Валис. Трилогия

Лучше бы он продолжал ширяться.

6

Бракоразводная машина прожевала Жирного и выплюнула его, теперь уже человека не семейного, предоставив свободу разрушать себя. Как же ему не терпелось!

Пока суд да дело, Жирный начал посещать психотерапевта, предоставленного ему Департаментом здравоохранения графства Оранж. Звали психотерапевта Морис. Морис был не какой–то там обычный психотерапевт, нет. В семидесятых он контрабандой доставлял в Калифорнию оружие и наркотики, используя порт на Лонг–Бич, состоял в «Студенческом координационном комитете против насилия» и «Конгрессе расового равноправия», а в рядах израильского спецназа воевал с сирийцами. Его мускулы бугрились под рубашкой, так что едва не отлетали пуговицы. Как и у Жирного Лошадника, у Мориса была черная курчавая бородка.

Обычно Морис стоял посреди комнаты и орал на Жирного, заканчивая каждую свою сентенцию фразой: «Я не шучу!» Жирный и не сомневался.

Проблема была не в этом.

Морис полагал, что его задача – заставить Жирного наслаждаться жизнью вместо того, чтобы спасать других. У Жирного концепция наслаждения отсутствовала как таковая, хотя он и знал значение слова. Для начала Морис велел ему составить список из десяти вещей, которые Жирный хотел больше всего на свете.

Жирный решил, что под словом «хотеть» подразумевается «хотеть сделать».

– Что бы я хотел сделать, – начал он, – так это помочь Шерри. Чтобы она снова не разболелась.

– Ты думаешь, что должен помочь ей! – взревел Морис. – Думаешь, это сделает тебя хорошим. Да ничто и никогда не сделает тебя хорошим. Ты на фиг никому не нужен!

Жирный слабо запротестовал.

– Ты бесполезен, – заявил Морис.

– А ты – кусок дерьма, – ответил Жирный, на что Морис ухмыльнулся. События развивались по его плану.

– Послушай, – сказал Морис. – Я не шучу. Иди курни травки, завали какую–нибудь телку с большими сиськами, только чтоб она не помирала. Ты же знаешь, что Шерри помирает, так? Она помрет, и что ты тогда будешь делать? Вернешься к Бет? Бет ведь пыталась тебя убить.

– Убить? – Жирный был потрясен.

– Конечно. Она настроила тебя на смерть. Она знала, что ты решишь себя убить, если она заберет сына и смоется.

– Ага, – сказал Жирный.

Он даже немного обрадовался, ведь это означало, что он не параноик. В глубине души Жирный всегда подозревал, что именно Бет спровоцировала его попытку самоубийства.

– Когда умрет Шерри, – продолжал Морис, – умрешь и ты. Ты хочешь умереть? Могу организовать прямо сейчас. – Он посмотрел на свои большие наручные часы, которые показывали все на свете, включая положение звезд. – Так, сейчас половина третьего… Как насчет шести вечера?

Жирный не мог понять, серьезно тот говорит или нет, но почему–то не сомневался, что Морис вполне способен устроить такое.

– Послушай, – сказал Морис. – Я не шучу. Есть гораздо более легкие способы умереть, чем те, что ты испробовал. Ты, смотрю, легких путей не ищешь. Как только Шерри не станет, ты опять начнешь искать повод покончить с собой. А зачем тебе еще какой–то повод? Жена и сын тебя бросили, Шерри помирает. Учитывая твою к ней любовь…

– Да кто сказал, что Шерри умирает? – прервал Жирный.

Он не сомневался, что сможет спасти ее при помощи своих новых способностей, именно это лежало в основе его стратегии.

Морис пропустил вопрос мимо ушей.

– Почему ты хочешь умереть? – вместо этого спросил он.

– Я не хочу.

– Если бы у Шерри не было рака, ты также рвался бы жить с ней?

Морис подождал, но ответа не последовало, поскольку Жирному пришлось признаться себе: нет, не рвался бы.

– Почему ты хочешь умереть? – повторил Морис.

– А? – Жирный был совсем сбит с толку.

– Ты плохой человек?

– Нет.

– Кто–то велит тебе умереть? Какой–то голос? Кто–то шлет тебе приказы?

– Нет.

– Твоя мать хотела, чтобы ты умер?

– Ну, с тех пор, как Глория…

– Да насрать на Глорию! Кто такая Глория? Ты даже не спал с ней. Ты и не знал ее толком, а все равно готовился умереть. Хватит нести чушь! – Морис, как обычно, начал орать. – Хочешь помогать людям, так езжай в Эл–Эй выдавать бесплатный суп в католической столовке для бедных или отдай сколько можешь денег в КРР. Пусть людям помогают профессионалы! Ты лжешь самому себе. Лжешь, что Глория для тебя что–то значила, что, как ее там, Шерри не умрет. Да конечно же, умрет! Поэтому и рвешься к ней – чтобы присутствовать в момент ее смерти. Она хочет утащит тебя с собой, а ты и рад. Вы с ней сговорились! Каждый, кто входит в эту дверь, хочет смерти. Такова суть душевных болезней. Не знал? Так послушай меня. Я бы с удовольствием подержал твою голову под водой до того момента, пока ты не начал бы бороться за жизнь. А не начал бы, так и насрать на тебя! Жаль, не дают мне делать такого. У твоей подруги рак? Сама виновата. Человек выключает свою иммунную систему – и вот, пожалуйста, рак. Такое бывает, когда теряешь кого–то близкого. У каждого из нас в крови имеются раковые клетки, но иммунная система присматривает за ними.

– У нее умер друг, – подтвердил Жирный. – И мать умерла от рака.

– И Шерри почувствовала вину за то, что ее друг умер, и ее мать умерла. Ты чувствуешь вину за то, что умерла Глория. Не лучше ли нести вместо этого ответственность за собственную жизнь? Ты обязан защищать себя.

– Я обязан помочь Шерри, – сказал Жирный.

– Давай–ка вернемся к списку.

Склоняясь над списком из десяти вещей, которые он больше всего хотел бы сделать, Жирный спрашивал себя, все ли шарики на месте у самого Мориса. Конечно же, Шерри не хотела умирать. Она упорно и отважно боролась, справилась не только с раком, но и с химиотерапией.

– Ты хочешь прогуляться по пляжу в Санта–Барбаре, – сказал Морис, изучая список. – Это номер первый.

– И что не так? – насупился Жирный.

– Ничего. Зачем?

– Читай второй пункт, – сказал Жирный. – Я хочу, чтобы со мной была симпатичная девушка.

– Возьми Шерри, – предложил Морис.

– Она…

Жирный замялся. На самом деле он просил Шерри поехать с ним на пляж в Санта–Барбару и провести там уикенд в одном из шикарных отелей. Она сказала, что слишком занята в церкви.

– Она не поедет, – заключил Морис. – Она слишком занята – чем?

– Церковью.

Они посмотрели друг на друга.

– Ее жизнь не слишком изменится, когда вернется рак, – заключил Морис. – Она говорит о своем раке?

– Да.

– С продавцами в магазинах? С любым, кого встретит?

– Да.

– Ну вот. Ее жизнь изменится, ее будут жалеть. Лучше бы ей помереть.

Жирный с трудом проговорил:

– Однажды она сказала мне, – он едва мог ворочать языком, – что ее болезнь – лучшее, что когда–либо случалось с ней. Потому что тогда…

– Она стала получать деньги от федеральных властей.

– Верно, – кивнул Жирный.

– Ей больше не нужно работать. Думаю, она до сих пор пишет, что у нее обострение, хотя на самом деле – ремиссия.

– Да, – уныло согласился Жирный.

– Ее поймают. Справятся у ее доктора. Тогда ей придется искать работу.

– Шерри никогда не станет искать работу, – с горечью проговорил Жирный.

– Ты ненавидишь эту девушку, – сказал Морис. – И, что еще хуже, не уважаешь. Она просто бездельница. Мошенница высшего класса. Обдирает тебя как липку – и эмоционально, и финансово. Ты ее кормишь, а она еще и получает пособие. Рэкет, раковый рэкет. А ты лопух. Ты в Бога веришь? – неожиданно спросил он.

Судя по вопросу, можно понять, что Жирный не слишком распространялся о своей связи с Богом на психотерапевтических сеансах Мориса. Не очень–то хотелось обратно в Северное отделение.

– В некотором смысле, – сказал он. Но лгать на эту тему Лошадник не мог, так что продолжил: – У меня собственная концепция Бога. Она основана на моих собственных… – Жирный помедлил, думая, как избежать ловушки, образованной этими словами, – …мыслях.

– Это для тебя очень трепетная тема? – поинтересовался Морис.