Страница 47 из 58
«26 июня по приказу командарма Потапова корпус провел контрудар в направлении Дубно. В этом же направлении начали наступать левее нас 19-й, а правее 22-й механизированные корпуса. Никому не было поручено объединить действия трех корпусов. Они вводились в бой разрозненно и с ходу, без учета состояния войск, уже двое суток дравшихся с сильным врагом, без учета их удаленности от района вероятной встречи с противником.
Время было горячее, трудности исключительные. Но посмотрим распоряжение фронта, относящееся к тому периоду: «Нанести мощный контрудар во фланг прорвавшейся группировке противника, уничтожить ее и восстановить положение». Согласовывалось ли оно с обстановкой на участке, о котором идет речь, не говоря уже о положении, сложившемся к 26 июня на житомирском, владимир-волынском и ровненском направлениях, где немецкие войска наносили свой главный удар? У меня создалось впечатление, что командующий фронтом и его штаб в данном случае просто повторили директиву Генштаба, который конкретной обстановки мог и не знать…
Связь с соседями то и дело прерывалась. Удалось узнать, что 22-й мехкорпус сам был атакован большими вражескими силами, понес потери и был отброшен на северо-восток от Луцка. В самом начале боя был убит генерал С.М. Кондрусев, в командование корпусом вступил начальник штаба В.С. Тамурчи. Сосед справа – 19-й корпус – при попытке начать наступление также был атакован противником в районе Дубно, отброшен к Ровно, где и вел оборонительный бой…
Был опять получен приказ о контрударе. Однако противник настолько превосходил нас, что я взял на себя ответственность не наносить контрудар, а встретить врага в обороне…»
Даже из этого довольно сокращенного и щадящего рассказа К.К. Рокоссовского можно оценить уровень организации и проведения контрудара силами трех механизированных корпусов в направлении на Дубно с севера и северо-востока. С юга контрудар наносился силами 15-го и 8-го механизированных корпусов.
Сам К.К. Рокоссовский проявил в это время мужество и героизм, командуя 9-м механизированным корпусом. Подчиненные ему солдаты и офицеры смело сражались за Родину. В архиве удалось найти записи политработников о характере боевых действий: «… комсомолец-красноармеец 40 тп – 20 тд товарищ Мартынов был ранен в правую руку, не мог держать винтовку, но с передовой не уходил, при атаке зубами перегрыз глотку немецкому офицеру…
…1.7.41 г. в 17.00 131 дивизия пошла в бой, несмотря на губительный огонь противника…
… Уничтожено в штыковой атаке 15 танков и 15 легковых машин…
В боях за Луцк части 131 дивизии потеряли до 30 проц. личного состава, 32 танка, 12 бронемашин и 12 автомашин, уничтожено до 2-х батальонов противника».
Несмотря на потери, действия 9-го механизированного корпуса и его командира – генерала К.К. Рокоссовского, следует квалифицировать, как целесообразные и высокопрофессиональные.
Из таблицы видно, что самым страшным в это время было скорее не быть убитым, а пропасть без вести. Почти половина людей были потеряны и числились пропавшими без вести. Это вносило дополнительный беспорядок в систему управления всеми частями и соединениями.Потери 9 мк за период 1.7 – 10.7.41 г. и 22.6 – 22.7.41 г.
8-й механизированный корпус начал формироваться в начале лета 1940 года. Его командиром 4 июня был назначен генерал-майор Д.И. Рябышев Командирами соединений стали: 12-й танковой дивизии – генерал-майор Т.А. Мишанин, 34-й танковой дивизии – полковник И.В. Васильев, 7-й механизированной дивизии – полковник А.В. Герасимов.
Формирование нового объединения осуществлялось из частей 4-го кавалерийского корпуса, 7-й стрелковой дивизии и 23-й легкой танковой бригады, которые получили на оснащение большое количество танков различных модификаций и задачу освоить их в короткий срок. К июню 1941 года корпус имел около 30 тысяч личного состава и 939 танков, том числе 169 КВ и Т-34. Дивизии корпуса, находившиеся в оперативном подчинении командующего 26-й армии генерал-лейтенанта Ф.Я. Костенко, располагались в районе Дрогобич, Стрый, Садовая Вишня.
Бывший командир 8-го механизированного корпуса генерал Д.И. Рябышев уже после войны вспоминал, что примерно за десять дней до начала войны в корпус приехал с группой офицеров начальник автобронетанкового управления РККА генерал-лейтенант танковых войск Я.Н. Федоренко. Командир корпуса спросил у него разрешения провести учение на новых танках с целью получения практики вождения механиками-водителями этих боевых машин, но тот отрицательно покачал головой: «Не исключено, что вскоре такой практики у всех будет предостаточно. А сейчас нужно беречь моторесурс».
После этого экипажам новых танков не оставалось ничего другого, как стирать пыль с боевых машин.
20 июня в адрес командира корпуса от командующего войсками Киевского Особого военного округа пришел секретный пакет, в котором лично ему предписывалось выехать к границе и провести рекогносцировку маршрутов выдвижения соединений корпуса. Выполняя этот приказ, командир корпуса на машине поехал до города Перемышль, долго стоял на берегу реки Сан, по которой проходила государственная граница. Что могла дать такая рекогносцировка? Командир не знал ни задач впереди действующих войск, ни своих задач, ни рубежей развертывания соединений корпуса, ни состояние других маршрутов. А ведь при проведении контрудара корпус должен был выдвигаться одновременно по 6–9 маршрутам, последовательно развертываться в батальонные, ротные, взводные колонны. Отставание и задержка каждой колонны может привести к неудаче всего контрудара…
После полудня вторых суток рекогносцировки (суббота, 21 июня) Д.И. Рябышев отправился в Самбор к командующему 26-й армией генералу Ф.Я. Костенко, чтобы доложить о проделанной работе и поделиться мнениями. Но Костенко в городе не оказалось, и командира корпуса встретил начальник штаба армии полковник И.С. Варенников. Выслушав доклад Д.И. Рябышева, он только махнул рукой: «Ваши опасения более, чем несостоятельны. Если бы дело шло к войне, то нас об этом известили бы официально уже давно. Были бы запрещены отпуска командиров и вывод частей в лагеря».
Успокоенный таким образом, Д.И. Рябышев выехал в свой штаб в Дрогобич. Приехав туда, он снова позвонил командарму, и снова Ф.Я. Костенко не оказалось на месте.
В четыре часа утра командир корпуса был вызван в Самбор в штаб 26-й армии, где был проинформирован начальником оперативного отдела штаба этого объединения о нарушении германскими войсками государственной границы СССР. Но в конце своего сообщения начальник оперативного отдела добавил уже неофициальным тоном, что вероятнее всего это провокация, на которую не нужно поддаваться и не следует открывать огня по немецким самолетам.
Эти самолеты появились над Дрогобичем в около пяти часов утра. Они нанесли удары по нефтяным промыслам и местам постоянной дислокации частей одной из дивизий 8-го механизированного корпуса. К счастью, к тому времени эта часть уже покинула свое расположение. Зато один из стрелковых полков, располагавшийся в лагере вблизи Дрогобича, был атакован авиацией противника, результате чего потерял 70 человек убитыми и более сотни ранеными. Авиационная эскадрилья, обслуживавшая корпус, была полностью уничтожена на аэродроме в районе города Стрий.
Первый приказ 8-му механизированному корпусу от командующего 26-й армией поступил в 10 часов 22 июня. Ставилась задача к исходу дня сосредоточиться в лесах в 10 километрах западнее Самбора. К тому времени ударами немецкой авиации и действиями диверсантов связь штаба корпуса с дивизиями уже отсутствовала. Поэтому пришлось посылать офицеров штаба с приказаниями на автомобилях и бронемашинах.
Во второй половине дня танковые дивизии корпуса начали выдвижение в указанный район. Как и предполагалось, оно осуществлялось сразу по многим маршрутам, заранее не изученным и не подготовленным для маневра тяжелой боевой техникой. Выдвигающиеся части тащили за собой громоздкие тылы: сотни загруженных имуществом машин и подвод. А навстречу двигались войска 13-го стрелкового корпуса генерал-майора Н.К. Кириллова. На дорогах никого регулирования движения не было, постоянно возникали пробки, скорость колонн была очень низкой.