Страница 3 из 8
Так вот знайте: для этого совершенно не обязательно быть принцем. Можно быть просто рядовым служащим недорогого отеля, но влюбиться настолько сильно…
Словом, пообщавшись недолго со Светой на солнечной Мальте, Майкл страшно затосковал, когда она уехала в свою холодную Сибирь. Он звонил ей каждый день, посылал страстные письма по электронной почте. И наконец, собрав все накопленные деньги, купил билет в Нижневартовск.
Как вы догадываетесь, в этот весьма уважаемый сибирский город самолеты с Мальты не летают. Поэтому ему предстояло сделать еще две пересадки – в Москве и в Тюмени.
Помните вы эти сказки? В них судьба подбрасывает препятствия для влюбленных принцев, чтобы проверить силу их чувств. А чем наш Майкл хуже принца? И судьба приготовила ему препятствие за препятствием.
Началось с того, что в Москве отменили рейс на Тюмень. Надолго ли отменили, когда будет следующий? Все это бедный мальтиец понять не мог, потому что русского он не знал. Знал английский, и считал, что в любом аэропорту он сможет контактировать со служащими. Однако девушка за стойкой информации по-английски не говорила (время было ночное, возможно, англоговорящие сотрудники уже спали). Майкл стоял в полной растерянности.
Но ведь принцы потому и герои, что умны и сообразительны. Он догадался позвонить по своему мобильнику Свете, потом передал трубку девушке из службы информации. Та, с трудом различая голос из далекого Нижневартовска, сообщила новое время отправления самолета в Тюмень. Потом передала мобильник Майклу. Словом, вылетел он из Москвы. Правда, в Тюмени ситуация повторилась, но это уже было не так драматично.
А потом произошла, тоже как в сказке, встреча с морозом (в Мальте температура не опускается ниже пятнадцати, изредка десяти градусов тепла), потом со снегом – Майкл никогда раньше его не видел.
– А когда я заметил Свету в меховой шубке, в окружении снежинок, я подумал, что так она еще красивее, чем в ореоле солнца. – Мужчина замолкает, снова переживая тот блаженный момент. Потом продолжает без моих вопросов: – Вы слышали ее голос? Такой нежный, мелодичный. А видели, как она двигается? Плавно, тихо, как кошка. Я могу за ней часами наблюдать.
Весь этот романтический захлеб я слушаю с неизбежным скептицизмом опытного человека и туг вдруг вспоминаю: это же было десять лет назад. Но Майкл внезапно закончил:
– Я и сейчас могу за ней часами наблюдать. Не устаю.
Свою любовь он подтверждает ежедневно. Вернувшись с ночного дежурства, сменяет жену: она как раз уходит в это время на работу, подбрасывая двоих детей в школу. А Майкл принимается за рутинные домашние дела: убирает квартиру, моет посуду, стирает белье в машине. И главное, готовит ужин. Последнее он делает вдохновенно.
– Можно, конечно, купить каких-нибудь полуфабрикатов. Но я хочу, чтобы еда была по-домашнему вкусной. Ведь это такое удовольствие – видеть, как все трое едят то, что им нравится.
Он говорит «все трое», но я-то вижу, куда он смотрит за столом: только на нее, на Свету.
Он приносит ей цветы, дарит подарки. И бесконечно объясняется в любви. Она смотрит на него как на ребенка, спокойно улыбается. На его ненасытное «Любишь?» ровно отвечает: «Люблю». Мне поначалу кажется, что Света слегка лукавит, не хочет его огорчать. Но, разговорившись с ней, понимаю, что ошиблась.
– Да люблю я его, люблю, – уверяет она меня. – Но я ведь сибирячка, а мы люди сдержанные, даже суровые. Может быть, и сильно чувствуем, а показать это не умеем.
И пока она это говорит, муж ее, не отрываясь, на нее смотрит. Любуется.
Янулла Качия
В детстве у меня была няня, душевная деревенская женщина. Иногда она делилась со мной своими планами – например, как перевезти в город племянницу. «Нечего ей в деревне делать, – говорила няня. – Не найдет она там себе ровню. Она ведь у нас такая ладная да складная».
Племянница нянина так в город и не переехала: нашла себе жениха в соседней деревне. Давно я не вспоминала няню, а тут вдруг всплыло это ее выражение: «ладная да складная». Оно очень подходило к Янулле, хозяйке дома, где я жила.
Взглянув на ее невысокую легкую фигурку, я удивилась: как она сумела в свои сорок сохранить гибкость и стройность двадцатилетней? А когда познакомилась с ней поближе, оценила ее поразительную способность так же по-молодому быстро и умело делать все, за что бы она ни бралась. Все у нее получалось наилучшим образом. Она вязала, плела кружева, мастерила кукол. Ее изделия – яркие, замысловатые, смешные – украшают комнаты во всем доме. Вначале я была уверена, что все эти вещи фабричные, так тщательно и аккуратно они сделаны.
А еще Янулла воспитывает двоих сыновей-школьников, получает грамоты за родительские заслуги. В школе ее хорошо знают: она одна из самых активных членов родительского совета. Нужно помочь учителю во время загородной прогулки? Приготовить сладости для детского утренника? Украсить школу к празднику? Она всегда готова. Ко всему, чем она занимается, Янулла относится серьезно, с почти профессиональной педантичностью.
Я часто вижу ее за компьютером. То она ищет рецепты блюд, то информацию о новейших стилях вязания. То, наоборот, древний способ плетения кружев. Но иногда на экране совсем другие тексты: «Как научить детей правильно молиться?», «Как подготовиться к конфирмации?», «Что нужно рассказывать о Христе?» Это не только для ее собственных детей. Еще и для маленьких прихожан церкви Стелла Марис – она там преподает в воскресной школе.
Янулла – глубоко религиозный человек. Я почему-то всегда считала, что слишком преданные религии люди должны быть сдержанные, может быть, даже слегла суровые. Янулла опрокинула это мое представление. Она всегда оживлена, шутливо настроена. Со своим мужем Андреем они любят друг друга подкалывать. Я не видела ее никогда в дурном настроении. Это естественно для человека, который окружен любовью, умеет быть в ладу с людьми, а главное, в гармонии с самим собой.
И вдруг Янулла мне говорит:
– Я настрадалась от своего комплекса неполноценности.
Я от неожиданности даже выронила ручку, которой записывала наше с ней интервью. Какой такой комплекс? Она же у нас ведь такая «ладная да складная»…
– Это началось еще в Англии. Мы там оказались с отцом, который служил в Британской армии. У меня был ужасный мальтийский акцент, а еще эти волосы. И эта фамилия.
Ее черные жесткие волосы спутанной копной возвышались надо лбом. Как и у большинства мальтиек, они завивались в мелкие тугие колечки. А когда мама пыталась расчесать их гребнем, упорно торчали во все стороны, как у дикобраза.
Что же касается фамилии – Маниколло, такой естественной на ее родине, то здесь, на чужой земле, она казалось почему-то очень смешной. Дети дразнили ее: «Янулла Маникулла», смеялись над ее торчащими волосами и, конечно, вызвали у нее комплекс неполноценности.
Она мечтала вернуться домой, где и ее выговор, и волосы, и имя будут вполне естественны. Однако, когда семья вернулась в их родной дом в Слиме, обнаружилось, что девочка опять не как все. На этот раз проблема оказалась серьезнее.
Программа британской школы, где несколько лет училась Янулла, сильно отличалась от мальтийской. Многие знания тут оказались ни к чему, а те, что давно усвоили ее одноклассники, были ей неизвестны. И опять она попала в разряд изгоев. Над ней, правда, уже не смеялись, но и дружить не спешили.
– Если бы вы видели меня тогда, – вспоминает Янулла со вздохом. – Я была очень-очень застенчива. Стеснялась спросить учителя, если что-то не понимала. И старалась как можно больше молчать, только бы на меня не обращали внимания. Особенно тяжело было общаться с незнакомыми людьми.
Однажды она сказала отцу, что хотела бы стать юристом. Отец решил посоветоваться со своим знакомым адвокатом. Тот взглянул на робкую девочку, которая еле слышно выговаривала слова, и рассмеялся:
– Ну, какой из нее юрист? Она даже говорить толком не умеет.
– Я окончательно замкнулась, ушла в себя. И прочно уверовала: я типичная неудачница, не будет мне в жизни счастья.