Бронзовый топор

Разведчик отвернулся, чтобы скрыть усмешку. Бедный Сильво! Ему придется сунуть свой уродливый нос в берлогу разъяренной медведицы… Впрочем, как и самому Блейду.

Глава 7

Блейд лежал в тени на мягкой траве, покрывая дно неглубокой ложбины, полускрытой ажурными листьями папоротника и стеблями вереска, усеянного розоватыми цветами. Лощина купалась в рассеянном зеленоватом свете; единственный солнечный луч, прорвавшийся сквозь нависшие ветви деревьев, дрожал в воздухе прозрачным сверкающим конусом.

Она стояла в этом потоке золотистого света, облаченная в белый плащ с малиновым пояском, с глубоко надвинутым капюшоном, и держала перед собой, словно святыню, золотой меч. Блейд не видел ее глаз, но знал, что она рассматривает его со странным интересом; он чувствовал, как под этим обжигающим взглядом в жилах начинает закипать кровь. Он ощущал невероятное возбуждение.

Это была верховная жрица друсов — та, что принесла в жертву девушку на поляне в дубовой роще, — и Блейд произнес ее имя, словно всегда знал его:

— Друзилла! Иди ко мне!

Медленно склонив голову, она воткнула золотой меч в землю и отбросила назад капюшон. У Блейда остановилось дыхание. Ее руки плавно простирались к нему, она двинулась вперед и луч солнца, падавший сверху, покорно скользнул следом. Волосы ее завитками обрамляли лицо с узким изящным подбородком и белоснежной кожей, алые губы были полураскрыты, глаза сияли темным золотом. Белый плащ облегал тело, не скрывая, но подчеркивая его формы. Блейд видел, как колышатся, словно танцуя, ее груди — каждая в своем ритме; как струятся, подобно морским волнам, ее бедра, как плывут над зеленым ковром травы округлые колени, взбивая тонкую ткань.

Она замерла, склонившись над ним, положив ладонь на единственную застежку плаща — небольшой металлический диск над грудью, у самого горла.

— Откуда ты знаешь мое имя? — Голос ее звучал как перезвон волшебных колокольчиков, глубокий, дразнящий.

Неистово, страстно желая ее, Блейд протянул руку и шепнул:

— Не понимаю… Я просто знаю его… Но молчи, молчи! И ляг рядом, здесь… со мной…

Ее янтарные глаза обжигали его, тонкие пальцы играли с застежкой плаща, скрывавшего тайну. Она покачала головой:

— Нет, Блейд… не сейчас… время еще не пришло. Но я не отвергаю тебя, герой… — Алые губы раскрылись в улыбке. — Ты желаешь вкусить райское блаженство, Блейд? Хочешь увидеть сокровища, которыми однажды будешь обладать? Скажи — и это исполнится!

Он застонал.

— Я жажду — а ты предлагаешь мне только обещания! Как жестоко, Друзилла!

Ее ответная улыбка таила насмешку. Ему показалось, что зубы ее вдруг стали длиннее, челюсти чуть вытянулись вперед; и хотя склонившееся над ним лицо оставалось чарующим, прелесть ее была теперь сродни красоте хищного зверя. Она опустилась на колени и распахнула плащ, позволив ему коснуться грудей — нежных, с полупрозрачной кожей, розовым ореолом вокруг сосков, белых, как молоко, и твердых, как мрамор.

Строфа баллады всплыла в его памяти — la belle dame sans meuci… Он повторил вслух эту фразу. Дама прекрасная, жестокосердная… И слова, и язык были смутно знакомыми, но он не мог вспомнить их тайный смысл. Он ласкал ее груди, удивляясь, почему они источают такой холод…

Она склонялась все ниже и ниже, полуприкрыв янтарные глаза… Губы ее шевельнулись и тихий стон сорвался с них:

— Облегчи меня, Блейд… Груди мои тяжелы от молока кровавых грехов… Испей его, прими на себя половину… Для двоих эта ноша станет легче…

Розовый сосок вдруг оказался в его губах, холодный и твердый как камень… сосок, источавший горечь, которую он не мог глотнуть. Ужас овладел им, ужас и страстное желание; он застонал, содрогаясь, и…

— Хозяин! Хозяин, проснись! Твои проклятые вопли все погубят… нас изловят, не пройдет и часа. Проснись, хозяин, и заткнись, если дорожишь нашими шкурами!

Ричард Блейд перекатился на бок и уставился на Сильво. Не было ни лощины, залитой зеленоватым сиянием, ни дьявольского, но такого манящего лица жрицы. Рядом тянулась тропа через болото — узкая полоска грязи над ржавой водой, стиснутая стенами высокого тростника и увенчанная тусклым пасмурным небом. Болотные птицы серыми стрелами мелькали над головой, три лошади неподалеку щипали горьковатую болотную траву, недовольно пофыркивая.

Блейд протер заспанные глаза и пригладил ладонью волосы, в очередной раз поразившись, насколько грязные у него пальцы. Вначале дела их шли неплохо, отвлекающий маневр Сильво сработал, и он без помех вынес Талин из дома королевы. Однако все остальное было настолько беспорядочной и поспешной импровизацией, что Блейд едва не впал в отчаяние.

И все же им удалось выбраться из Сарум Вила — после того, как разведчик прикончил двух солдат, а Сильво оставил свой нож в животе третьего, — и каким-то образом, в темноте и тумане, найти в болоте тропинку, которая привела их сюда. Чудо, за которое Блейд не переставал благодарить судьбу.

Он потрогал подбородок — щетина уже начала курчавиться — и встал.

— Мне привиделся кошмар, — сказал он, ощущая смущение. — Я громко кричал?

Сильво, сидевший на корточках, скосил глаза и выпятил заячью губу.

— Достаточно громко, хозяин, чтобы поднять покойника. И если погоня близко, нам несдобровать. Луны нет, а то бы я подумал, что это она поразила тебя! — он задумчиво взглянул на небо. — Кто такая Друзилла, хозяин? Звучит знакомо, но вспомнить не могу.

Блейд шагнул в воду, чтобы справить малую нужду в стороне от дороги. Тростник скрывал его от спящей принцессы.

— Не знаю, — коротко бросил он — Видение, призрак — ничего больше. Что спрашивать с кошмарного сна? Да и незачем… Как там принцесса?

— Спит, будто младенец, — покачал головой Сильво, — но ни один здоровый ребенок не засыпает так глубоко. Думаю, хозяин, надо разбудить ее, иначе она никогда не откроет глаза по эту сторону владений матери Фригги.

Блейд подошел к куче тростника, покрытой малиновым плащом Хорсы, на котором лежала девушка. Длинные золотистокаштановые волосы спутались, лицо осунулось и побледнело, под запавшими глазами выделялись голубоватые полумесяцы. Лоб у нее был покрыт крупными каплями пота. Блейд опустился на колени и, послав проклятье Альвис, вытер испарину краем плаща.

Сильво, проверяя пальцем лезвие своего запасного ножа, задумчиво произнес.

Я мог бы сделать для нее питье, хозяин, — он бросил взгляд туда, где паслись лошади. — Тут полно всяких поганых трав… пожалуй, стоит попытаться. Ее вырвет и живот освободится от сонного зелья. Терять нечего; думаю, она уже умирает.

— Ты что, лекарь? — Блейд сверкнул глазами на слугу. — Откуда я знаю, не отравишь ли ты ее вконец?

Но Сильво уже занялся делом. Он сходил к лошадям и вернулся с небольшим бронзовым горшочком. Не глядя на Блейда, он буркнул:

— Когда я уверился, что ты победишь, то пошел в дом Хорсы и взял кое-какие вещи. Это не было воровством, Тунор видит, потому что все и так скоро стало бы твоим.

— Я знаю, — сухо кивнул Блейд. — Я провел в доме всего несколько минут, но понял, что его ограбили. Мы потолкуем об этом позже Ну, как там дела с питьем?

Сильво зачерпнул горшок воды и бросил в него пригоршню грязи. Затем накрошил пучок гнилой травы и отправил туда же, добавив щепоть коричневого порошка, который достал из красивого нового кошелька, висевшего на поясе. Затем слуга начал осматривать землю и шарить в камышах, держа нож наготове. Блейд с подозрением наблюдал за ним.

— Ага! — воскликнул Сильво, энергично ткнув ножом. Он вернулся к горшку; на лезвие была наколота дрыгавшая лапами жаба. Изрубив ее на части вместе с несколькими червями, он бросил эти ошметки в воду, как следует размешал и повернулся к Блейду, осклабившись во весь рот.

— Отличное питье, хозяин! Никто в Альбе не сможет сотворить большую мерзость, клянусь коленом Тунора! Оно даже лошадь заставит опорожниться!

— Мне очень хочется сначала испробовать его на тебе, — Блейд с подозрением покосился на горшок, потом пристально посмотрел на слугу. Действительно ли уродливая физиономия под запекшейся коркой грязи побледнела? Или ему только показалось?