Банда 5 (сборник)

– Помолчите, ради бога! – попросил Демин. – Далее. Находится человек, который показывает, что он передавал вам коробки от Селивановой. Коробки с магнитофонами и транзисторами знаменитых фирм «Сони», «Грюндиг»... Идем дальше. Во время обыска в вашей квартире найдены снимки. На одном из них та же Селиванова, и не только она, причем в том виде, который позволяет сделать недвусмысленные выводы.

– Они мне их подарили!

– Вам? Эти женщины подарили вам свои снимки, где они сняты в столь... странном виде? Вы это хотите сказать?

– Да!

– Все они, видимо, были крепко в вас влюблены?

– Не смею отрицать. – Татулин гордо вскинул небритый подбородок.

– В вас?! – Демин смерил глазами его небольшую фигуру, оглянулся на Кувакина и, не сдерживаясь, расхохотался. – Ну, Григорий Сергеевич, с вами не соскучишься! Ладно... Продолжим. Пусть это заявление останется между нами. В протокол его заносить не станем. А то уж больно оно... смешное. Во время суда зал будет рыдать от хохота, когда это услышит.

– Нет, я настаиваю на своих показаниях, – упрямо сказал Татулин.

– Прекрасно. Мы организуем вам очные ставки с этими женщинами. Мы спросим у них, кто делал эти снимки и действительно ли они дарили их вам в знак горячей любви.

– Да ну вас в самом деле! – спохватился Татулин. – Уж и пошутить нельзя!

– Должен сказать, что время для шуток не очень подходящее, – сказал Демин. – Но продолжим. В вашей квартире найдена также пленка, где эти же снимки в негативном, так сказать, исполнении. Не будете же вы утверждать, что и пленку вам подарили? Нет? И правильно. Не надо. Это такая глупость, что ни в какие ворота не пролезет.

– Мне стыдно, поверьте... Но что делать, приходится хвататься и за соломинку, зная заранее, что она не спасет.

– У меня один вопрос. Но должен предупредить, если ответите сегодня, ответ можно будет истолковать как чистосердечное раскаяние. Если вы ответите на этот вопрос завтра, то раскаяния уже не будет, а для суда это важно. Поэтому, оттянув ответ на одну ночь, вы на несколько лет оттянете свое возвращение к людям. К свободным людям. Советую ответить сейчас.

Татулин обхватил лицо руками и сидел несколько минут скорчившись, словно боялся, будто по его лицу можно что-то узнать, о чем-то догадаться. Крупные, оттопыренные уши, торчащие между пальцами, время от времени тихонько вздрагивали. Наконец он медленно распрямился, затравленно посмотрел на Демина, на Кувакина...

– Какой вопрос? – спросил чуть слышно.

– Чья сумочка?

И Татулин снова согнулся, положив лицо в маленькие ладони.

– Я понимаю ваши колебания, – сказал Демин. – И готов помочь. Не говорите, давно ли у вас эта сумочка, просто скажите, чья она. Хозяйка ведь всегда может заявить, что она ее выбросила...

– Хм, – горько усмехнулся Татулин. – Не в лоб, так по лбу... Какая разница... Что помер Данило, что болячка задавила.

– Итак, ее фамилия?

– Знайте, я чувствую себя предателем... Ужасно неприятное ощущение.

– Селиванова уже ничего не чувствует. И, очевидно, ее ощущения перед смертью были не лучше ваших. Вы один хотите отвечать за ее смерть?

– Что вы?! Просто мне хотелось...

– Фамилия, имя, отчество, – перебил его Демин.

– Ирина Андреевна Равская.

– Валюта тоже ее?

– Да. Понимаете...

– Это ее телефон в вашей записной книжке?

– Да.

– Адрес?

– Видите ли...

– Адрес мы можем узнать в ближайшем справочном бюро. Итак?

– Улица Парковая, двадцать седьмой дом... квартира шесть.

Татулин вдруг тонко захихикал, принялся пожимать плечами, часто перебирал пальцами, расстегивал пуговицы на рубашке, снова застегивал, потом захныкал...

– Чего это он? – удивился Демин.

– Устал, – усмехнулся Кувакин. – Отдохнуть хочет. Он отдохнет, и снова все будет нормально, верно, Григорий Сергеевич?

– Да... Да... Конечно... Я отдохну... Я очень устал.

Выйдя из здания, Демин и Кувакин невольно замедлили шаг, вдыхая холодный свежий воздух. Машина, занесенная снегом, была почти не видна на фоне серого здания.

– Ну, – проговорил Кувакин. – Что скажешь? Татулин – главарь?

– Не похоже... Суетлив, трусоват... Игрунчик.

– Кто же? Равская?

– Надо посмотреть.

– Значит, к ней?

– Что у нас в активе? – спросил Демин. – Мы готовы разговаривать? Козыри есть?

– Показания Татулина, по-моему, дают основания допросить ее по существу. Спросим, откуда валюта... Да и так ли уж важно, что она скажет? – Кувакин открыл дверцу машины. – Поехали, Валя, не будем терять времени. Вполне обоснованные догадки мы уже можем строить, – сказал он, когда машина выехала из ворот.

– Догадки мы и раньше могли строить сколько угодно. Нам нужны факты, документы, показания, соответствующим образом оформленные и закрепленные юридически, – гнусаво протянул Демин, передразнивая кого-то, кто любил делать такие замечания. Кувакин сразу узнал, кого имел в виду Демин, рассмеялся. – Парковая, Володя, – сказал Демин водителю. – Парковая, двадцать семь.

Они с трудом пробирались в потоке машин, подолгу стояли на перекрестках, ожидая зеленого света. Мокрый снег, покрывающий дорогу, был уже настолько разъезжен, что превратился в жидкую грязно-серую кашицу, и прохожие старались идти подальше от проезжей части.

– Пообедать бы, – обронил шофер, не отрывая взгляда от дороги. – Кушать хочется.

– Да, неплохо бы, – поддакнул Демин, думая о своем. – А знаешь, Коля, не верю я этому Татулину. Уж больно легко он раскололся.

– Легко?! А пять допросов перед этим ты учитываешь? Он измордовал меня до последней степени. Когда тебе удалось так легко описать его будущее, когда он увидел, что оказался замешанным в преступлении, о котором и думать не мог... По-моему, он дрогнул. Хаханьки кончились. То-то его повело так в конце, совсем поплыл мужик.

– И все же, и все же, – с сомнением пробормотал Демин. – Как ты представляешь себе ход его мыслей?

– Очень четко представляю, поскольку мы с ним об этом не один час беседовали. Он попался с валютой и решил все взять на себя. Не из благородства, конечно, не из желания спасти друзей, об этом не может быть и речи, не тот человек. Ему было выгодно никого не впутывать в дело, потому что тогда уже речь шла бы о сознательном, продуманном групповом промысле. А сегодня он понял, что его система защиты лопнула, что отделаться символическим наказанием ему не удастся. Дохнуло серьезной опасностью, скажем так.

– Я вот думаю, не Равская ли звонила сегодня Селивановой... Та назвалась Ириной. Равская тоже Ирина... Голосок у нее был этакий... хозяйский...

– Хочешь проверить? – Кувакин улыбнулся. – Остановимся у первого же телефона-автомата, и ты позвони ей.

– Предупредить о нашем приезде?

– Спроси, не диспетчерская ли, не гастроном ли, скажи, что ошибся номером, ну?

– А что, можно попробовать. Греха большого в этом нет. Чего не бывает – вдруг повезет.

Через минуту машина вильнула в сторону и остановилась. Демин, подняв воротник, быстро пробежал к телефонной будке и захлопнул за собой дверь. Кувакин остался в машине, с любопытством глядя, как, сверяясь по блокноту Татулина, Демин набирает номер, ждет соединения, что-то говорит, слушает. Наконец Демин повесил трубку и вернулся в машину.

– Она. У нее голос характерный – низкий, сипловатый. И манера разговора... вызывающая. Будто она заранее знает, что говорит с человеком... малодостойным, во всяком случае, ниже ее по развитию и по положению. Уверен, что она сегодня звонила Селивановой. Значит, и ночью она звонила... Такие дела.

– Много, оказывается, можно узнать по двум словам в телефонной трубке, – иронически обронил водитель.

– Могу еще добавить, что ей около сорока лет, у нее высшее образование и неважное воспитание, – вызывающе добавил Демин.

– А как насчет талии, ножек? – засмеялся водитель.

– Она худощавая, ножки суховаты... Но это смотря на чей вкус. Курит. Пьет. И то и другое – в меру. Правда, иногда не прочь напиться всерьез.