Страница 81 из 123
Святая Православная Церковь всегда устремляла свой взор исключительно к Богу, не оглядываясь по сторонам, не заботясь о своей земной мощи, не подольщаясь к человеческому рассудку. От своих членов она требует такого же отказа от упований на земную мощь и на силы бренного ума. Если бы все церкви были проникнуты тем же духом смирения перед величием Божиим, любви и безраздельной преданности к Богу, то все они вели бы верующих к единой цели, к Богу и вели бы прямым путем, не растрачиваясь и не размениваясь на посторонние задачи. А чем ближе к этой единой цели, тем ближе сходились бы друг с другом. Все христиане. Ибо только в любви к Богу сближаются люди, только на этой любви основывается и истинная христианская любовь к ближнему. И только такое постепенное сближение через стремление к единой цели — к Богу, только общая любовь к Богу, соединенная со смирением и с отказом от мирской суеты, может подготовить то полное слияние во едино всех истинных христиан, которое в последние дни чудесным образом осуществится по воле Божией. Ничего другого для достижения этой цели, мы немощные люди своими средствами сделать не можем, и ничего другого от нас и не требуется. Мы, православные, знаем, что наша церковь ведет нас именно по этому верному пути. Доверимся же ее водительству, проникнемся ее духом и пойдем с нею, не озираясь по сторонам, подавив в себе и соблазн земного могущества, и соблазн всеобъясняющего человеческого разума, и соблазн разрешения судеб христианства человеческими средствами, смирившись и безраздельно отдав себя в благодатные руки Святой Православной Церкви, познавшей истинный путь к Богу. А другие церкви пусть следуют ее примеру. И тогда все они сольются с нею в единое целое, чудесным образом, по воле Божией, в последние дни.
У дверей реакция? Революция?
В политической и общекультурной жизни левый и правый — понятия относительные. Все зависит от исходной точки. Левый идеал всегда отталкивается от известного идеологического status quo, которое по отношению к данной левой идеологии является идеологией правой. Это изначальное идеологическое status quo может продолжать жить и после того, как левый идеал одержит победу и воплотится в известную форму социально-политического быта: соотношение между правым и левым от этого не меняется, и правое, перейдя из роли охранителя в роль оппозиции существующему строю, тем не менее остается правым, реакционным. Правое упирается, строго говоря, всегда на непосредственное прошлое, а на современность лишь постольку, поскольку эта современность является непосредственным продолжением прошлого. Оно враждебно новизне, и не только в том случае, если эта новизна только преподносится в воображении левых, но и в том случае, если эта новизна уже воплотилась в формах реальной жизни. Те из некогда левых идеалов, которые воплощаются в жизнь, остаются левыми, только пока и поскольку они воспринимаются как нечто новое: только пока и поскольку такое ощущение новизны существует, защита этих идеалов есть дело левых, а борьба с ними как с новизной — дело правых. Но может наступить момент, когда ощущение новизны данного идеала настолько выветрится и потускнеет, что защитники его из левых обратятся в консерваторов, а противники данного идеала будут нападать на него не как на новшество, а как на отжившее старое, которое надо заменить другим, более новым идеалом. Поскольку этот новый идеал не будет возвращением к непосредственно предшествовавшему status quo, защитники его окажутся левыми, а прежние левые — правыми, консерваторами.
До сих пор в европейской жизни нарастание новых идеалов, отодвигающее старые идеалы в область отжившего status quo, шло, в общем, по одной прямой линии. Термины «правый» и «левый» были поэтому в каждый данный момент вполне удачны. Каждый новый идеал был действительно левее непосредственно предыдущего, так как шел дальше его в том же направлении, уклоняясь еще больше от изначального status quo: так, в области политики «демократизм — социализм — коммунизм», «конституционализм — парламентаризм — советизм, «конституционная монархия — демократическая республика — с. ф. с. р. [советская федерация социалистических республик]» — все это тройки идеалов, расположенных на прямой линии справа налево. Но можно представить себе такое прямолинейное движение, доведенное до своего предела, до тупика, из которого уже «дальше некуда идти». В этом случае новый идеал, отталкивающийся от непосредственно предшествующего идеологического status quo, окажется не левее его — ибо «левее быть невозможно», — а просто где-то вне той прямой линии, на которой до сих пор помещались правые и левые идеалы. Все это применимо не только к социально-политическим учениям, но и к учениям, определяющим национальные отношения, религиозные убеждения и т. д.
Всматриваясь в современную политическую, социальную и обще культурную жизнь, с одной стороны, Европы, с другой — России, невольно приходишь к заключению, что те левые идеологии, которыми до сих пор определялась эта жизнь, не только утратили свою свежесть, но прямо выветрились, обветшали, покрылись каким-то налетом косности и охранительного мракобесия. Это наблюдается не только в странах, уж давно осуществивших левые политические идеалы и всегда считавшихся «передовыми», но и в молодых республиках, перешедших к «передовому» строю совсем недавно. Законы «об охране республики» и постоянные опасения «контрреволюции» — характерные явления современности, свидетельствующие о том, насколько некогда левые идеологии теперь утратили свою юношескую свежесть, придававшую им силу. В современной левизне есть какая-то косность, какая-то боязнь новизны — черты, характерные для идеологий консервативных и реакционных. Левизна отдает казенщиной, а главное — стариной. Человек, искренне верящий левым идеологиям, обычно либо уже стар, либо по всему своему духовному облику принадлежит к прошлому поколению. В устах подлинно современного человека левые речи звучат как некоторая казенная «высочайше утвержденная» ложь, в которую сам говорящий не верит.
Обветшание некогда левых идеологий должно было бы привести к возникновению новых, еще более левых. Однако те крайние левые идеи, до которых люди додумались и которые отчасти воплощены, например в России, представляются уже именно тем пределом левизны, дальше которого в том же направлении идти некуда: ведь и так уже в них чувствуется какое-то доведение до абсурда, приближение к той точке, где плюс-бесконечность и переходит в минус-бесконечность. Неудивительно поэтому, что, ища выхода из непроходимого тупика, современный человек обращает свои взоры скорее направо, чем налево. Мы живем в такое странное время, когда «дети» либо совсем беспринципны, либо правее «отцов».
Однако простое поправение никак не может стать выходом из современного положения. Не говоря уже о том, что история не знает движения назад в чистом виде, нельзя упускать из виду и того обстоятельства, что-то прежнее идеологическое, от которого отталкивались некогда — левые ныне — омракобесившиеся идеологии, действительно прочно изжито и утратило всякую жизнеспособность. Если теперь люди изверились в тех левых идеалах, которые прежде казались столь заманчивыми, если от теоретического обоснования этих идеалов теперь веет затхлой казенщиной, избитым фразерством и пошлостью, то в еще большей мере все это относится к тем правым идеологиям, к которым обращают свои взоры пришедшие в отчаяние и изверившиеся в левизне современные люди. Самый тот факт, что в свое время — притом во время очень недавнее, когда общекультурная обстановка принципиально мало отличалась от теперешней, — правые идеологии не сумели защитить себя, не сумели удовлетворить современников и помешать им двинуться влево, свидетельствует о нежизнеспособности этих правых идеологий. Нелепо ссылаться на слепоту «передового общества», не сумевшего или не захотевшего оценить спасительной сущности правых идеологий: если бы эти правые идеологии действительно были сильны и жизнеспособны, стихийное отвержение их было бы немыслимо. Идеализировать недавнее прошлое могут только люди со слишком короткой памятью, и так как человеческая память в среднем не так коротка, то обманчивость этой идеализации очень быстро обнаруживается. Факт остается фактом: когда правые идеологии управляли жизнью, многим жилось лучше, чем теперь, но все же большинство было не удовлетворено не только жизнью, но — что в данном случае еще важнее — самыми этими идеологиями, и в искании новых, более удовлетворительных идеологий большинство двинулось влево. Теперь и в этих левых идеологиях все изверились и многим живется еще хуже, чем раньше. Из этого следует, что путь, по которому двинулось большинство, был избран неверно, но отнюдь не следует, чтобы надо было вернуться к тому заведомо неудовлетворительному положению, неудовлетворительность которого в свое время и вызвала стремление к перемене идеологий и форм жизни. Возвращение к заведомо неудовлетворительному правому идеологическому status quo мыслимо лишь как попытка «переиграть», т. е., изведав уже неправильность левого пути, вернуться к отправной точке с тем, чтобы попытаться из нее пойти по другому направлению. Но в таком случае правая идеология оказывается не «идеалом» в подлинном смысле слова, — а между тем, чтобы вывести людей из тупика, в который они попали, нужен именно идеал, а не голое признание того, что они забрели в тупик.