Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 109 из 123



Характерным для настоящего момента — момента преддверия подлинной идеократии — является то обстоятельство, что силы, созидающие формы для грядущего идеократического строя, поступают в этом отношении почти бессознательно и, во всяком случае, не отдают тебе ясного отчета в существе происходящего. В Италии сущность идеократии заслонена культом личности Муссолини и голым организационизмом; благодаря этому фашизм не создает стройной миросозерцательной системы, даже как будто боится создавать ее, оправдываясь тем, что исходит не из теории, и из фактов, и в результате основная идея фашизма становится малосодержательной, сводится почти исключительно к обожествлению итальянской нации, к голому самоутверждению этой нации как биологической особи; таким образом, здесь трудно говорить об общности миросозерцания, объединяющей членов государственного актива, а скорее приходится говорить об общности эмоций. В СССР общность миросозерцания у государственного актива (коммунистов) имеется, но тем не менее положение оказывается прямо-таки парадоксальным: партия, фактически выполняющая функции идеократического отбора, теоретически отрицает автономность идейного начала, а следовательно, и самую возможность идеократии и потому вынуждена лгать и притворяться, будто правящим слоем является вовсе не она, а пролетариат; фактически будучи единственной, эта партия продолжает клокотать пафосом борьбы, столь характерным для многопартийного демократического строя, и для оправдания этого пафоса вынуждена сама создавать себе объекты борьбы и т. д. Словом, ни в Италии, ни в СССР проблема идеократического строя не осознана, а потому и сам идеократический строй в этих странах осуществлен не полно и не только не совершенно, но в некоторых отношениях прямо даже превратно. И фашизм, и коммунизм — лжеидеократии. Настоящая идеократия еще не появилась, но не замедлит появиться. Пока же сама жизнь в лжеидеократических странах создает для этой настоящей идеократии политические, экономические и бытовые формы и условия.

Всесторонняя разработка теории идеократического государства является неотложной задачей современности. При этом надо помнить, что в тех двух странах, в которых ныне как будто нечто похожее на идеократию уже существует и создаются соответствующие формы жизни — именно в Италии и в СССР, — все-таки о настоящей идеократии говорить еще нельзя. Поэтому при разработке теории идеократического государства не следует привязываться к фактам и к опыту названных двух стран: надо исходить из анализа самих понятий, лежащих в основе идеократии, а полученные таким путем выводы помогут разобраться в том, насколько то или иное явление русского коммунизма или итальянского фашизма должно быть признано осуществлением или, наоборот, извращением идеократического строя.

Можно уже сейчас, правда, лишь в очень общей форме, определить основные черт политической, экономической и культурной физиономии грядущего идеократического государства. Так, можно с уверенностью сказать, что идеократическому строю соответствует известный государственный максимализм, активное руководящее участие государства в хозяйственной жизни и развитии культуры, — в чем идеократический строй принципиально отличается от демократического, связанного с государственным минимализмом и невмешательством в хозяйство и культуру. Вследствие именно этого своего государственного максимализма идеократический строй требует, чтобы власть, с одной стороны, была чрезвычайно сильной, но с другой — чрезвычайно близко стояла к населению; в идеократическом государстве широко должно применяться выборное начало и участие общественных организаций в государственном строительстве, но в то же время должно происходить усиленное огосударствление общественных организаций. Самая техника выборов и функционирования выборных учреждений при идеократическом строе не менее (может быть, даже более) развита, чем при строе демократическом, но основана на совершенно иных принципах — ибо демократический строй предполагает многопартийность, а идеократический строй ее исключает[109]. Сообразно с этим изменяется и самое понятие партии, которая становится сочетанием государственно-идеологической организации с корпорацией правящего слоя…

В пределах настоящей статьи невозможно обрисовать, хотя бы в общих чертах, те особенности идеократического строя, которые уже сейчас выясняются при внимательном теоретическом анализе. Сказанного выше достаточно, чтобы дать представление о том, что идеократический строй есть строй совершенно особый, в корне отличный как от демократического, так и от аристократического. Своеобразие этого строя будет тем больше, чем полнее и совершеннее этот строй будет воплощаться в жизни: современные ущербленные и искаженные воплощения идеократического строя в Италии и в СССР, не представляют еще идеократии в ее чистом виде, а потому и несвободны от чуждых идеократическому строю неизжитых элементов и обломков иного строя (особенно строя демократического).

Грядущий, подлинно идеократический строй, очищенный от всяких чуждых ему элементов, явит совершенно новые, небывалые формы политической, экономической и социальной жизни, быта и культуры…

Перед проблемами, встающими в связи с созданием идеократического строя, проблема формы правления бледнеет и теряет всякую остроту. В самом деле, разве не малосущественно для фашистской Италии, что она есть монархия. Ведь фактическим главой государства — притом с атрибутами чуть ли не восточного деспота — является Муссолини. По конституции Муссолини — премьер-министр, Ленин, по советской конституции, был тоже вроде премьер-министра, председателем Совнаркома; но это не важно, ибо, хотя в настоящее время председателем Совнаркома является Рыков, роль фактического высшего распорядителя судьбами государства играет не он, а Сталин.



В этом сказывается особенность идеократического строя. Строй этот тяготеет к наделению высшей властью лидера «единой и единственной партии», причем сама эта власть и лидерство основаны не на выборах и не на наследстве, а на фактическом престиже данного лидера в партийных кругах и на тех отношениях, которые у него складываются с другими лидерами той же единственной партии. Можно сказать, что в идеократическом государстве государственный правительственный актив состоит из сплоченных в сильную и внутренне дисциплинированную организацию членов единой и единственной партии; поскольку эта партия возглавляется советом вождей (политбюро, ЦК и т. д. и т. д.), этот совет и является фактическим возглавителем государства; если же один из вождей — членов упомянутого совета — пользуется большим по сравнению с другими престижем и влиянием, то он оказывается фактическим главой государства. Существует ли наряду с этим фактическим возглавлением и другое, конституционное, и является ли оно наследственным или выборным — все это при идеократическом строе совсем второстепенно и несущественно.

Возникает вопрос, насколько идеократический строй можно считать прочным, стабильным и не является ли этот строй переходным. Отвечать на такие вопросы, конечно, невозможно, ибо это уже относится к области гаданий и предсказаний. В конце концов, всякий строй можно рассматривать как переходный. По всей вероятности, и идеократический строй со временем сменится каким-то другим. Но этот другой строй, который придет на смену идеократическому, конечно, не будет тождествен ни с прежним демократическим, ни с прежним аристократическим, а будет совсем новым; каким именно — этого мы не знаем и знать не можем. Но, во всяком случае, реки вспять не текут, и история назад не идет. Что же касается формы правления, то из того фактического положения, которое мы выше охарактеризовали как типичное для идеократического строя, со временем может развиться либо особого рода монархия, либо особого рода республика. Как на историческую аналогию можно сослаться на халифат, который при первых халифах очень близко подходил к типу идеократического государства (хотя, конечно, отнюдь не совпадал с этим типом), а со временем обратился в наследственную монархию.

109

Следует особенно подчеркнуть, что отвержение многопартийности вовсе не означает простого насильственного подавления всех инакомыслящих. Отвержение многопартийности предполагает создание таких политических условий и такой техники выборов и работы выборных учреждений, при которых существование нескольких взаимно друг с другом борющихся партийных организаций стало бы просто ненужным, нецелесообразным. Проблема эта — чисто техническая и вполне разрешимая. Одним из путей к ее разрешению является профессиональное представительство, упор выборной техники не на отдельного избирателя, а на организованные по деловому принципу группы населения — путь, используемый как в Италии, так и в СССР. Другой путь состоит в выделении некоторых сфер законодательства в ведение специальных выборных учреждений, состоящих из делегатов только непосредственно заинтересованных групп населения.