Начало Руси

М. П. Погодин в своем споре с г. Гедеоновым ограничился обычным повторением своей норманнской программы, а на помощь себе пригласил г. Куника, на которого и пала главная тяжесть борьбы. Приемы г. Куника мы находим способными поддержать спокойную, логичную полемику. До сих пор он не забрасывал общими местами, не уверял голословно, что наша начальная летопись безупречна или что Русь в арабских известиях суть Норманны и т. п.; а брал некоторые стороны вопроса и старался по возможности подкрепить норманнскую систему какими-либо аналогиями или новым, более точным анализом старых данных. Хотя конечные результаты этих работ все-таки не в пользу норманизма; но нельзя не отдать справедливости его добросовестному отношению к делу.

Мы, собственно, не понимаем умеренного норманизма. Что-нибудь одно: или Русь пришлое норманнское племя, или она туземный народ; средины тут не может быть. Острова Готланд и Даго не помогут. Норманнская система построена так искусственно, что нельзя тронуть никакой и самой малой ее части, тотчас все здание рассыплется. Например, г. Куник не стоит за верность начальной хронологии и 862 год считает вставкой позднейших переписчиков Нестора. (Ответ Гедеонову. Зап. Акад. Н., 1864 т. VI, стр. 58.) Произвольность этой хронологии очевидна. Сказание о Варягах сам норманизм признает почерпнутым из народного предания, но какое же народное предание способно сохранять хронологические числа в течение целых столетий? Однако попробуйте отнять хронологию до 912 года, т.е. до смерти Олега (тем более что эти числовые данные не сходятся с росписью княжений, поставленной в начале летописи). Положим, чтоб объяснить Русь Бертинских летописей (839 год), надобно подвинуть призвание на 30 лет ранее, т. е. отнести его к 832 году; но что же тогда произойдет с главными действующими лицами? Рюрику при смерти было не менее 75 лет, и, однако, он оставил малолетнего сына. Олег, пришедший с Рюриком из Скандинавии, скончался бы столетним старцем. Когда около 1852 года возник вопрос о тысячелетии на основании мнения Круга, который хотел отодвинуть призвание десятью годами назад, то г. Погодин в своем Москвитянине решительно восстал против такой ереси. Одним из главных его доводов было соображение насчет Игоря, которого в "882 году выносили под Киевом на руках, следовательно он родился только что перед смертью Рюрика". И в настоящее время Игорю насчитывают при смерти около 70 лет, хотя года за три до нее он предпринял походы на Византию и в Малую Азию, а в самый год смерти с небольшой дружиной отправился за данью к такому свирепому племени, как Древляне, и хотя он оставил после себя малолетнего сына Святослава. Если накинуть ему еще десять лет (Никоновская летопись так и делает, относя его рождение к 866 году), тогда вероятность событий пострадает окончательно. Если оставить в стороне легенду о Рюрике, то на основании упомянутых фактов Игорю нельзя дать более 50 лет при смерти; даже дадим ему 60; следовательно, его рождение должно быть отнесено не ранее как к 885 году, т. е. ко времени Олегова княжения. Очевидно, Олег был настоящим князем, т. е. старшим в княжеском роде, а не каким-то опекуном Игоря, как его изображают. Хороша опека, продолжающаяся почти до сорокалетнего возраста!

Чтобы сделать сколь-нибудь .вероятным превращение Варягов в Славян, накопление стольких завоеваний и распространение имени Русь от горсти пришельцев на такое огромное пространство к концу IX века, норманистам надобно отодвинуть пришествие Рюрика с Варягами по крайней мере на 100 лет. Но тогда Игорь будет уже не сын Рюрика; между ними придется предположить целый ряд князей. Оскольд и Дир как товарищи Рюрика сделаются невозможными, если им оставить предводительство Русью под Константинополем в 865 году. Одним словом, уступкам и предположениям не будет конца, и все-таки антинорманисты не удовлетворятся. Они будут повторять свои докучные вопросы: укажите нам Русь в Скандинавии? Куда деваться с Россоланами и с нашими реками, носившими название Рось (так как народы получили свои имена от рек, а не наоборот) ? Отчего нет скандинавского элемента в нашем языке, если Руссы еще в X веке употребляли свои особые имена и географические названия? Отчего никакие иноземные источники не упоминают о пришествии к нам Руси? и т. д. Наконец, если годы поставлены произвольно, то нет ли произвола и в самой передаче событий? Повторяю, норманистам неудобно отказываться от 862 года. Г. Погодин с свойственною ему прозорливостью понял всю опасность подобных уклонений от летописной легенды и не уступает из нее ни йоты. Правда, сам Шлецер усомнился в верности летописной хронологии и позволил себе на этом основании даже совсем отвергнуть Оскольдовых Руссов. Но то было не более как столбняк, нашедший на знаменитого критика; так по крайней мере объяснил нам г. Погодин (Зап. Акад. Н. т. XVIII). Напомним, что Карамзин также сомневался в данной хронологии.

Но возвратимся к г. Кунику. По поводу исследований Гедеонова он представил между прочим два любопытных соображения. Одно из них относится к следующему известию Бертинских летописей: в 839 году вместе с византийским посольством прибыли к императору Людовику Благочестивому люди, которые называли свой народ Рось, а своего царя Хаканом1. При дворе Людовика заподозрили, что эти люди из племени Свеонов. Норманисты ухватились за последнее слово для подкрепления свой теории; но на беду тут замешался хакан. Антинорманисты говорили, что хаканами или каганами назывались цари хазарские, аварские, болгарские и князья русские (последнее вполне подтвердилось свидетельством Ибн-Дасты, у г. Хвольсона, где царь Руссов называется Хакан-Русь); но у Шведов никогда не существовал этот титул. Что же сделали норманисты? Они переделали нарицательное хакан в собственное имя Гакон. На опровержения Гедеонова г. Погодин отвечал просто и голословно, что слова chacanus vocabulo иначе и перевести нельзя как по имени Гакон. Но г. Куник остановился над этим свидетельством: оно слишком важно. Если допустить, что в 839 году в Южной России существовал народ Русь, управляемый хаканами, то норманнская теория должна быть упразднена. Ввиду такого оборота, г. Куник представил целое исследование о том, в каком смысле здесь употреблено слово vocabulum. Посредством разных соображений и сравнений он пытается доказать, что в данном случае это слово означает имя, а не звание. Уже сами сравнения не убедительны; но предположим, что автор действительно разумел имя лица, а не титул. Что же из этого? Разве тут не могло быть самого простого и обыкновенного недоразумения, т. е. что западный летописец непонятный ему титул принял за собственное имя? Это обстоятельство не укрылось от г. Куника, и он тут же приводит примеры подобных недоразумений. А исследование свое заканчивает словами: "Покуда надобно сознаться, что выражение chacanus vocabulo ждет еще своего исследователя". Указываем на это заключение как на образец его добросовестности. По нашему мнению, если есть темный пункт в свидетельстве Бертинских летописей, так это слово: "из племени Свеонов" (gentis Sueonum). На них-то и следовало обратить внимание норманистов, т. е. совершенно определенный этнографический термин и что в данном случае разумелись исключительно Шведы. В первой своей статье я уже заявил сомнение относительно этого термина. Да и сам г. Куник замечает, что тут слово Sueonum может и означать Шведский материк. Но предположим, норманистам удалось бы доказать, что относительно этого слова нет ни ошибки в рукописи, ни какого-либо недоразумения у автора или вообще у франкского двора и что под Сеонами тут разумеется германское племя Шведов; все-таки останется несносный Хакан2.

Второе соображение г. Куника относится к параллели, которую он проводит между нашей летописной легендой о призвании Варягов и рассказом Видукинда о призвании Англо-саксов в Британию. Мы уже заметили в первой статье своей, что тут есть только аналогия легендарная, т. е. литературная. Рассказ Видукинда о посольстве Бриттов и речь, которую они держали, есть также легенда. Сами причины призвания выставлены разные: там зовут чужое племя на помощь, у нас для господства. Исторической аналогии никакой нет: постепенное завоевание Англо-саксами Британии происходило на глазах истории; пришельцы сообщили завоеванной стране не одно название Англии, которое утвердилось за нею только по истечении нескольких столетий; они распространили в ней и свой язык. У нас не было ничего подобного. Самое существенное в параллели г. Куника есть повторение и там, и у нас знаменитого выражения: "земля наша велика и обильна". Но именно этито слова и указывают, что мы имеем дело не с историческим фактом, а с легендами. Что значит это выражение по отношению к нашему огромному Северу, когда и маленькая сравнительно с ним половина Британского острова тоже именует себя "великою и обильною землею?" Это показывает только, как в летописях разных народов повторяются одинаковые легендарные мотивы, вроде указанной нами саги о взятии города посредством голубей, которая встречается у нас, у Норманнов и у Монголов, но ранее других у нас.