Чушь собачья (сборник)

– Действительно, кто? – отозвалась я. – Но что, собственно, думать? Вы видели, как Токмаков орудовал этим ножом в тот роковой вечер?

– Никто не видел, милая, никто! – горячо заговорила Софья Андреевна. – В том-то все и дело. Почему все и удивились. Вечером-то эти двое ругались – это все слышали. А потом все разошлись по дачам, и до самого утра было тихо.

– Совсем-совсем тихо? – уточнила я.

– Ну, я-то вообще ничего такого не слышала, – неуверенно сказала Софья Андреевна. – Лисицын Федор Ильич вроде слышал, как залаяла собака ночью, но сразу перестала. Он и значения не придал, а утром глянул через забор – собака в траве лежит, мертвая. Федору Ильичу любопытно стало, он решил поглядеть, не случилось ли чего. Перелез через забор – у него дача рядом…

– Постойте! – сказала я. – Так это Лисицын труп обнаружил? Он сейчас здесь?

– Здесь, милая! – вздохнула Софья Андреевна. – Страшно, конечно, после всего этого, но нам, пенсионерам, куда деваться? Дачу не бросишь – самый сезон!

– Софья Андреевна! – решительно сказала я. – Проводите меня к Лисицыну. Мне обязательно нужно побеседовать с этим человеком!

Глава 5

Лисицын оказался благообразным, совершенно седым, но еще весьма бодрым человеком лет шестидесяти пяти. Когда мы с Софьей Андреевной зашли в калитку, он возился в сарае, служившем ему, по-видимому, мастерской. Оттуда доносился звон металла и скрежет напильника. На зов Софьи Андреевны он откликнулся сразу и вышел из сарая с двуручной пилой в руках, щурясь от яркого солнца.

– Добрый день, Федор Ильич! – затараторила моя спутница. – Все в трудах и заботах? А мы вот вам мешать пришли. Не прогоните?

– Добрый день! – приветливо сказал хозяин, отставляя пилу в сторону и направляясь к нам. – Что ж вы такое говорите? Как можно прогнать таких очаровательных женщин? Не только не прогоню, а даже угощу! У меня осталось немного прошлогоднего вина.

Несмотря на возраст, он выглядел легким в движениях, а под распахнутой голубой рубахой были видны жесткие бугры мышц, обтянутые загорелой кожей. На лице, покрытом крупными морщинами, сохранялось постоянное доброжелательное выражение.

Софья Андреевна представила меня, и Федор Ильич тут же радостно объявил:

– А я ведь вашу газету читал! Нет, в самом деле, читал! Как сейчас помню, жуть какая-то – мальчику отрезали голову… или наоборот, что ли?

Софья Андреевна ахнула и с ужасом посмотрела на него.

Мне никакой мальчик на память не приходил, но на всякий случай я улыбнулась Федору Ильичу ободряюще. Он удовлетворенно покивал головой и повел нас к себе на веранду.

Там он усадил нас за стол и, не слушая никаких возражений, отправился за вином. Вернулся он быстро с двумя чистыми стаканами и трехлитровой банкой, в которой плескался прозрачный рубиновый огонь.

– Это из малины, – строго объявил Федор Ильич, разливая огонь по стаканам. – Урожай прошлого года. Прошу продегустировать!

У меня не хватило духу отказаться, но, отведав вина, я не пожалела об этом. Оно было терпким, необычайно вкусным и пахло летним садом.

– Великолепно! – сказала я абсолютно искренне.

Федор Ильич был чрезвычайно доволен. Поэтому дальнейшая беседа протекала без малейших затруднений. Хозяин охотно ответил на все интересующие меня вопросы.

– Верно, собака ночью шебуршилась! – подтвердил он. – Рычала и даже тявкнула раза два… А потом будто подавилась, и стало тихо. Спал я в ту ночь крепко, честно скажу, но, думаю, если бы у соседа была драка, я бы услышал. У стариков сон чуткий. Значит, драки никакой не было. А из этого я заключаю, что Токмаков никак его убить не мог!

– А ты знаешь, Федор Ильич, сейчас на даче у Любовь Георгиевны чего нашли? – торжествующе сказала Софья Андреевна. – Представь себе, нож – и весь в крови!

Лисицын посмотрел на соседку строго и внимательно.

– Ничего это не значит – нож! – презрительно заявил он. – Нож кто угодно подбросить мог. А Токмаков не убивал – и точка!

– Почему вы так думаете, Федор Ильич? – спросила я.

– Ну, посудите сами, Ольга Юрьевна! – степенно заговорил Лисицын. – Токмаков в ту ночь совсем хороший был. Я его видал – совсем никакой! Так ответьте мне, каким образом он в таком состоянии мог без всякого шума зарезать здорового мужика да еще и злобного кобеля в придачу? А, не можете ответить!

– Однако следствие придерживается, кажется, противоположного мнения?

– А что следствие? – скептически заметил Федор Ильич. – У них свои заморочки. Сроки, отчеты, рапорта по начальству… Они люди казенные. А я, когда утром во двор к Порошкову заглянул, сразу понял, что гости побывали. А уж когда в дом зашел…

– Расскажите, пожалуйста, подробнее, – попросила я.

– Да что рассказывать! – махнул рукой Лисицын. – Любопытство подвело! У меня в конце двора емкость с водой стоит, впритык к забору. Ну, я поутру на эту емкость залез и к соседу заглянул – предчувствие у меня какое-то было. Смотрю, собака в траве валяется и калитка вроде не заперта. Что собака неживая, я сразу понял. А вдруг, думаю, что и с соседом случилось? Взял для храбрости с собой топор и туда!

– И как у тебя, Федор Ильич, духу хватило! – с упреком сказала Софья Андреевна.

– Сам не знаю, – ответил Лисицын. – Говорю же, наитие какое-то было. Так, представьте себе, у собаки горло было пополам перехвачено – одним махом! И вы скажете, что интеллигент, лицо творческой профессии на такое способен? Да никогда!.. А сам Гаврилов? Когда я в дом заглянул, он в дальней комнате лежал. Глаза в потолок, а на груди – маленькое пятнышко крови, и более ничего. То есть один взмах кинжала – и дух вон. Говорю вам, мастер работал! И мало того, что он убил, он чего-то в доме искал! Все там было перевернуто вверх дном. Милиция вроде это расценила как следы борьбы. Да какая там борьба! Не борец был покойник. Потому и собаку у себя держал. Только не помогло ему ничего.

– Значит, вы, Федор Ильич, подозреваете, что это сделал кто-то посторонний? – спросила я. – Кто же это мог быть? Может быть, вы замечали, кто навещал Гаврилова?

– Наверное, кто-нибудь навещал, – ответил Лисицын. – Но я этого не видел. По ночам иной раз что-то слышал – калитка стукнет, собака залает, голоса какие-то… Но точно ничего сказать не могу. Кто-то бывал, а кто – не знаю.

– Следователю об этом сообщили? – поинтересовалась я.

– А как же! Скрывать мне нечего, – рассудительно ответил Федор Ильич. – Но это дело темное. Пока в нем разберутся, намучается Валерий Сергеевич. В тюрьме всегда не сахар, а нынче особенно.

– Постойте, – сказала я. – Но кто-то ведь мог видеть людей, приходивших к Гаврилову? Или, во всяком случае, одного человека? Ведь кто-то должен был предоставить Гаврилову ключ от чужой дачи?

– Это вы верно сказали, – согласился Лисицын. – Порошкова-то, чья дача, я знавал лично. Но он сюда да-авно носа не показывает. А вот кому он поручил наблюдать за хозяйством – не скажу. Вроде появлялся тут пару лет назад молодой человек, но я даже пообщаться с ним не сумел. Как появился, так и исчез.

– А кто все видеть мог, я вам уже говорила! – вдруг вмешалась Софья Андреевна. – Вы бы к ней наведались, Ольга Юрьевна!

– Мисс Марпл? Точно-точно! – заулыбался Лисицын. – Эта уж вас заговорит. Расскажет и что было, и чего не было! – И тут же, заметив, что мой стакан уже пуст, поспешно поднялся из-за стола. – Еще винца, Ольга Юрьевна?

– Нет, благодарю вас, – сказала я, тоже вставая. – Напиток просто божественный, нектар! Но, к сожалению, мне надо идти. Как и вы, придерживаюсь мнения, что Токмаков пострадал незаслуженно. Но это нужно еще доказать. А к вам обязательно загляну как-нибудь!

– Ага, заходите, – радушно предложил хозяин, провожая меня до калитки. – Через пару недель я угощу вас вином из нового урожая. Такого вы еще не пробовали!

Потом он вернулся на веранду к Софье Андреевне, где они, видимо, продолжили дегустацию прошлогоднего урожая, а я отправилась на свидание с местной мисс Марпл.