет!

Останавливая свой взгляд то на одном, то на другом лице старых друзей, сидящих за столом, Лесник вспоминал разные периоды своей жизни, которые ему пришлось с ними делить. Одни измерялись месяцами, другие — года­ми, и даже десятилетиями. «Вон сидит напротив меня Ва­лет. Как много с ним пройдено дорог! Как много в моло­дости мы с ним делали ошибок, за которые немало лет при­шлось отбывать в колониях разного режима...»

После того, как все желающие за столом произнесли здравицу в честь виновника торжества, Леселидзе объявил перерыв, тем самым позволив гостям передохнуть от чре­воугодия и злоупотребления спиртным. Гости получили возможность послушать эстрадную музыку, потанцевать под нее.

Всем музыкальным инструментам Лесник предпочитал гитару. Слушать гитариста, который бы к тому же еще и пел, — ему, кроме этого, больше ничего и не надо было. Но, при­гласив гостей на свой день рождения, он прежде всего до­лжен был побеспокоиться об их отдыхе, их развлечениях. Только после удовлетворения их интересов он мог пойти на потакание своей слабости, для чего им был приглашен на данное торжество Жиган с гитарой.

Если одним гостям нравилось танцевать и петь под му­зыку, то Леснику это время интереснее было проводить в беседах с друзьями, слушать анекдоты, к которым все муж­чины имеют слабость.

Подойдя к группе, в которой Туляк привлек к себе вни­мание собравшихся, он услышал:

— Значит, так: однажды начальники ОУР, ГАИ и ОБЭП решили с шиком погулять в ресторане интуриста и, конечно, бесплатно, применив милицейскую находчивость. По их заказу официант поставил им на стол еду из разных деликатесов, а к ней самое дорогое спиртное. Они хорошо выпили, закусили, пришло время расплачиваться. Из-за стола поднимается начальник ГАИ, подходит к официан­ту, показывает ему свое удостоверение, представляется ему. А чтобы мундиры не позорить, они были все в штатском. И начал на него бочку катить: «Ты почему, мол, свою машину припарковал в неположенном месте? С тебя причитается огромный штраф и чтобы больше свою машину в этом мес­те не ставил...» Пока гаишник тянул официанта, тот под­умал: «Сейчас заплачу штраф, а мне машину убирать-то не­куда. Такая проблема будет у меня сегодня, завтра, и всег­да, пока буду тут работать официантом. Лучше будет, если я от мента откуплюсь.» Так определившись, он говорит на­чальнику ГАИ: «А нельзя ли договориться полюбовно и ос­тавить все, как есть? За такую услугу я оплачу ваш стол сам.» А тому только этого и надо было. Мент довольный вернулся к своему столу и продолжил пьянку. Напились и наелись они так хорошо, что больше ничего в рот не лезло. Сами понимаете, что за выпивон и закусон опять-таки надо было платить. Тогда начальник ОУР, поднявшись из-за стола, подходит к официанту, показывает ему свое удостоверение, представляется и начинает на него переть: «Я тебя должен арестовать!» «За что?» — взмолился официант. «В твоей ма­шине лежит труп. Кого и за что ты убил?» Официант схва­тился за голову и говорит менту: «Я никого не убивал, но я готов за свой счет оплатить ваш стол, только чтобы остави­ли меня в покое.» Когда менты стали покидать ресторан, то начальник ОБЭП, отстав от друзей, подошел к официанту и, представившись ему, показал свое удостоверение и сер­дито произнес: «Мне стало известно, что ты вон тех друзей, которые покинули зал, обслужил бесплатно, ничего с них не взяв. Официант понял, что за свое «хамство» он может действительно потерять работу. Поэтому решил защищать­ся до конца, заявив: «Вы что, начальник, говорите? Эти гос­пода рассчитались со мной сполна, даже оставили прилич­ные чаевые». — «Ну, если так, то хорошо. Я сейчас спешу, мне некогда с тобой заниматься. Завтра приду, заберу у тебя чаевые. И ты мне их отдашь, если не хочешь иметь непри­ятностей».

Лесник с удовольствием послушал бы еще Туляка, но к нему подошла Альбина Илларионовна. Она была в таком приподнятом настроении, что не заметить этого Лесник не мог.

— Ты чего, Альбина, прямо, как молодая, цветешь и пахнешь!

— Ты знаешь, Витя, тебе подарков принесли не мень­ше, чем на сто миллионов, радостно проинформировала она его.

— Это хорошо или плохо? — спокойно поинтересовал­ся он.

—  Витя, о чем ты говоришь? Конечно, хорошо, но ты побеспокойся, чтобы их у нас тут никто не разворовал.

Спорить с женой и доказывать ей, что подарки никуда не денутся, было пустой тратой времени. Поэтому Лесник счел лучшим заверить ее:

— Успокойся, я распоряжусь проследить за этим.

Довольная его ответом Альбина Илларионовна остави­ла мужа одного, направившись в сторону семьи Душмана.

Беседа с женой, которая всю жизнь страстно занима­лась накопительством и находилась в плену денег, испор­тила ему настроение, но последующие встречи и беседы с друзьями выветрили у него из головы неприятные воспо­минания.

В одиннадцать часов вечера Лесник счел для себя воз­можным отпустить музыкантов-профессионалов домой, щедро оплатив их услуги. Только теперь, в узком кругу, он мог себе позволить послушать под гитару песни в исполне­нии Жигана.

Жиган понимал, какой чести он удостоен, будучи при­глашен в компанию козырных авторитетов. Это автомати­чески освобождало его от ответственности за свои прошлые «грехи» перед Туляком. Вместе с тем, при случае, он мог похвастаться перед своими бывшими корешами, что близ­ко знакомь самим Лесником, у которого гулял на дне ро­ждения.