Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 9



Чтобы выразить сочувствие, я положила свою руку на его и стала говорить какие-то успокаивающие слова. Неожиданно он в резком порыве привлек меня к себе, и в моих объятьях зарыдал как дитя. Чтобы защитить его от любопытных прохожих, я закрыла входную дверь в магазин. Как могла, я продолжала утешать Вальтера и при этом нежно поглаживала по спине. Закончилось тем, что я заплакала вместе с ним, в какой-то момент наши мокрые лица оказались рядом, и мы поцеловались. Трудно представить, что любовные отношения могут завязаться столь драматически, в слезах! Лишь много позже я осознала, что симбиотический треугольник мужчина — женщина — собака разорвался лишь с гибелью собаки, и только расставшаяся с жизнью такса открыла хозяину путь для новой жизни.

Мы были неравной парой, это, пожалуй, бросалось в глаза, но мы не могли стать предметом для потехи, если кроме Аннелизы о нашем заговоре никто больше не знал. Правда, Кристиан во время коротких визитов успел что-то заподозрить. «Тебе с Ребхунчиком, похоже, нравится?» — спросил он.

Все-таки даже повзрослевшим детям не обязательно все знать о родителях. Прежде всего мне бы не хотелось, чтобы Удо каким-нибудь окольным путем пронюхал о моей новой жизни.

Свое полное имя Ребхун писал «Вальтер П.». К моему удивлению, буква П означала не Петер или Пауль, а Перси. Поскольку его жена называла его попросту Вальтер, он не хотел, чтобы я обращалась к нему так же; конечно, мне было непросто после стольких лет перейти на неформальный тон, и мы оба постоянно путались. Дедушка Перси происходил из Шотландии, а его внук, наверное, поэтому поддерживал контакты с англичанами. При их посредничестве ему удавалось приобретать антикварные вещички за выгодную цену.

Перси слегка прихрамывал, ко времени нашего знакомства он поседел, роста был небольшого, полноват, цвет лица сохранился розовым. Как и его упокоившаяся жена, я была чуть выше его ростом, но при этом он в часы тихих уединений называл меня ласточкой, — думаю, виной тому были мои серые платья. Любопытно было наблюдать, как благодаря моему участию мужчина буквально расцвел на глазах и открылся с доныне незнакомой — жизнерадостной — стороны. Раньше мне не нравились мужчины, украшавшие себя драгоценностями. Но ему шли кольца, галстучные заколки, запонки и золотые цепочки для часов, потому что он их носил с достоинством гранда, как нечто само собой разумеющееся. Иногда молча надевал мне на палец кольцо, хотя я никогда не была уверена, хочет ли он мне подарить его или просто посмотреть, как оно смотрится на женской руке. После работы мы обычно отправлялись куда-нибудь поесть.

В обеденный перерыв мы заходили ко мне, поскольку моя новая квартира находилась неподалеку от магазина. Сначала мы наскоро чем-нибудь перекусывали, затем следовал послеобеденный отдых — я ложилась вздремнуть на постель, а Перси устраивался на диване. Было бы неверно утверждать, что наши отношения основывались на пылкой страсти, но ее недостаток с лихвой покрывался временем тихого благодарного счастья, искренней дружбой и частыми обедами в умиротворяющей атмосфере.

Лишь один-единственный раз мы провели вместе ночь у Перси, но из прагматических соображений повторять ее не стали. С одной стороны, мне не хотелось, чтобы меня видели неподалеку от нашего бывшего дома, где теперь жили чужие люди. С другой — в постели скончавшейся фрау Ребхун я до утра не сомкнула глаз.

На ночном столике Перси все еще стояла свадебная фотография с посвящением: «Моему любимому Вальтеру от его Марты». На фотографии наш общий любимый был в форме, которая ему совершенно не шла. Не только эта фотография, но и каждый предмет мебели в его квартире напоминал о долголетнем супружестве. В моей двухкомнатной квартире стояла лишь одна узкая кровать, потому что после развода я намеревалась жить как монашка. Конечно, я могла бы снять квартиру и побольше, но все ждала, что на такой шаг меня подтолкнет кто-то другой. Перси же как будто был полностью удовлетворен нашими редкими любовными идиллиями.

Некоторые клиенты принимали Перси за искусствоведа. Он самостоятельно накопил большие познания в данной области. В молодости выучился на ювелира, но проработал золотых дел мастером совсем недолго. После войны, откуда Перси вернулся с ранением в ногу, он мужественно открыл небольшой магазин.



Поначалу принимал в уплату любые предметы, в том числе и всякое старье, которым потом тоже торговал. Американские солдаты охотно раскупали на сувениры разные мелочи, например ордена, и радовались, что Перси мог дать им справку на английском. Позже, когда он стал специализироваться на украшениях, профессиональные знания ювелира ему пригодились. Некоторое время Перси занимался тем, что собственноручно переделывал и ремонтировал ювелирные изделия для клиентов.

По глупости и из гордости после развода я отказалась от алиментов. И хотя в материальном отношении я прочно стояла на ногах, но каких-либо больших затрат позволить себе в то время не могла. Мне казалось справедливым, что Перси расплачивался за наши обеды. Белье он отдавал в прачечную, однако я кое-что для него делала помимо работы в магазине. Впрочем, его нельзя было однозначно назвать ни скупым, ни щедрым, просто в финансовых вопросах Перси поступал осторожно.

Когда он умер в возрасте шестидесяти пяти лет, я почувствовала в этом свою вину, — совсем не так, как было у Аннелизы с отравлением ее мужа. И еще я часто задумывалась, продолжал ли он верить до самого смертного часа в то, что его маленькая ласточка принесла ему счастье? Несмотря на то что фрау Ребхун при случае не забывала упомянуть о болезни сердца, сама я почти никогда не интересовалась, как у нее со здоровьем. В свое оправдание могу сказать, что я не то что не привыкла жаловаться на недомогания, но даже ЭКГ не делала до последнего времени.

Видимо, в тот душный день я его перенапрягла. После долгого воздержания меня так сильно потянуло на секс, что пришлось в обеденный перерыв взять инициативу в свои руки. К сожалению, мои усилия не увенчались успехом, розовая краска сошла с лица Перси, он побледнел и покрылся холодным по́том. Мой возлюбленный извинился как джентльмен и выразил сожаление, что сегодня недостаточно бодр. Потом попросил меня вернуться в магазин без него. Перси покинул мою квартиру, сел в автомобиль и отправился домой. Думаю, напрасно; он сказал, что от стыда еще долго не сможет смотреть мне в глаза.

Умер ли Перси во второй половине дня или ночью, это сейчас не установить. Утром не появился в магазине, я заволновалась, отправилась к нему домой и нашла его там мертвым.

Как я пережила это горе? Благодаря все тем же близким людям: Аннелизе, нашедшей нужные слова утешения, и Перси, который позаботился о завещании. Он объявил меня единственной наследницей.

В пятьдесят три года неожиданно я стала состоятельной женщиной, и мне больше не надо было беспокоиться о будущем. Слава богу, теперь можно было выбирать, то ли лентяйничать и тратить состояние, дождаться внуков, путешествовать по миру, то ли продолжить работать. Хотя для меня вопрос был предрешен: я выбрала профессию и решила управлять магазином в духе Перси.

В восьмидесятые и девяностые годы антикварный бизнес развивался неплохо, а в престижном Висбадене не было недостатка в покупателях с тугими кошельками. К тому же здесь всегда находилось немало курортников, которые готовы были вознаградить украшениями себя или кого-либо другого за непосильные труды, вложенные в их лечение. Я сняла старую табличку. Отныне мой магазин назывался «Золотое дно». В отличие от Перси я торговала, кроме прочего, модными украшениями из довоенной эпохи, которые были доступны в том числе женщинам с ограниченным бюджетом. Мой банковский счет рос медленно, но постоянно, и я стала позволять себе шелковые платья. Больше всего мне нравились светло-серые тона, на их фоне выгодно смотрелись мои украшения.