Страница 115 из 123
Во всяком случае, военные теоретики, размышляющие над войной будущего, должны помнить, что военное дело неотделимо от общественного и государственного строя, покоящегося на определенном типе отбора правящего слоя, что тот демократическо-плутократический тип отбора, на котором покоится в настоящее время строй большинства цивилизованных государств, уже претерпевает кризис и в будущем должен будет уступить место новому типу отбора, а с ним вместе и новому строю — строю идеократическому, при котором все стороны жизни, и в том числе военное дело, неизбежно претерпят коренные преобразования. Таким образом, и для военных теоретиков выставленная евразийцами проблема идеократии приобретает первостепенное значение.
МЫСЛИ ОБ АВТАРКИИ
Задача рисуется мне в следующем виде. Надо доказать, что автаркия экономически и политически выгоднее и дает больше гарантий для счастья человечества, чем система «мирового хозяйства в общем котле». Вопрос надо ставить именно так. Сколько мне известно, до сих пор доказывали выгодность автаркического хозяйства для данного государства. Между тем, по моему мнению, речь должна идти о преимуществах системы автаркических миров как особой формы организации мирового хозяйства. В связи с этим стоят две дополнительные задачи: 1) доказать, что в пределах государства, не представляющего собой «особого мира», автаркическое хозяйство (точнее, попытка вести таковое) невыгодно и вредно не только экономически, но и политически, притом не только для самого этого государства, но и для его соседей; 2) определить понятие «особого мира». Может показаться, будто это само собой разумеющиеся вещи. Но на деле это не так. Есть немало сторонников автаркического хозяйства не только в пределах расширенной Германии, но и в пределах современной Австрии или в пределах довоенной Венгрии. Далее, даже люди, теоретически признающие допустимость автаркии лишь в пределах «государств — особых миров», считают, что таким государством может стать всякое государство, сумевшее так или иначе приобрести достаточное количество колоний, где бы эти колонии ни находились и кем бы они ни были населены. Вот против таких извращений и должна вестись борьба. Надо доказать, что основной плюс автаркии — ее неизменность, гарантирующая мирное сожительство внутри и вовне, возможна лишь при том условии если области, объединенные в особый мир, спаяны с друг другом не только экономикой, но историей («общностью судьбы»), цивилизацией, национальными особенностями и национальным равновесием (чтобы не было белого мастера и черного раба). Далее, свойством «особого мира» является невозможность его перекройки без ущерба либо для отрезаемой части, либо для большинства прочих частей и т. д. В связи с этим возникает еще целый ряд проблем и задач, как, например, проблема взаимно друг друга дополняющих миров. Не менее важна проблема необходимой связи между экономической и финансовой автаркией: в настоящее время европейские и американские автаркисты практически эту связь отрицают, и половина несчастий происходит от этого. Важно также (и, может быть, всего важнее) поставить радикально вопрос о стандарте жизни и о типе цивилизации в связи с экономической автаркией. Ведь ясно, что всякая данная географическая область может или не может быть автаркична только при данном жизненном стандарте и при данном типе цивилизации. Современная форма организации мирового хозяйства предполагает единый тип цивилизации, но весьма различные жизненные стандарты (социальное неравенство). Система автаркических миров, наоборот, будет многотипна в отношении цивилизаций и в то же время одностандартна в пределах каждого автаркического мира. Словом, тут есть масса проблем, подлежащих еще разработке, причем увязка их с идеократией, функциональной собственностью и государственно-частной системой естественна неизбежна.
Об идее-правительнице идеократического государства
Одною из основ евразийства является утверждение, что демократический строй современности должен смениться строем идеократическим. Под демократией разумеется строй, в котором правящий слой отбирается по признаку популярности в известных кругах населения, причем основными формами отбора являются в плане политическом — избирательная кампания, в плане экономическом — конкуренция. Под идеократией же разумеется строй, в котором правящий слой отбирается по признаку преданности одной общей идее-правительнице. Демократическое государство, не имея своих собственных убеждений (так как правящий слой ее состоит из людей разных партий), не может само руководить культурной и хозяйственной жизнью населения, а потому старается как можно меньше вмешиваться в эту жизнь (свобода торговли, свобода печати, свобода искусства и т. д.), предоставляя руководство ею безответственным факторам (частному капиталу и прессе). Наоборот, идеократическое государство имеет свою систему убеждений, свою идею-правительницу (носителем которой является объединенный в одну-единственную государственно-идеологическую организацию правящий слой) и в силу этого непременно должно само активно организовать все стороны жизни и руководить ими. Оно не может допустить вмешательства каких-либо не подчиненных ему, неподконтрольных и безответственных факторов — прежде всего частного капитала — в свою политическую, хозяйственную и культурную жизнь и потому неизбежно является до известной степени социалистическим.
Возникает вопрос: всякая ли идея может стать идеей-правительницей, и если нет, то каким требованиям должна отвечать идея-правительница подлинного идеократического государства? На этот вопрос в евразийской литературе до сих пор не было дано вполне ясного и исчерпывающего ответа.
Селекционным признаком идеократического отбора должно быть не только общее мировоззрение, но и готовность принести себя в жертву идее-правительнице. Этот элемент жертвенности, постоянной мобилизованности, тяжелой нагрузки, связанной с принадлежностью к правящему отбору, необходим для уравновешения тех привилегий, которые неизбежно тоже связаны с этой принадлежностью. В глазах своих сограждан члены правящего отбора должны иметь моральный престиж. Известный моральный престиж принадлежит правящему отбору и при всяком другом строе, но при идеократическом строе он особенно силен именно ввиду того, что готовность жертвовать собой ради идеи-правительницы здесь является одним из основных селекционных признаков правящего слоя. Отсюда следует, что идея-правительница должна быть такова, чтобы, во-первых, ради нее стоило жертвовать собой и, во-вторых, чтобы жертва ради нее расценивалась всеми гражданами как морально ценный поступок.
Так как всякий эгоизм и всякое своекорыстие всегда расцениваются как безнравственные или, в лучшем случае, нравственно невысокие установки, то ясно, что эгоизм и своекорыстие не могут лежать в основе идеи-правительницы. Но по существу дело не меняется, и при том или ином виде расширенного эгоизма или своекорыстия — желаю ли я благополучия и наживы только себе или не только себе, но и моей семье или моим товарищам по хозяйству — эгоизм остается эгоизмом и своекорыстие — своекорыстием, а моральной ценности тут нет. Принесение в жертву моего личного эгоизма ради эгоизма биологической или социальной группы, к которой я лично принадлежу, либо бессмысленно, либо животно низменно: так поступают животные. Человек на известной степени развития не может считать такого рода жертвенность морально ценной. Он считает ценной лишь жертву во имя какого-то общего дела, т. е. жертву, оправдываемую благом целого, а не какой-либо его части, к которой принадлежит пожертвовавший собой. Что же является тем целым, ради блага которого можно жертвовать собой так, чтобы эта жертва была морально ценной? Ясно, прежде всего, что класс таким целым быть не может, ибо по самому своему определению класс есть всегда только часть целого; притом, поскольку принадлежность к известному классу определяется общностью материальных интересов, всякая деятельность, направленная на пользу своего класса в ущерб другим классам, основана на расширенном своекорыстии. Но, с другой стороны, народ также не может рассматриваться как целое в вышеупомянутом смысле слова. Народ есть этнологическая, а следовательно, в конечном счете биологическая особь. Различие между народом и семьей не в принципе, а только в степени. И если забота только о своей семье в ущерб всем другим людям расценивается как безнравственный расширенный эгоизм, то точно так же должна расцениваться служба (хотя бы и самоотверженная) интересам одного лишь своего народа в ущерб всем прочим народам.