Страница 3 из 80
Когда поезд привез их в Монтлюэль, было уже темно. Мари испытывала некоторую тревогу, впрочем незнакомец держался настолько уверенно и просто, что ее тревога улетучилась. Они шли по огромному полю, мужчина нес на плече ее корзину и всю дорогу описывал ей прелести предстоящей работы. Так они дошли до деревянного моста через овраг. Здесь незнакомец попросил Мари подождать несколько минут, а сам перешел мост и скрылся в кустах. Девушка вполне резонно подумала, что ее спутник отправился по малой нужде и со спокойной душой уселась на траву.
Тем временем незнакомец, как только кусты скрыли его от постороннего взора, извлек из кармана брюк длинную веревку с петлей на конце и, намотав ее на руку, отправился в обход оврага. Пройдя несколько метров, он очутился за спиной у безмятежно сидевшей девушки. Осторожно ступая, незнакомец стал медленно приближаться, когда до нее оставалось несколько шагов, он размахнулся и бросил свой аркан. Однако сделал он это не удачно, и девушка, услышав за спиной шум, повернулась всем корпусом назад. В результате петля только скользнула по ее плечу. Незнакомец бросился на Мари, пытаясь повалить ее на землю, но девушка проявила чудеса ловкости, сумела вырваться и бросилась бежать. Она бежала так быстро, что незнакомец скоро отстал от нее на несколько шагов. Этого расстояния ей хватило, чтобы вскоре и вовсе скрыться из поля его зрения. Она выбежала на железнодорожные пути, перелезла через невысокую изгородь и бросилась к первому же стоявшему поблизости дому.
Рассказ Мари Пишон был абсолютно идентичен тем рассказам, что на протяжении шести лет полиция выслушивала от других девушек. И везде фигурировал мужчина с изуродованным лицом. Но только после истории с Мари Пишон комиссар лионской полиции решил наконец провести тщательное расследование случившегося. На ноги были подняты не только значительные силы жандармов, но и местные жители. Несколько десятков человек прочесали местность возле моста, где девушка подверглась нападению, пытаясь найти хоть какие-нибудь следы преступника. Вскоре одна из поисковых групп очутилась в окрестностях общины Даньо. Местные жители сообщили, что в их общине есть одна подозрительная пара — супружеская чета Дюмойяров. Причем глава семейства Мартин Дюмойяр внешне не очень приятен: у него шрам на лице и большая опухоль на верхней губе. Это обстоятельство заинтересовало полицию, которая тут же задержала подозрительную пару.
В ходе первого же допроса стало ясно, что супруги Дюмойяр говорят неправду. Видимо, арест явился для них полной неожиданностью, и они так и не сумели заранее договориться о том, как себя вести в подобной ситуации. На вопрос о том, что они делали 26 мая, в день нападения на Мари Пишон, оба начали давать абсолютно различные показания.
Тем временем тщательный обыск в доме Дюмойяров дал весьма неожиданные результаты. Было обнаружено огромное количество всевозможного женского белья самых разных размеров, в частности: 71 носовой платок, 67 пар чулок, 38 шляпок, 10 корсетов и т. д. Всего же насчитали 1056 предметов женского туалета. Когда об этом спросили жену Дюмойяра, та не сумела дать вразумительного ответа, почему в ее гардеробе такое количество добра, большая часть которого не подходила ей по размеру.
Развязка этой истории наступила, когда в полицию прибыла Мари Пишон и ее ввели в комнату, где находился Мартин Дюмойяр. Девушка опознала в нем того человека, который напал на нее возле моста. С этого момента полиция не сомневалась в том, что перед нею охотник на молоденьких служанок.
В ходе следствия полиция проверила возможную причастность Дюмойяра к бесследному исчезновению нескольких девушек, служивших как в Лионе, так и в его окрестностях. Сам Дюмойяр на все вопросы отвечал одно и то же: ничего, мол, не знаю. Но тут в дело вмешалась его супруга.
Во время одного из допросов следователь сообщил ей, что ее муж во всем сознался. Уставшая от многочисленных изнурительных допросов женщина поверила и тут же рассказала о том, что одну из своих жертв ее муж закопал в лесу близ Монмэна. Полицейские выехали к указанному месту и действительно обнаружили там человеческий скелет с раздробленным черепом.
Но Мартин Дюмойяр был слишком хитер, чтобы так просто подставить свою голову под топор палача. Как только следователь предъявил ему обвинение в этом убийстве, Дюмойяр согласился с тем, что он действительно закопал труп в лесу, однако убивал девушку не он. Он поведал душещипательную историю о том, как двое незнакомых ему людей, пригрозив убийством ему и его жене, заставляли его прятать тела молодых девушек, которых эти неизвестные выслеживали, насиловали и убивали. За эту работу «могильщика» Дюмойяр получал вещи убитых.
Полиция не поверила в россказни Дюмойяра и продолжила поиски свидетелей, которые помогли бы уличить его. И таких свидетелей за восемь месяцев следствия было обнаружено около 70 человек. По их показаниям, в лесу в Монтмоэле было найдено еще несколько трупов женщин. И вновь активную помощь в деле розыска погибших оказала супруга Дюмойяра. В сущности это была глубоко несчастная, психически больная женщина. Брак с этим человеком не принес ей радости, а в последние годы и вовсе превратился в ад. Дюмойяр часто бывал агрессивен, избивал жену, иногда насиловал. И лишь в те моменты, когда он возвращался домой после «охоты» на служанок, его агрессия проходила. Он был на удивление добр, мягок и дарил своей супруге вещи убитых им женщин. Он любил рассказывать жене о своих похождениях и особенно смаковал детали убийств. Постепенно эти рассказы настолько захватили его супругу, что она порой просила мужа пересказывать ей их вновь и вновь. В их доме это стало чем-то вроде ритуала, который скрашивал их скучные совместные вечера.
Суд на убийцей служанок состоялся в городе Бурже 29 января 1862 года. Он длился не один день и в конце концов привел к закономерному результату: Мартин Дюмойяр был приговорен к смертной казни, его супруга получила 20 лет каторжных работ. Через месяц, в марте 1862 года, на одной из площадей Бурже топор палача опустился на шею Дюмойяра. В толпе многочисленных зевак не нашлось ни одного сочувствующего ему человека.
Герои-бандиты (1850–1921)
В середине 19-го века, в разгар промышленной революции, в большинстве стран Западной Европы кривая преступности стала неуклонно расти. Во Франции в период с 1840 по 1886 год преступность подскочила на 130 процентов, а в Германии с 1895 по 1905 — на 65,5 процента. Однако европейская преступность того времени не шла ни в какое сравнение с тем, что происходило в Соединенных Штатах Америки, где насилие стало привычным элементом общественного развития. Как писал влиятельный журнал «Тайм» в апреле 1981 года, "Соединенные Штаты Америки родились в атмосфере насилия. Их мифы связаны с завоеванием новых рубежей, когда царствовал тот, кто быстрее стрелял, и когда судьба любого человека находилась в его руках…"
"Завоевание новых рубежей" началось в США с 1820 года, когда конгресс принял чрезвычайно льготный для переселенцев закон, согласно которому акр земли стоил один доллар двадцать пять центов, а минимальный размер продаваемого участка был снижен со 160 до 80 акров. С этого момента тысячи переселенцев двинулись на необжитой Запад. Это была многоязычная, разноплеменная масса людей, состоявшая из англичан, голландцев, немцев, ирландцев, шотландцев и других народностей, которые так и не нашли счастья у себя на родине. В большинстве своем это были люди среднего достатка, скромные и глубоко религиозные. Они ехали на Запад целыми семьями и прекрасно понимали, что только сообща, объединившись, смогут преодолеть все трудности и препятствия, поджидавшие их на этом нелегком пути.
Была среди этих переселенцев и особая прослойка людей, которых можно смело назвать авантюристами. Для этих, в основном молодых людей, не обремененных семейными или национальными связями, без твердых нравственных устоев и религиозной морали, путешествие на Запад стало чем-то вроде увеселительной прогулки, во время которой все выпадавшие на их долю опасности принимались как должное, и даже более того — они возбуждали лучше всякого наркотика. Именно благодаря подобного рода авантюристам вся эта территория и получила впоследствии название "Дикий Запад", что было связано не с природными особенностями этих мест, а с жестокостью царивших там нравов.