Страница 51 из 70
Король помолчал, пару раз пройдя по кабинету - от стола к окну.
-- Даже если и так, что с того? -- пожал плечами Генрих. -- Я не могу обвинить кузена.
Шико улыбнулся.
-- Конечно, нет, сир. Но что, если бы о правосудии просила не принцесса Камбрези, а герцог Анжуйский? Анжу и Турень имеют общую границу...
-- К чему ты ведешь, шут?
-- Только к тому, что принц Релинген будет не слишком любить вашего брата, если обвинение доставит ему неприятности.
-- Какие неприятности могут грозить принцу? -- усмехнулся Генрих.
-- Простите, сир, но разве казнь его любимчика не достаточная неприятность? В конце концов, убийство было совершено ради него, значит, ему и отвечать, -- немедленно отозвался Шико.
Король рассмеялся.
-- Сразу видно, что вы дурак, господин шут, это каким образом я смогу отправить на эшафот Бретея, если он находится в Турени? Это ничуть не легче, чем арестовать в Тулузе Дамвиля, -- вспомнил его величество конфуз двухлетней давности.
-- Да, если отправить людей в Турень, -- согласился шут, -- но арестовать Бретея в Париже совсем просто. Подумайте, сир, Бретей офицер и вы вольны в любой момент вручить ему новое предписание. Разве он не обязан подчиняться? Как только он явится в Лувр, он будет арестован и отправлен в Бастилию. Бретей полжизни крал чужие письма и водил дружбу с самыми подозрительными людьми. Никто в Лувре не удивится предъявленным ему обвинениям. Вашим судьям не составит труда получить от него признательные показания и отправить на Гревскую площадь.
-- И тогда Релинген возненавидит Франсуа, -- с удовольствием договорил король. -- И союз между ними станет невозможным.
-- Не только между ними, сир, -- поправил Шико. -- Принц Релинген имеет влияние на короля Наваррского, значит, на юге Франсуа тоже не поздоровится.
Генрих еще раз прошел от окна к столу.
-- Мысль неплохая, -- наконец-то, выговорил он, -- но что, если кузен заподозрит подвох?
-- Не думаю, сир. Никто во всей Франции не подозревает принца, ведь никто не знает его так, как я. Полагаю, он давно забыл об опасностях. Риск невелик, а выигрыш огромен.
-- Спокойствие французского королевства, -- прошептал король.
Когда полковник де Саше прочитал приказ, обязывающий его явиться в Лувр не позднее 10 октября, дабы получить новое предписание, он чуть не застонал. Сейчас участие в гражданской войне показалось молодому человеку особенно отвратительным, а необходимость покидать Турень -- ужасной. Александр предпочитал подать в отставку, однако прежде чем предпринимать подобные действия следовало поговорить с другом.
-- Ваше высочество... -- потерянно проговорил полковник, сжимая в руках две бумаги, приказ короля и прошение об отставке, -- я прошу вас подписать...
-- Смерть Христова, Александр, какое еще "высочество"? Вы бы меня еще губернатором назвали. Вообще-то вы в большей степени губернатор Турени, чем я. Что случилось?!
-- Кажется, меня отсылают в армию, -- вздохнул граф де Саше. -- Вот, -- молодой человек протянул другу обе бумаги, и Жорж-Мишель принялся читать. Первым на глаза принца попалось прошение об отставке -- эту бумагу Жорж-Мишель аккуратно разорвал и швырнул в камин. Приказ короля заставил задуматься. Насколько знал его высочество, ни гугеноты, ни лигисты не собирались сейчас воевать, и значит, причина вызова могла быть одна - его величество вновь хотел завлечь графа де Саше в число своих друзей. Второй отказ полковника мог иметь непредсказуемые последствия -- в лучшем случае ссылку или Бастилию, в худшем -- кинжал в спине.
-- Забудьте об этом приказе, Александр, я сам объясню его величеству, почему вы не будете в числе его людей.
Лицо полковника вспыхнуло:
-- Вы полагаете, он опять?!.
-- Судите сами, -- с сочувствием глядя на друга, ответил Жорж-Мишель, -- письмо от начала и до конца написано рукою Генриха -- его почерк я не спутаю ни с чем. На приказе даже нет визы его секретарей. Не думаете же вы, что Генрих помнит по именам всех полковников и лично решает их дела? Нет, дело в ином...
-- Да что же он никак не успокоится... -- с тоской проговорил Александр.
-- Забудьте о короле, мой друг. Занимайтесь женой, Туренью, обскурой, а с Генрихом я объяснюсь сам. Будьте уверены, он навсегда забудет о своих мечтах. Я умею быть убедительным.
Полагая, что со всеми людьми надо говорить на понятном им языке, Жорж-Мишель собрался в дорогу с такой многочисленной и блестящей свитой, что само ее присутствие должно было избавить короля от искушения проявить неблагоразумие. Истины, которые собирался внушить Генриху де Валуа Жорж-Мишель, были не самыми приятными, но вооруженная свита должна была заставить короля безропотно принять горькое лекарство.
Узнав, что вместо графа де Саше в Париж явился принц Релинген, король Генрих набросился на Шико:
-- Теперь ты видишь, дурак, чего стоят твои советы? Кузен что-то заподозрил.
-- Может, это и к лучшему, сир? - попытался оправдаться шут. -- Теперь он сможет лично убедиться, что жалобу на Бретея подал ваш брат.
-- Ты предлагаешь...
-- Устроить небольшое представление наподобие итальянских фарсов и навсегда рассорить вашего брата и Релингена, -- Шико выразительно помахал воображаемой погремушкой.
Король улыбнулся. Ему предстоял спектакль, и он не без основания полагал, что в комедиантстве искушен много больше, чем Жорж Релинген. Оставалось внести смятение в ряды противника и нанести удар. У кузена Жоржа не было ни малейшего шанса.
Первый, кого увидел в приемной короля принц Релинген, был королевский шут Шико. Низко склонившись перед бывшим сеньором, господин Лангларе почтительно сообщил, что его величество будет рад принять кузена, как только освободится от беседы с братом. Жорж-Мишель небрежно кивнул. Не прошло и пяти минут, как дверь королевского кабинета распахнулась, и на пороге появились оба Валуа. Король Генрих обнял брата и торжественно провозгласил:
-- Идите, Франсуа, и ни о чем не беспокойтесь. Ваши нужны всегда найдут дорогу к моему сердцу, обещаю вам.
Растерянный от неожиданного проявления братских чувств, Франсуа не успел ни отстраниться от объятий Генриха, ни что-либо сказать. Оставалось только поклониться королю и удалиться. Довольный разыгранным спектаклем, его величество обвел умильным взглядом прихожую и заметил принца Релинген. Его лицо просветлело:
-- Дорогой кузен! -- с той же нежной заботой, с которой разговаривал с Франсуа, провозгласил король. - Я счастлив вас видеть, проходите, -- и он гостеприимно указал принцу на кабинет.
Ничуть не менее ошеломленный этой нежностью, чем Франсуа, Жорж-Мишель с некоторой опаской подумал, а не собирается ли его величество предложить свою дружбу и любовь еще и ему. Учитывая почти двадцатилетнее знакомство кузенов, последнее было странно, однако другим предположением, объяснявшим поведение короля, могла быть лишь подготовка к очередному покаянному шествию, а по расчетам принца для покаянных шествий было еще рано.
Жорж-Мишель прошел в кабинет короля, решив, что выяснит все на месте. Его величество незаметно подмигнул Шико, и королевский шут тенью скользнул в кабинет вслед за принцем.
-- Дорогой кузен, -- мягко повторил король, -- а почему вы приехали один, без графа де Саше?
-- Послушай, Генрих, -- твердо произнес Жорж-Мишель, -- полковник де Саше сейчас на службе, у него дела. А когда он заканчивает дела, то отправляется к жене -- он образцовый семьянин и добрый христианин...
-- Добрый христианин? -- в голосе короля неожиданно прозвучал сарказм. -- Что за чушь вы несете, Релинген? Каким образом человек, поднявший руку на ближнего своего, может быть добрым христианином? Таких людей называют убийцами и карают по законам французского королевства.